Балтийский ястреб (СИ) - Перунов Антон - Страница 67

— Вы полагаете, что тело адмирала действительно у русских?

— Вот и проверим. И, клянусь честью, если это не так, московиты пожалеют о своей наглости!

Прошло почти три часа, когда на палубе английского флагмана появился уже знакомый Нейпиру офицер, который, не скрывая интереса, разглядывал все вокруг.

«К черту. Пусть смотрит» почти безразлично отмахнулся от мысли о вопиющем нарушении секретности британский командующий. Сил на большее у него после бессонной ночи просто не было.

Следом на талях подняли покрытый британским флагом гроб с телом старого товарища сэра Чарльза.

— Вы хотели что-то сказать? — без особой приязни поинтересовался он у парламентера.

— Его императорское высочество великий князь Константин, приказал уведомить ваше превосходительство, что не может выполнить договоренность и посетить Толбухин маяк, в связи с чем приносит свои искренние извинения. Вместе с тем ему угодно выполнить вторую часть взятых на себя обязательств и все-таки передать вам тело покойного контр-адмирала Генри Чадса.

— Передайте принцу мое глубочайшее почтение, — усмехнулся Нейпир. — Обстоятельства сложились так, что мне тоже не удалось наведаться в условленное место. И потому я очень рад, что у меня все же будет возможность отдать последние почести моему старому другу.

— Так же, его высочество выражает сожаление о невозможности познакомиться с его превосходительством вице-адмиралом Александром Парсеваль-Дешеном, — обернулся Лисянский к мрачному как надгробие французу.

— Прекратите эту комедию, месье! — взорвался тот. — Сначала вы ведете войну варварскими методами, которые не может позволить себе ни одна цивилизованная нация, а теперь пытаетесь выглядеть воспитанными людьми? Будь моя воля, вы бы уже болтались на рее!

— Великий князь Константин Николаевич предвидел подобную реакцию, — желчно усмехнулся Лисянский. — А потому пообещал, что, если вы осмелитесь на что-либо подобное, ответит десятикратно! Кстати, позвольте полюбопытствовать. Вы намеренно бросили своих людей на Толбухином маяке или просто забыли о них?

— Что? — дернулся француз, совсем запамятовавший в этой суматохе о маленьком гарнизоне маяка.

— Что вы с ними сделали?

— Ничего особенного, месье! Несмотря на то, что вы считаете нас варварами, мы не устраиваем в храмах конюшни, не сжигаем доставшиеся нам без боя города и не убиваем пленных.

— Прошу всех успокоиться! — ледяным тоном потребовал Нейпир. — Мистер Лисянский — парламентер и с ним, разумеется, ничего не может случиться! Это ясно?

— Да, — буркнул Парсеваль-Дешен.

— Отлично! В таком случае, прежде чем он нас покинет, мне бы тоже хотелось сделать его высочеству небольшой презент.

С этими словами он сделал знак Фергюсону и через несколько минут, на верхнюю палубу вывели семерых русских матросов. Выглядели они, прямо скажем, не очень. Но, по крайней мере, живы.

— Этих людей выловили из воды мои подчиненные, — пояснил адмирал. — Не стану скрывать, мы все были очень злы на них, и дело могло кончиться плохо. Потому я приказал переправить их к себе, а теперь передаю вам, мистер Лисянский.

— Благодарю, сэр Чарльз. Уверен, что его высочество по достоинству оценит великодушие вашего превосходительства!

В Петергофе было непривычно тихо. Не видно ни придворных, ни слуг, ни призванных развлекать императорскую семью артистов. Встретивший меня дежурный генерал сухо кивнул и попросил немного обождать. Память Константина подсказала, что это плохой знак. Свитские обычно достаточно осведомлены о царских желаниях и если ведут себя подобным образом, то меня ожидает опала. Ну да и черт с ним! Устал…

— Государь ждет вас!

Император встретил меня сидя за работой. Широкий стол завален бумагами, которые он быстро просматривал. Одни отбрасывал в сторону, легонько надорвав край, на других делал пометки или накладывал резолюции. Третьи, требующие к себе большего внимания, собирал в отдельную папку. Вот уже почти три десятка лет он управляет огромной империей в ручном режиме. Непомерный труд…

— Ваше величество, — подал я голос, почувствовав, что пауза слишком уж затянулась.

— Дай мне еще минутку, — не отрываясь от своего занятия, буркнул отец.

А ведь он сильно постарел за это время, — подумалось мне. — Морщин стало больше, волос на голове меньше. Черты лица заострились и даже глаза, способные метать молнии или обращать в камень и те, кажется, потускнели…

— Позволь спросить, — покончив с писаниной, начал царь. — Отчего ты не выполнил мой приказ? Полагаешь, твои офицеры не справились бы?

— Нет, государь. Дело не в этом…

— Тогда в чем? Захотелось пощекотать нервы? Возжелал славы? Что? Говори, я жду!

— Не думаю, что у меня получится объяснить. Просто не смог остаться в стороне. Так уж заведено. Генералы посылают своих солдат в бой, а адмиралы ведут.

— Вот оно что… а обо мне ты подумал? О матери? О России наконец! Что стало бы с ней, если…

— Россия стояла до меня, будет и после!

— Молчи! Мальчишка! Сопляк! — вскочил со своего места отец, после чего несколько раз прошелся по кабинету. — Господи боже, за что мне это? А ведь я всегда думал, что ты самый умный из моих сыновей…

— Я лишь сделал то, что должно!

— О чем ты? Объяснись!

— Ваше величество, — вздохнул я. — Позвольте спросить, отчего ваш сын, не успев появиться на свет, стал кавалером высших орденов империи? За какие заслуги мои детские плечи украсили эполеты? За что все эти почести, какой в них смысл?

— Что⁈

— По моему мнению, все эти чины, ордена и всеобщее поклонение можно оправдать лишь одним. В тяжкую годину любой из нашей семьи должен не задумываясь возложить все что имеет, включая самою жизнь, на алтарь Отечества! Иначе смысла просто нет. Ведь тогда мы не элита России, а всего лишь кучка бесталанных потомков недостойных своих великих предков!

— Вон как заговорил… И много ли пользы принесла бы твоя бессмысленная смерть?

— Много! Ваш народ увидел бы, что не только он теряет своих сыновей и несет лишения. Одно это заткнуло бы глотки ненавистникам нашей Родины и показало пример колеблющимся.

— Чтобы геройски погибнуть, много ума не надо, — пробурчал немного смягчившийся царь.

— Осмелюсь напомнить вашему величеству, что я еще жив!

— Надолго ли, с такими обычаями…

— На все божья воля.

— Аминь!

— Ваше величество, пользуясь случаем, хочу уведомить о том, что Ваше великое царствование ознаменовалось еще одной славной викторией над врагами!

— Ишь как заговорил. Ну и ладно! Хвались. Чай теперь не зазорно!

— Прошлой ночью, корабли Балтийского флота вышли из гавани и под покровом непогоды внезапно атаковали силы союзников новейшим оружием. Полученные результаты превзошли все, что могло представить себе самое смелое воображение. При правильном использовании одной миной можно уничтожить любой сколь угодно крупный и хорошо вооруженный корабль противника! Англо-французская эскадра сейчас движется к выходу из Финского залива и, по всей вероятности, не посмеет вернуться.

— Полагаешь, можно праздновать победу?

— Ни в коем случае. Разумеется, союзники слили компанию на Балтике и что бы они не предприняли этого уже не исправить, но…

— Как ты сказал, слили? Какой ужасный жаргон!

— Ну не использовать же мат при помазаннике божьем?

— Не богохульствуй, — поморщился император. — Так ты полагаешь, англичане с французами более не решатся на активные действия?

— Этого я не говорил. Решиться-то они могут. Более того, удивлен, что до сих пор ничего не предприняли, но никакого значения этот удар иметь не будет.

— Объяснись.

— Государь. Единственное место, где они с оставшимися у них силами возможно надеяться на успех это — Бомарзунд. Крепость маленькая, слабая, да еще и недостроенная. Не говоря уж о ее удаленности, из-за чего нам будет затруднительно оказать ей помощь.