Ранчо "Счастливое сердце" (ЛП) - Перри Девни - Страница 61

— Спасибо, — сказал я Куражу. Он не сдвинулся с места после моего предыдущего признания.

Когда седло было пристегнуто, я повернулась, готовая вывести Куража наружу. Эллиот стоял посреди сарая с самодовольной ухмылкой, направленной в мою сторону. Этот ублюдок видел все мое фиаско с седлом, но вместо того, чтобы предложить мне помощь, он просто наблюдал, как я борюсь.

Не позволяй ему победить. Не позволяй ему победить. Придержи свой язык.

— Готовы? — спросила я с фальшивой улыбкой.

— А ты?

Гррр. Был ли поблизости какой-нибудь навоз? В этот момент я бы схватила его голыми руками только за возможность швырнуть ему в лицо.

Загрузив в трейлер лошадей, двух мулов и блоки соли, мы отправились в сторону гор, двигаясь в неловком молчании. Пока Эллиот хмурился, я смотрела в окно, гадая, во что я вляпалась. У меня было ощущение, что инцидент с седлом — это только начало.

И я была права.

Семь часов спустя я забралась обратно в грузовик, совершенно несчастная. Мне было больно, я окоченела и была готова хорошенько разозлиться.

Мы проехали по крутым холмам и каменистым тропам вглубь леса. Кураж и я вели одного вьючного мула, в то время как Эллиот и его лошадь вели другого. Мы доставили восемь блоков соли на различные горные пастбища, где около трехсот коров и телят Грантов проводили лето.

Седло Сайласа было мне великовато, и мне пришлось крепко вцепиться в него бедрами, чтобы удержаться на месте на пересеченной местности. Я не могла их видеть, но была уверена, что по швам моих джинсов были волдыри. Мои руки и плечи были похожи на желе, и у меня по всему телу были царапины от ударов ветками деревьев, которые низко нависали над тропами.

Мой единственный прорыв сегодня произошел благодаря Куражу, который, должно быть, почувствовал мое страдание. Ни разу он не ехал слишком быстро и не перепрыгивал через бревна, упавшие на тропы, как это делала лошадь Эллиота. Он потихоньку перебирался прямо через них. Несмотря на его заботу, к концу поездки даже эти мягкие шаги были сущей агонией.

Когда Эллиот свернул с дороги и подъехал к ранчо, я вздохнула с облегчением. Все, что мне нужно было сделать, это расседлать Куража, причесать и устроить в его стойле. Тогда я могла бы пойти внутрь и принять долгую горячую ванну.

— Что-нибудь еще? — спросила я, когда закончила чистить коня. Эллиот практически игнорировал мое присутствие весь день и заговаривал со мной только в том случае, если я делала что-то не так, поэтому я наполовину ожидала, что он будет молчать.

— Нет, — пробормотал он из стойла своей лошади. Никаких «спасибо» или «до свидания». Просто «нет».

Я повернулась и направилась к двери. Мои шаги были медленными и болезненными, но мне удалось не хромать и не морщиться. Я бы сделал это, как только Эллиот скроется из виду.

— Фелисити? — позвал он.

Я выпрямила спину, прежде чем оглянуться через плечо.

— Да?

— Он заслуживает кого-то получше.

Мои глаза наполнились слезами, и я отвернулась, чтобы он не увидел моих слез.

— Наверное, вы правы, — сказала я, — но я его не отпущу.

Эллиот усмехнулся.

— Эгоистка. Точно такая, какой ты всегда была. Скажи мне, если бы он вернулся домой из Ирака в мешке для трупов, тебя бы это волновало?

Ой. Одна слеза упала, и ее место заняли три. С дрожащим подбородком я продолжала выходить из сарая и обходить его сбоку. Когда я поняла, что Эллиот меня не слышит, я прикрыла рот, чтобы заглушить сдерживаемые рыдания. Слезы текли по моему лицу, пока я боролась с желанием заплакать в тишине.

Когда я услышала, как за мной закрылась дверь сарая, я сделала несколько прерывистых вдохов, вытирая глаза, а затем, прихрамывая, вошла в дверь Сайласа.

— Фелисити?

— Привет, — сказала я, когда он появился в коридоре. — Ты встал. Ты чувствуешь себя лучше?

— Немного. Где ты была?

— Я ездила с твоим отцом, чтобы доставить эти блоки соли. — Я улыбнулась и попыталась притвориться, что это был лучший день в моей жизни.

Его рот приоткрылся.

— Что?

— Я разбита. Не возражаешь, если я быстренько приму ванну, прежде чем приготовлю ужин? — Я не стала дожидаться его ответа, прежде чем проскользнуть в ванную и закрыть дверь.

Снова оставшись одна, слезы вернулись. Мои руки протестовали, когда я стаскивала свою футболку цвета хаки, я изо всех сил пыталась снять ботинки со своих распухших ног, и когда я стягивала джинсы, я не смогла удержаться от крика, когда они отлипли от моих бедер.

Я прикусила губу, чтобы Сайлас не услышал, но вскоре его руки обвились вокруг моей груди.

— Что не так?

Я шмыгнула носом.

— У меня болят ноги.

— Насколько все плохо?

— Пустяки. Со мной все будет в порядке, — солгала я.

Он вздохнул и отпустил меня, опускаясь на колени, чтобы помочь мне снять джинсы. Пока он осматривал мои бедра, складка между его бровями становилась все глубже.

— Они практически полностью стерты.

Действительно, моя кожа была натерта ярко-красным и слегка кровоточила в паре мест, а рядом с коленом, где шов джинсов натирал особенно сильно, был один маленький волдырь.

— Давай. — Сайлас схватил меня за руку и потащил к ванне.

Пока он включал воду, я сняла лифчик и трусики. Затем, держась за его руку, чтобы не упасть, я погрузилась в горячую воду. Поморщившись, когда вода коснулась моей огрубевшей кожи, я сделала несколько глубоких вдохов, пока боль не утихла.

— Лучше, — вздохнула я и закрыла глаза, прислонив голову к прохладному металлическому краю.

— Что случилось? — Сайлас придвинул табурет и сел рядом со мной, нежно поглаживая большим пальцем мое лицо.

— Просто слишком много часов провела в седле. Это была долгая поездка, и я все время соскальзывала.

— Это седло тебе идеально подходит. Почему ты соскальзывала с него?

— Ну, мне пришлось воспользоваться твоим седлом, потому что твой отец сказал, что мое не подойдет для Куража.

Его рука замерла.

— Ты сегодня ездила на Кураже?

Мои глаза открылись. Челюсть Сайласа была плотно сжата, когда он запустил руки в волосы.

— А нельзя? Твой папа сказал, что Лулу была на пастбище.

— Так и есть, но папа должен был пойти за ней. Никто не ездит верхом на Кураже, кроме меня. Он не любит незнакомцев, и нам чертовски повезло, что он тебя не сбросил. Что-то, что папа, черт возьми, точно знает. — Его голова опустилась. — Я должен был поехать с ним сегодня.

— Ты болен, Сайлас. — Даже после целого дня отдыха его кожа была бледной, и он выглядел измученным.

Он покачал головой.

— Это все равно должен был быть я. Мне не нравится, что ты могла пострадать, и папе лучше собраться с силами, потому что он зашел слишком далеко.

Гнев Сайласа был на подъеме. Он начал ерзать на табурете, сжимая и разжимая кулаки.

— Хей. — Я брызнула несколькими каплями воды ему в лицо. Его глаза встретились с моими, когда он вытер их. — Я в порядке, и сегодня не тот день, чтобы ссориться из-за этого с твоим отцом. А пока оставь это в покое.

Его лицо из сердитого превратилось в страдальческое.

— Ты могла пострадать, Лис. И что бы я тогда делал?

Мое сердце растаяло от его заботы.

— Эй, я в порядке. Если ты хочешь напасть на своего отца из-за этого, я не собираюсь тебя останавливать. Он не должен был подвергать меня опасности, но, малыш, ты должен держать свой характер под контролем. Все эти споры не работают. Может быть, пришло время попробовать другую тактику.

Он на минуту задумался над моими словами.

— Может быть.

— Кураж был великолепен сегодня. Он был нежен и медлителен. Как будто знал, что я борюсь, и хотел облегчить мне задачу.

— Может быть, он знает, что ты особенная.

Я улыбнулась.

— Может быть.

— Ты знала, что я назвал его в твою честь?

Я вздрогнула от неожиданности.

— Назвал? Почему ты выбрал Кураж²⁰? — Я могла бы придумать много-много более точных слов, чтобы описать себя.