Почетные арийки - Роже Дамьен - Страница 34

Париж, январь 1943 года. Сюзанну сводили с ума женщины, мужчины и дети, которые носили значок, пришитый на груди. На улице она не осмеливалась смотреть им в глаза. Как будто боялась, что они поймут всю тяжесть ее вины. Конечно, она была рада, что ей удалось обойти этот несправедливый закон, но при этом испытывала мучительный непроходящий стыд за то, что не могла избавить от этого позора других. Она прекрасно понимала, что такая же участь постигла бы и ее, если бы у нее не было ни богатства, ни связей. Пытаясь распознать среди молчаливой массы союзников и врагов, она исподволь наблюдала за реакцией парижан на это публичное унижение. Некоторые проявляли сдержанные признаки сострадания и выражали свое сочувствие улыбкой. Другие чувствовали себя настолько уверенно, что демонстрировали сарказм или презрение. Большинство же выглядели равнодушными. Они уже привыкли к этим печальным знакам отличия. Изгоям было запрещено посещать рестораны, кафе, библиотеки, театры, кинотеатры и парки. Их пускали только в последний вагон метро. Им больше не разрешалось иметь велосипеды и домашние телефоны. В магазины они могли зайти только с трех до четырех часов дня, когда все продукты уже распроданы.

Однажды утром, направляясь по улице дю Бак к торговцу, Сюзанна заметила блокпост. В считаные секунды все выходы с улицы были перекрыты. Она решила зайти в магазин, но отказалась от этой идеи, увидев, как немцы выводят оттуда покупателей. Запаниковав, она повернула назад, но не успела сделать и шага. Какой-то человек в штатском схватил ее за руку и решительно повел к блокпосту, где стояла небольшая группа немцев в форме.

— Еще одна пыталась сбежать, — сказал молодой француз в штатском, схвативший ее.

— Ваши документы! — крикнул ей агент гестапо.

На соседней улице, немного позади блокпоста, в военный грузовик безжалостно заталкивали двух девушек со звездой. Дрожа, Сюзанна полезла в сумку и протянула немцу свое удостоверение личности вместе с документом, сложенным вчетверо. Солдат изучил ее удостоверение, на котором крупными красными буквами было выведено слово «ЕВРЕЙКА». Затем развернул сертификат.

— Ehrenarier?[13] — спросил он, пристально глядя на нее. — Sprechen Sie Deutsch?[14]

— Nein, — прошептала Сюзанна.

Солдат вполголоса обменялся несколькими словами с офицером. Сюзанна не расслышала, о чем они говорили. Ее отвели к тюремному фургону и заперли в задний отсек. Там на деревянной скамейке сидели две совсем юные девушки с пришитыми к одежде звездами. Младшая из них плакала, положив голову на плечо старшей. Рядом с ними она увидела запыхавшегося пожилого мужчину в костюме из дешевого полотна. «Какой скудный улов», — подумала она, исполненная гнева на тех, кто охотится на невинных людей. Когда машина тронулась с места, она положила руку на плечо сидящей рядом девочки, пытаясь ее успокоить.

— Не волнуйся, милая, — сказала она с несвойственной для нее фамильярностью, которая, однако, была вполне уместной, учитывая серьезность ситуации. — Как тебя зовут?

Испуганная девочка, ничего не ответив, продолжала всхлипывать. Ее сестра подняла глаза на Сюзанну:

— Ее зовут Одетта, а меня — Симона, мадам. Надо предупредить нашу маму, чтобы она не волновалась.

Сюзанне было безумно жаль девочек, но она не понимала, чем им помочь. Она и сама была напугана. Бертран не знал, где она. Немецкий солдат не вернул ей документы. Она оказалась целиком и полностью в их власти. Через узкое, размером с вентиляционное отверстие, окно Сюзанна смотрела, как их везут через весь Париж. Они пересекли Сену. Внезапно фургон остановился на несколько долгих минут. Задняя дверь открылась, и в нее забралась пара лет сорока. На них тоже не было желтой звезды, и они определенно не понимали французского языка. Еще через двадцать минут они проехали мимо Триумфальной арки и выехали на авеню Фош. После этого фургон вновь остановился, и офицер гестапо, который проверял документы Сюзанны ранее, приказал ей выйти. Остальные заключенные затаили дыхание, глядя себе под ноги. Сюзанна бросила последний взгляд на двух девушек и вышла из фургона, который тут же тронулся с места.

В сопровождении двух немецких солдат она вошла в здание, на котором висело изображение свастики. Надо быть сильной. Несмотря на охватившее ее волнение, она пыталась обдумать, что будет говорить. В голове все смешалось, она чувствовала, как силы покидают ее. В большом коридоре она наткнулась на заключенного, которого вели под руки двое солдат. Или скорее тащили, словно разболтанную марионетку, поскольку тот не мог держаться на ногах. На его опухшем лице виднелись следы множества ударов. Правый глаз заплыл. Нижняя губа разбита. Рубашка усеяна бурыми пятнами, шея покрыта порезами, из которых все еще сочилась кровь. В некоторых местах кожа была содрана, как после ожогов. Охваченная ужасом, Сюзанна лихорадочно поднималась по ступеням парадной лестницы, ведущей на верхние этажи. До ее ушей доносились душераздирающие вопли, практически не заглушаемые тонкими стенами. Голова наполнилась криками невидимых жертв этих мучителей. Жестокие, ужасные образы рождались в ее сознании.

Ее проводили в комнату с высоким потолком. За пишущей машинкой в углу сидела секретарша, занятая подпиливанием ногтей. Едва взглянув на посетительницу, она указала ей на кресло перед большим письменным столом из красного дерева. Сюзанна несмело оглянулась по сторонам. На стене висело знамя со свастикой, рядом с ним — портрет фюрера, который смотрел на нее безжалостным взглядом, словно угрожая. Внезапно в комнату вошел офицер. Его форма была покрыта разнообразными нашивками, а на груди в два ряда выстроились медали и ордена. От неожиданности Сюзанна вскочила со своего места. Военный сел за стол и жестом пригласил ее вернуться в кресло. Ему было около сорока, светло-каштановые волосы, зачесанные назад, обрамляли заостренное лицо с яркими голубыми глазами. Он предложил Сюзанне закурить, она отказалась. Тогда он вставил сигарету в мундштук из слоновой кости и изящным движением щелкнул золотой зажигалкой. Его взгляд скользнул по столу. Пристально глядя на удостоверение личности Сюзанны, он выпустил в воздух струйку дыма и заговорил, чеканя слова:

— Графиня фон Сован фон Арамон… Какую честь вы мне оказываете, фрау графиня, приехав встретиться со мной, — слащаво добавил он. — Или, возможно, я обязан этим визитом фройляйн Штерн? — продолжил он язвительно, вглядываясь в лицо собеседницы своим орлиным взором.

И без того подавленная перспективой допроса, Сюзанна попыталась собраться с силами. Стараясь держаться холодно и бесстрастно, она кратко и четко отвечала на каждый вопрос. Через полчаса в холле особняка на улице Барбе-де-Жуи зазвонил телефон. Прошел еще час, прежде чем в здание, где располагался отдел гестапо по еврейским вопросам, вошел Бертран. Его проводили в небольшую комнату на первом этаже. Он не сразу узнал свою жену, сидящую в полумраке. Ее шляпа лежала рядом, на лице застыло незнакомое выражение. Когда он подошел к ней, она вздрогнула. Ему показалось, что она сейчас закричит. Он взял ее за руку. Она покорно позволила вывести себя из комнаты. Выйдя на улицу, граф и графиня д’Арамон направились вверх по авеню Фош. Ледяной ветер гонял листья по тротуару. Сюзанна по-прежнему молчала. Бертран не решался заговорить. В этой гнетущей тишине они словно стали друг другу чужими. Оба были сбиты с толку, обоих обуревал тупой, неконтролируемый страх. Он привел ее домой. Сюзанна не противилась — она вела себя отрешенно, словно ее тело не принадлежало ей или в нем не осталось жизненных сил.

Бертран проводил ее в комнату. Сюзанна попросила его не включать свет и легла на кровать, очертания которой виднелись в полумраке. Граф сел на стул у ее изголовья. Сюзанна не прогнала его. Она приняла его присутствие с безразличием, не глядя на него… да, именно с безразличием. Он смотрел на нее, не решаясь прикоснуться. Она дышала медленно, как ребенок. Он улавливал запах ее духов, смешанный с ароматом ее кожи.