Ополченец (СИ) - Бачурова Мила - Страница 11

Что мне понравилось в усадьбе Давыдова — все её обитатели признали во мне хозяина сразу, без малейшего сомнения. Трёх часов не прошло, а я тут уже распоряжаюсь, как у себя дома.

Данила исключением не являлся. Молча отложил топор и пошёл за мной. Увидев Мандеста с торчащим из груди кинжалом, сказал:

— Угу.

— Упал, — объяснил я. — Неосторожное обращение с оружием.

— Это мы понимаем, — кивнул Данила. — Ясное дело, что упал. А вот как этот прохиндей из чулана выбрался?

— Ну, так чулан, поди, не каземат, не под то строился.

— Ох ты ж. — Данила хлопнул себя по лбу. — Точно! Я и не подумал, что открыться сумеет. Надо было караулить, да? — Он виновато посмотрел на меня. — Не серчайте, ваше сиятельство!

Не похоже было, что смерть Мандеста Данилу огорчила. А вот моё возможное недовольство — вполне. Это, видимо, другое.

— Если бы надо было караулить, я бы так и сказал, — успокоил я. — Ты не виноват. Подумай лучше, куда его девать.

— Сейчас лопату принесу.

Глава 7

Мандеста мы закопали в овраге позади усадьбы. Работали вдвоём, управились быстро. Закончив, присели отдохнуть.

— Тама, в усадьбе, егойный лакей остался, — обеспокоенно сказал Данила.

— Ничего. Я скажу, что хозяин сбежал из-под замка. Не думаю, что после этого лакей надолго задержится.

— Это хорошо. Главное, чтобы у вас с того неприятностей не случилось.

— Не случится, не беспокойся… Слушай, Данила, — заинтересовался я. — Ты меня ещё утром знать не знал. А сейчас переживаешь. Труп закопать помог. Это как, вообще?

— А чего ж не помочь? Нешто лучше бы было, кабы этот гусь надутый в усадьбе хозяином стал? Покойный граф Алексей Михалыч его терпеть не могли. Лучше, говорили, всё имущество казне государевой отписать, только бы этому прохвосту не досталось. Да не успели, видать. А этот, как Алексей Михалыч помер, только что до потолка не запрыгал. Рожу скорбную изображает, а сам рад-радёшенек! Тьфу. И то, что усадьбу с молотка пустит, сразу сказал.

— Я про усадьбу вообще ничего не говорил, — напомнил я. — Может, тоже собираюсь с молотка пустить?

— Не, — решительно отмёл Данила.

— Почему это?

— Потому что доброго хозяина сразу видать.

— Это я-то добрый? — Я выразительно посмотрел в сторону закопанного Мандеста.

— А чего ж нет? Кабы вы не добрый были, так, поди, руки об этого прохвоста марать не стали бы. Это ведь он их сиятельство загубил? Верно я понял?

— Верно.

— Ну, вот. Были б вы побоязливее, так государеву службу вызвали бы. Урядника, или ещё кого. А у тех, пока суд да дело, этот, глядишь, откупился бы. А вы — раз! И теперь уж пускай от святых угодников откупается.

— Верно рассуждаешь, — похвалил я. — Такие люди нам нужны.

Данила горделиво приосанился.

* * *

Вернувшись в дом, я наткнулся на управляющего Тихоныча и тётку Наталью. Они о чём-то спорили.

— Что за кипиш? — спросил я.

— Ох, ваше сиятельство! Неужто разбудили?

— Не разбудили, сам проснулся. Прогуливался по окрестностям. Так что случилось, о чём базар?

— Одежу вам подбираем. Изволите взглянуть?

Меня отвели в гостиную, где на диванах и креслах, накрытых чехлами, была разложена одежда.

— Вот, — принялась показывать Наталья. — Изволите ли видеть — тут и рубашки, и камзолы, и чего только нет! И всё — почти не ношеное, их сиятельство из усадьбы редко выбирались. Почистить немного, и…

В воздухе стоял терпкий запах, аж на слезу пробило. Я, не удержавшись, чихнул.

— Оно нафталином пересыпано, — извиняющимся тоном сказала Наталья, — от моли. Но я Маруське прикажу на двор вытащить, мигом проветрится! Не сомневайтесь.

— Вот же дура баба, — вздохнул Тихоныч. — Ты на их сиятельство погляди, да на эту одежу! Вспомни, каким покойный барин был. Ихнее сиятельство и выше на голову, и в плечах ширше. Да к тому же, поди, одеться захотят по моде. Этим-то камзолам — сто лет в обед. Таких, небось, и в Поречье уже не носят, не то что в Смоленске. А ихнему сиятельству в Смоленск обязательно надо. С дворянским собранием познакомиться, с предводителем. С губернатором, опять же. Выглядеть нужно достойно.

Наталья упрямо упёрла руки в бока.

— Ничего! На спине распорю, да расставлю. А к рукавам можно кружево пришить. Никто и не заметит, что не новое.

Тихоныч скептически скривился.

Я взял с кресла первое, что подвернулось под руку. Рубашку из тонкой ткани, с пышным жабо и такими же пышными манжетами. Ткань когда-то была белой, но от времени слежалась и пожелтела.

О том, чтобы впихнуться в рубашку, не стоило и думать. Даже если бы выглядела получше, она была мне мала размера на четыре.

— А магазин далеко? — спросил я. Увидел непонимающие взгляды. Переформулировал вопрос: — Новую одежду где-то можно взять?

— Вот, об чём и речь! — Тихоныч всплеснул руками. — Я ж этой дуре и говорю, что не пожелаете вы в старье ходить. Что надобно в Поречье ехать! Там портные хорошие, не хуже смоленских. А она — перешью, подошью…

— Хорошая одежа-то, — упрямо повторила Наталья. — И не ношеная совсем.

— В сэконд-хэнд сдайте, — посоветовал я. — А до Поречья далеко? Это, я так понимаю, райцентр?

— Уездный город. Без малого сорок вёрст.

— Понял. Завтра утром смотаюсь. Кстати. Что там у барина с наличностью?

Тут Тихоныч и Наталья переглянулись.

— Та-ак, — вздохнул я. Снял чехол с ближайшего кресла и сел. — Рассказывайте.

Спустя полчаса путаных объяснений стало ясно, что наследовать мне, по сути, нечего. Усадьба, как и все принадлежащие графу деревни, были заложены ещё его матушкой. Чтобы свести концы с концами, граф периодически что-то перезакладывал, плюс получал от государя военную пенсию. На жизнь хватало. Но о том, чтобы выкупить усадьбу и земли из залога, речь не шла.

Деньги, которые их сиятельство выдавал Наталье на хозяйство, плюс те, что нашлись у барина в кошельке, были потрачены на похороны и закупку продуктов для поминок. Где взять ещё денег, Тихоныч и Наталья не имели представления. Почему, собственно, и возникло предложение перешить на меня старую одежду графа.

Тихоныч считал, что мне известно что-то, неизвестное им двоим, и деньги на обновление гардероба я каким-то образом изыщу. Наталья придерживалась более пессимистичной позиции.

— То есть, если я правильно понял, у графа нет ни копейки? — уточнил я.

— Всё на хозяйство потратила, — виновато пробормотала Наталья. — Продуктов купила самых наилучших, поминки справить! Думаю — всё равно наследник добро хозяйское распродаст. А так хоть проводить их сиятельство, как полагается.

— Своё-то жалованье взяла?

Наталья отвела глаза.

— Не брала. Много ли мне надо? На всем готовом живу.

— А ты? — Я посмотрел на Тихоныча.

Тот покачал головой.

— Их сиятельство жалованье нам выплачивали, когда сами пенсию получат. Я ни о чём таком и не подумал.

— Я смотрю, думать тут у вас в принципе не очень принято. А Мандест — что же? Не знал, что дядюшка кругом в долгах?

Я оглядел гостиную. Шторы, покрытые пылью, рассохшийся паркет, пожелтевшие чехлы на мебели.

— Не знал, конечно. Кто ж ему, ироду, скажет?

Действительно. Зачем говорить? Подумаешь, не утерпит племянничек, да траванёт дядюшку — в расчёте на наследство…

Н-да. Зашибись счастье привалило. Хотя, с другой стороны, пока коллекторы в дверь не стучат, пространства для маневров — жопой жуй. Разберемся.

— Со жратвой, я так понимаю, проблем у нас нет?

— Нет, — подтвердила тётка Наталья.

— И то ладно.

Я поднялся.

— Я, ваше сиятельство, распорядилась баньку истопить! Готова уже.

— Тоже хорошо. Спасибо.

— Стало быть, попаритесь, а после — ужинать? — Тётка Наталья оживала на глазах. Кажется, сама мысль о том, чтобы кого-то накормить, приводила её в хорошее настроение.

— Отличный план. Где, говоришь, банька? — Я направился к двери.