Ненавижу магов (СИ) - Власова Мария Игоревна - Страница 2

Поскользнулась и снова приземлилась пятой точкой в воду, на этот раз промокнув насквозь, не оставив ни одной сухой нитки.

Вот теперь единственная сухая вещь на мне – это широкий вязаный шарф. Обожаю этот шарф, холодной зимой он служит мне и шапкой, и шарфом, а иногда и подушкой. Самое яркое моё украшение, моя главная драгоценность, потому что связан мамой специально для меня! В семье, где у тебя еще двенадцать сестер, невероятная роскошь – иметь вещь, которую никто ещё не носил до тебя.

Держась за большой каменный забор, поднялась на ноги. Интересно, кто живет в этих особняках, спрятанных от остального мира трехметровым забором и кучей магических щитов? Или что там маги накладывают, чтобы никто не мог залезть в сокровищницы? Вот и сейчас под рукой подрагивала стена, еле ощутимо вибрируя. Не нравится, видите ли, что забор трогаю!

Рука начинает безумно свербеть, как каждый раз, когда касаюсь чего-то магического, поэтому поспешно отдёргиваю руку от забора. Мне кажется, на свете нет другого такого человека, который страдал бы так же сильно от внедрения магии в обычную жизнь, как я. Не могу ездить на троллейбусе, поскольку он двигается за счет магии машиниста. Не могу есть в столовой, потому что всю посуду там моют с помощью заклинаний. Эта магическая промышленная революция доводит меня до чесотки. Больше всего меня бесит не то, что приходится ходить пешком, есть из своей посуды и стирать руками, а сами маги – напыщенные самодовольные ублюдки. Такое впечатление, если ты родился без дара, то ты грязь под их ногами! Магов не люблю, да нет, хуже: я их ненавижу! Когда у тебя двенадцать сестер, и КАЖДАЯ имеет магический дар, а ты – нет, это, мягко говоря, неприятно. Но когда эта КАЖДАЯ стремится подколоть и сделать пакость – это просто невыносимо!

Вздыхаю натужно, с раздражением вспоминая прошлое. Корсет больно врезается в бок, напоминая, как однажды моя сестра Иза решила надо мной подшутить, и чем для меня это закончилось.

Поскольку магией я не владею, на меня взвалили самую чёрную работу по дому. А когда отец уходил в запой, приходилось выполнять и его обязанности: навоз на поля в тачке возить, лошадям подковы прибивать, даже птицу забивать.

Вот над последней моей обязанностью и решила подшутить Иза, тогда студентка столичной академии. Надо было мне заподозрить неладное, когда в летнюю жару, сестра решила сварить бульон из индюка. Хоть я и попыталась отказаться от такого занятия, но после маминой фразы мне пришлось согласиться.

«От тебя все равно толку никакого, так хоть что-то полезное сделаешь», – самым обычным надменным тоном приказала мать, не оставив мне выбора.

Руки уже тряслись, когда я за топором пошла, когда же пришла к курятнику, меня ощутимо покачивало. До того времени еще ни разу никого не убивала, лишь иногда папе помогала держать бедную птицу.

Иза выбрала в жертву упитанного индюка, птица как будто почувствовала, что на нее собрались покушаться, расправила крылья и с боевым кличем понеслась прямо на меня. Как-то и топор забылся, который благополучно выронила себе на ногу под дружный хохот сестер. Я кругами носилась по всему двору, пока несносная птица пыталась клюнуть меня в пятую точку. За полчаса беготни, устала не только я, но и бедный индюк, даже сестры уже хохотать устали и занялись своими делами. В конце концов, стараясь не обращать внимания на боль в ухе, за которое успела цапнуть зловредная птица, я все-таки смогла схватить индюка. Поскольку он все ещё вырывался, пришлось просить, чтобы кто-то подержал птицу на старом пне, где ему и наступит конец. Честно говоря, после изувеченного уха и повреждённой пятой точки, мне уже самой не терпелось обезглавить эту тварь. Желающие поддержать индюка на смертном одре, к моему удивлению, нашлись. Иза, лукаво улыбаясь, присела рядом с пнем.

Индюк начал голосить, мне с трудом удалось его положить на пень. Взяла топор, и в этот момент индюк буквально взвыл. Этот визг был настолько жалобен, что я почувствовала себя настоящим палачом. Но потом индюк воспользовался моим замешательством и цапнул меня за колено.

Он сам напросился, честное слово! Удар, и душа индюка отправилась в мир иной. К моему удивлению, я ничего не почувствовала, кроме желания отрубить птице голову до конца. Замахнулась топором снова, но индюк вдруг вскочил, заклекотал, выплёскивая фонтаны крови из горла и мотая почти отрубленной головой.

Топор повторно упал мне на ногу, а то ли полудохлая, то ли оживлённая сестрой птица двинулась в мою сторону, угрожающе растопырив крылья.

Иза и остальные давно надрывают животы от смеха в доме, а я медленно отступаю назад, пытаясь не вызвать еще большей агрессии у почти убитой мной птички. Но как-то индюк не проникся ко мне добротой после того, как я его убила.

Спиной уперлась в ствол каштана, раньше я по деревьям лазить не умела, но похоже, когда припрёт, еще и не такому научишься. Индюк начал подпрыгивать, пытаясь достать меня, пришлось лезть выше. Долезла почти до верхушки, при взгляде вниз начала кружиться голова.

Кричу Изе, чтобы убрала своего ходячего мертвеца. О чем она вообще думает?! Оживила его среди белого дня, а если увидит кто? Сто́ит кому-то узнать, что у нее такой дар, и нам всем конец. Изу сразу заберут от нас и, скорее всего, убьют, ну, а нас за компанию.

Индюк снова расправил крылья, подпрыгнул и взлетел. Подлетел ко мне, визжащей от ужаса, и как кровью начал хлюпать на меня. Теплая, похожая на слизь, облила всё лицо. А когда я почувствовала её во рту, то от ужаса сразу принялась вытирать эту жуткую жидкость, совсем забыв о том, что вообще-то сижу на дереве и держусь за него только руками.

Конечно же, я упала, летела до земли метра четыре, по дороге обломав почти все ветки каштана. Этот милый розыгрыш приковал меня к кровати на целую неделю. Потом мне пришлось все-таки встать, поскольку за мной ухаживать никто не хотел. Они даже целителя не вызвали, сказав, что ничего со мной страшного не случилось. Сестры называется! Вот поэтому я ненавижу магов и магию, а не из-за странной реакции на нее, что появилась после той истории.

Костяшки онемевших пальцев захрустели, выдавая моё недовольство с головой. Какой-то мимо проходящий мужик испуганно отпрыгнул в сторону.

Вот что им трудно было написать целителю в город?! Или денег было жалко? На меня им всегда было всего жалко, потому что, видите ли, у меня нет дара! Вспомнила, они же тогда платьев себе накупили, на летний бал собирались! Им платья, а мне всю жизнь теперь носить этот уродливый корсет!

Остановилась.

Раздражение смешалось со злостью и жалостью к самой себе. Почему именно мне не повезло родиться тринадцатой дочерью именно в этой семье?! Мне часто рассказывали, что папа после родов бросился на маму, утверждая, что я не его дочь. На самом деле он так ждал рождения желанного сына, а родилась дочь. Самое удивительное, что я единственная его дочь, почти полная его копия. И глаза у меня серо-голубые, и волосы темно-каштановые, и лицо, когда злюсь, точь-в-точь как у него. Но папа был непреклонен и не баловал меня своим вниманием. Поскольку я так была похожа на отца, а все сестры на мать, красавицу со светло-русыми волосами и зелеными глазами, маме я тоже не пришлась по нраву. Что бы я ни делала, чтобы ей угодить, ничего не помогло. Вот и стала я полным разочарованием своей матери, особенно после того, как с дерева упала.

К счастью, завоевать папину любовь оказалось намного легче. Росла я пацаненком, благодаря папе научилась почти всему, что должны знать мальчики, и пока сестры в куклы играли и за мальчишками бегали, я собрала свою первую машину. Словами не передать, как мне было её жалко, когда я её потом вдребезги разбила, но это совсем другая история, связанная с моим невезением. Любовь папы ко мне охладела, когда четыре года назад с четырнадцатой попытки мама все-таки родила сына, Эрика. Вот тогда и решили родители, что пора мне начинать взрослую жизнь, и отправили меня с глупейшим заданием в столицу, за тысячи километров от дома. Через несколько месяцев возвращаться домой, но при всей моей нелюбви к магии, которая здесь повсюду, все же мне здесь нравится. К тому же что-то меня сильно привлекает в том, что не нужно вставать ни свет, ни заря, чтобы накормить животину, работать с рассвета до заката в поле и видеть своих сестер, радостно щебечущих о новых кавалерах.