Эсминцы. Коса смерти - Ангелов Августин - Страница 37

А то танковые группы Гота и Гудериана рванут прямо к Минску. И надо, во-первых, чтобы с тыла не обошли, а во-вторых, подготовить им такую встречу, чтобы дальше никуда уже не прошли. Нужно попробовать отрезать танковые клинья немцев фланговыми ударами, а потом окружить и уничтожить. И еще нужно много чего: провести мобилизацию, перегруппировать артиллерию, заминировать мосты и перекрестки, эвакуировать предприятия, архивы и склады, вывести гражданских людей из прифронтовой полосы, принять меры против диверсантов, наладить взаимодействие родов войск и связь между ними. Все это Жуков намерен был обсудить с генералом Дмитрием Григорьевичем Павловым завтра. С ним они и решат, как противостоять немецкому генерал-фельдмаршалу Федору фон Боку, командующему группой вторжения «Центр». Самой сильной и хорошо подготовленной, имеющей в своем составе, согласно плану «Барбаросса», к 22 июня полсотни дивизий, почти полтора миллиона солдат и офицеров, тысячу семьсот танков, почти тысячу самолетов и три тысячи пушек. А прямо сейчас начальник Генерального штаба собирался лично проинспектировать войска.

Между тем, пока генерал Жуков инспектировал войска и разбирался с возможностями обороны против немцев, Александра Лебедева доставили в «Большой дом» на Литейном проспекте, отобрали документы, ремень и даже шнурки от ботинок и потащили на допрос. Вел его сухощавый брюнет с усиками, назвавшийся следователем, лейтенантом государственной безопасности Сушилиным. Заполнив какой-то бланк и откашлявшись, он начал:

– Итак, гражданин Лебедев, поступил сигнал, что вы на комсомольском собрании экипажа эсминца «Яков Свердлов» поддерживали панические настроения некоторых молодых матросов о якобы приближении войны с Германией. А потом, в окрестностях острова Гогланд, с оружием выходили на моторной лодке в ночи на территорию сопредельного государства, нелегально пересекая границу Советского Союза и Финляндии. Кроме того, вы отказались сдать принесенные вами из-за границы пакеты на хранение командиру радиорубки и показать их содержимое, как это предписано инструкциями. Таким образом, вы грубо нарушили закон «О государственной границе» и скрыли свои зарубежные контакты от советской контрразведки. Следовательно, есть все основания подозревать вас в шпионаже и измене Родине. К тому же, сам факт вашего пребывания с оружием на финской территории мог вызвать сильнейший международный скандал.

«Если буду молчать, то еще и побьют, да и зубы повыбивают, а со стоматологией здесь пока плоховато», – подумал Лебедев. И потому решил говорить:

– Никаким шпионажем я не занимаюсь, а наоборот, занимаюсь разведкой. Я, между прочим, особое задание выполнял большой государственной важности. Так что я не могу тут вам рассказывать, почему через границу ходил на моторной лодке, и что было в привезенных пакетах. Это вы моему руководству запрос отправляйте. Только вот не понравится никому из моего начальства, что вы меня тут держите, когда дел сейчас у разведки флота невпроворот. Что же касается приближающейся войны, считайте, что я высказал свое личное мнение. И хорошо было бы, если я ошибся.

– Значит, вы все же считаете, что война с Германией скоро начнется? Впрочем, меня сейчас интересует больше другое, почему вы дали приказ ликвидировать финских контрабандистов? Следы заметали? Чтобы никто не узнал, что вы с ними в доле? – спросил следователь.

«Вот это оборот! Откуда же они про контрабандистов пронюхали? Даже если допросили Полежаева с Березиным и мотористом, так ни тот, ни другой, ни третий не могли знать, что это именно контрабандисты были», – подумал Лебедев. И сказал:

– Ничего про каких-либо контрабандистов я не знаю. Была перестрелка с неустановленными лицами на полузатопленной барже. Это подтверждаю. Но я не приказывал их убивать. Дал команду открыть огонь только в ответ на обстрел. А что они погибли во время перестрелки, то нет в том моей вины. Так уж получилось.

– А как вы объясните показания свидетеля, что вы передали в руки командира эсминца Малевского, кроме двух пакетов, еще пистолет люгер и крупную сумму иностранной валюты? – задал следователь очередной вопрос.

– Да, передал указанные предметы в качестве доказательства состоявшейся перестрелки. Ну и что тут такого? Я же в рапорте это отразил и опись составил, – сказал Лебедев.

– Понятно, значит вы утверждаете, что тех контрабандистов не знали? Почему же вы именно там оказались, где были эти контрабандисты, а не кто-нибудь другой? Мы вот уже давно на след этой преступной группы контрабандистов вышли. Только не знали, кто же с нашей стороны им товар поставляет. А тут и вы нарисовались. Не просто так, правда же? Странное совпадение. Не находите? Так что советую признаваться, гражданин Лебедев, – проговорил Сушилин, хитро прищурившись.

– В чем признаваться? – не понял Александр.

– Как в чем? В совершении убийства подельников-контрабандистов с целью сокрытия совместной преступной деятельности, и чтобы они не смогли никому подтвердить вашу измену Родине и работу на разведки Финляндии и Германии. Для этого вы этих финнов и ликвидировали, разумеется. Так что пишите чистосердечное признание. Тогда поспособствую, чтобы расстрел заменили вам лагерями, – сказал Сушилин и ненавязчиво пододвинул Александру бумагу и перьевую ручку.

– Не буду я ничего писать, и даже не подумаю. И чтобы вы знали, эта разведывательная операция, о которой идет речь, дала важную информацию именно нашей Родине, а не финнам или немцам. Так вот, сейчас вы можете меня тут избить или даже убить, но потом расстреляют именно вас. Так что советую меня немедленно отпустить. Иначе я решу, что вы сами были в сговоре с теми контрабандистами. Потому что ни комсорг Березин, ни мичман Полежаев, ни моторист ничего о том, что эти убитые были именно контрабандистами, знать не могли, – неожиданно для следователя перешел в наступление Лебедев.

Сушилин несколько стушевался и сразу нажал кнопку звонка. Окинув Лебедева злым колючим взглядом, он бросил быстро вошедшему по звонку мордовороту:

– Увести!

Утром 6-го июня в штаб Краснознаменного Балтийского флота поступила директива из Генерального штаба о развертывании сил флота и подготовке его к активным действиям. В директиве говорилось о необходимости недопущения минных постановок противником. Для чего предписывалось срочно создать отряд подводных лодок-охотников, которые будут постоянно наблюдать за минными заградителями противника, начиная с 15-го июня. А при попытках постановки мин, имелось распоряжение топить вражеские заградители даже в нейтральной воде.

Той же директивой предусматривалось усиление ПВО флота и его береговых объектов, а также создание рейдерской эскадры для уничтожения вражеского грузопотока по Балтике. Предписывалось подготовить десантный дивизион специального назначения, оснащенный соответствующими плавсредствами и артиллерийскими кораблями поддержки для захвата вражеских островов и портов, а также для высадки беспокоящих десантов в тылах противника. Даны были указания и по налаживанию взаимодействия флота с сухопутными войсками в прибрежной полосе и организации службы морских диверсантов-корректировщиков, способных эффективно направлять огонь артиллерии флота по сухопутным целям.

Стратегической задачей флота в предстоящей войне Генеральным штабом определялось недопущение морских перевозок противника по Балтийскому морю, разгром вражеских военно-морских сил и завоевание господства на Балтике. Под документом стояли подписи Жукова, Тимошенко и Сталина.

– А что же наш нарком Кузнецов не подписал? Наверное, он сразу понял, что такой план невыполним! – недоумевал вице-адмирал Владимир Филиппович Трибуц.

Командующий Балтфлотом Трибуц, будучи, как и наркомвоенмор Кузнецов, партийным выдвиженцем, стремительно взлетевшим по карьерной лестнице в то время как другие, гораздо более опытные флотские командиры подвергались репрессиям, всегда боялся резких и непродуманных решений. Еще и потому боялся, что его отец служил когда-то при царе околоточным надзирателем в Петербурге. А вдруг это ему припомнят?