Империя. Тихоокеанская война - Марков-Бабкин Владимир - Страница 18

Кивок.

– Ладно, допускаю. Что ещё вы о нас знаете?

– С конца 1917 года ваш полк, в числе многих прочих полков лейб-гвардии, отвели в тыл на переформирование и доукомплектование. Ваш полк тяжелой кавалерии стал бронетанковым полком, офицеры и кадровая часть прошли переобучение на новую технику, полк был укомплектован ветеранами войны, так или иначе имевшими опыт работы с техникой.

Романов кивнул.

– Да, всё верно. Кавалергардский и Кирасирские полки стали бронетанковыми, точно так, как и многие гренадёрские полки стали либо бронетанковыми, либо мотострелковыми, либо десантными, драгунские превратились в мотострелков или в механизированные части, гусарские – получили приставку «высокомобильный», а на основе уланских формируются вертолётные части. Конно-Гренадерский, как и наш Кавалергардский, получил в свой состав тяжелые танки и штурмовые орудия и стал ещё одним усиленным полком прорыва. И так далее. Реформирование лейб-гвардии еще далеко от завершения, полков слишком много, и по-хорошему нам нужно было еще года три, а лучше пять, но мы готовы сражаться уже сейчас… И хотел бы я знать, почему мы получили приказ закопаться в землю и прекратить всякие наступательные операции… – последнее было сказано вполголоса, когда родной племянник государя Императора отвернулся от собеседника, дабы обновить чай в своей мятой, видавшей виды, серебряной кружке.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. 30 октября 1921 года

Граф Маниковский рассеянно смотрел на проплывающие за окном авто улицы Города. Он часто бывал здесь в последнее время, хотя сам его рабочий кабинет находился в высотке Союзплана в Новой Москве. Впрочем, кабинетов и прочих присутственных мест у него было немало по всей Империи и не только. Последние несколько месяцев ещё раз круто изменили его жизнь.

Да, два с половиной года фактической ссылки в качестве наместника Севера могли надломить кого угодно, но не графа Маниковского. Он ждал, он верил, что ветры опять поменяются. Слишком мало вокруг государя управленцев уровня графа, столь же жестких, столь же хватких, столь же не взирающих на авторитеты, на кулуарные договорённости, на покашливания, а то и сильные окрики сильных мира сего. Лишь однажды он ошибся, согласившись на уговоры и затеяв собственную игру.

Тогда, в октябре 1918 года, когда сам император уже, как казалось, практически умер, он согласился с группой высших генералов и сановников отстранить от реальной власти юную императрицу Марию, передав всю полноту власти до совершеннолетия императора Александра Четвертого в руки Регентского совета. Причин для такого решения заговорщиков было множество, и все они, на первый взгляд, имели под собой благую основу, но всё это уже неважно. Юная Мария разгромила их заговор и, вопреки опасениям участников, не стала казнить направо и налево, а просто взяла их по итогу под домашний арест, оставив вопрос вынесения приговора на усмотрение выздоравливающего августейшего мужа.

Маниковскому тогда повезло. Царь не стал рубить с плеча, а отправил их с адмиралом Колчаком развивать Северный морской путь и строить город-порт Романов-на-Мурмане.

Что ж, когда в воздухе запахло войной, император вновь призвал Алексея Алексеевича к себе и вновь поручил ему привычную работу – обеспечивать мобилизационный режим экономики, бесперебойную работу всего промышленного потенциала, транспорта, людских и сырьевых ресурсов, продовольственного обеспечения и всего прочего во имя одной цели: «Всё для фронта, всё для Победы!» Граф Маниковский уже занимался этим в 1916–1917 годах, так что всё это было ему знакомо. Только вот объем всего в его ведении изменился часто даже не в разы, а в десятки раз. Прибавим к этому ресурсы и возможности союзников с партнёрами и масштаб сил и средств, которые приводились в действие волею Алексея Алексеевича, трудно себе даже представить.

За окном проплывал Константинополь. На первой линии многие стройки уже завершены и идут отделочные работы. Вторая, третья и четвёртые от моря линии всё ещё являли собой гигантскую стройку, а сам Старый Город вообще представлял собой нечто неописуемое. Всё-таки утвержденный государем Генеральный план реконструкции Города предусматривал в Старом Городе строительство чего-то подобного древнему Константинополю времен римских императоров. Во всяком случае стилистически и внешне. Конечно, это будет очень современный мегаполис, и самого графа радовал факт, что царь Михаил, в погоне за внешними атрибутами Ромеи, не стал пытаться повторить и воссоздать то, что безвозвратно ушло, сгинуло в толще столетий.

Нет, Империя, словно тот, пышущий паром паровоз, не стояла на месте, она двигалась вперед, она рвалась в будущее.

Бросив взгляд на фермы строящегося моста через Босфор, граф Маниковский поправил папку у себя на коленях. Вот и Дворец Единства показался. Государь, судя по штандарту, уже там.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНЫЙ ОСТРОВ. 31 октября 1921 года

– Приветствую вас, господа.

Принц Паллавичини склонил голову:

– И мы рады приветствовать вас, ваше всевеличие.

Затем, обратившись к Маше, поцеловал ей руку:

– Ваше величество, вы, как всегда, обворожительны и неотразимы.

Императрица благосклонно кивнула и улыбнулась.

– Благодарю вас, принц, вы, как всегда, весьма галантный и утончённый кавалер.

Примерно та же картина повторилась Берни Барухом и принцем Фуггер-Бабенхаузеном Карлом V.

Когда церемония встречи была окончена, Маша невесомо упорхнула в глубь Мраморного дворца, оставив нас со нашими «скучными мужскими делами» на фоне его колоннады. Да, влияние императрицы на политику Империи было огромным, но она никогда не позволяла себе излишней бестактности, показывая свою какую-то личную значимость в принятии решений. Нет-нет, всё решал августейший муж и только он. Она лишь смиренная жена, по воле Бога.

Конечно, мои гости были осведомлены об истинном положении дел. Они вовсе не дураки, у них есть прекрасные разведки и даже собственные жёны. Как гласит известная поговорка, у быка жена – корова, а у льва – львица. Иначе никак.

Что ж, Мраморный дворец был совсем небольшим, хоть и красивым. Собственно, это было просто здание клуба. Мраморного клуба.

На правах хозяина и председателя нашего небольшого клуба из четырёх членов беру слово первым:

– Итак, Доменико, я так понимаю, тебе есть что дополнить к той шифрограмме, которую я получил?

Принц Паллавичини кивает:

– Да, Михаил. В Лондоне принято решение о начале войны с Россией, а если потребуется, то и с Италией.

Всё это было в шифрограмме, так что я спокойно отпил из чашки чай. Ну как спокойно? Так спокойно, что сорвался из Читы на берега Мраморного моря. Ситуация была весьма паршивой, ибо за последние годы все уже привыкли к пафосным и бессмысленным заявлениям Лондона, за которыми, на деле, ничего не стояло, поскольку было понятно, что большую войну Англия не вынесет. Но что-то изменилось.

– Продолжай, Доменико.

– Собственно, предварительно расклад таков. Как ты знаешь, кресла под министрами кабинета в Лондоне вновь сильно зашатались, да так, что произвести какие-то косметические перестановки уже не получится. А это означает выборы в ближайшие два месяца после отставки правительства. По-хорошему, премьер уже сегодня-завтра должен был бы объявить об отставке кабинета. Но премьер-министр, в статусе «исполняющий должность» по закону не может подавать в парламент и королю Акт об объявлении войны, а потому они тянут. У них должно быть всё готово. Включая общественное мнение.

Замечаю:

– Ну, насколько я могу судить, общественное мнение как раз решительно против войны, и любое правительство, которое на это решится, немедленно падёт под натиском улицы. Это же политическое самоубийство. Дела Британии полностью расстроены, экономика даже не в упадке, а почти летит в пропасть, в армии брожения, на флоте тоже неспокойно. Какая большая война в этих условиях? Я уж не говорю о который месяц прокатывающихся по острову волнах митингов и забастовок. В чём план Даунинг-стрит?