Ночь над водой - Фоллетт Кен - Страница 67
- Предыдущая
- 67/110
- Следующая
– Ложиться рано не хочу – ведь я в Нью-Йорк лечу.
– Твоя очередь, па, – засмеялся Перси.
Наступила тишина. Когда-то отец играл с ними и в прятки, и в жмурки, но теперь все по-другому. На мгновение его лицо просветлело, и Маргарет подумала, что может...
– Ну давай же, па, давай еще немного...
– Зачем же создавать еще одно расистское государство? – не унимался Хартманн.
Это и стало последней каплей, которая переполнила чашу. Отец повернулся к соседнему столику, лицо красное, бешеное. Никто и глазом моргнуть не успел, как он выпалил.
– Еврейчики могли бы и потише вести свои глупые беседы.
Хартманн и Гейбон изумленно уставились на него.
Маргарет была готова провалиться сквозь землю со стыда. Отец говорил очень громко, в столовой моментально стало тихо. Какой позор! Наверняка все смотрят и думают: вот дочь грубого пьяного кретина. Она случайно встретилась взглядом с Никки и увидела, что стюард смотрит на нее с сочувствием, от этого ей стало еще хуже.
Барон Гейбон побледнел. Какое-то мгновение казалось, что вот сейчас он скажет в ответ что-нибудь резкое, но он вдруг передумал и просто отвернулся в сторону. Хартманн лишь ухмыльнулся. Маргарет подумала: этот человек недавно из нацистской Германии и наслушался там всякого, гораздо худших оскорблений.
Но отец, увы, на этом не остановился, он продолжал:
– Это салон первого класса, черт побери!
Маргарет наблюдала за Гейбоном. Делая вид, что не слышит отца, он спокойно ел суп, но было видно, что он нервничает: руки его дрожали, и он даже закапал жилетку. Наконец Гейбон отложил ложку в сторону.
Маргарет поняла, что творится сейчас в душе этого человека. Она почувствовала прилив ужасной злобы к отцу, который поступил по-хамски. Она повернулась к нему и в первый раз осмелилась высказать свою мысль открыто:
– Как ты мог! Ты только что грубо оскорбил двух выдающихся людей Европы!
– Двух выдающихся евреев Европы, – поправил он.
– Опомнись, подумай о бабуле Фишбейн, – встрял в разговор Перси.
Отец повернулся к мальчику:
– Послушай, лучше прекрати свои выходки, или я тебя накажу.
– Ой, извините, мне надо в туалет, – вдруг сказал Перси, вставая. – Живот болит. – Он вышел из столовой.
Маргарет поняла, что в один прекрасный день они с братом могут победить, как Элизабет. Отец уже ничего не сможет сделать, он бессилен.
Отец будто угадал мысли дочери, наклонился к ней и прошептал:
– Учти, именно из-за таких людей и им подобных, которые засели в аппарате власти, мы и вынуждены бежать из собственного дома. – Он опять повысил голос. – И если они хотят путешествовать вместе с нами, то пусть сначала научатся хорошим манерам.
– Так, ладно, хватит! – прозвучал чей-то голос. Маргарет оглянулась. Это произнес Мервин Лавси, мужчина, который сел в Фойнесе. Он уже вставал со своего места. Стюарды Никки и Дейви испуганно уставились на него. Из своего дальнего угла Лавси прошел через всю комнату, подошел к столу Оксенфордов, остановился и угрожающе посмотрел на барона. Это был высокий, уверенный в себе мужчина лет сорока, густые волосы с сединой, черные брови, тонкие черты лица. На нем добротный дорогой костюм, хотя говорит он с провинциальным ланкаширским акцентом.
– Был бы очень признателен, если бы вы держали свои мысли при себе, – сказал он мрачно. – Вас это не касается, черт побери!
– А я говорю, касается, ясно?
Краем глаза Маргарет заметила, что Никки поспешно удалился, Очевидно, чтобы позвать кого-нибудь на помощь с верхней палубы.
Лавси продолжал:
– Вам, естественно, неизвестно, но профессор Хартманн один из лучших физиков мира.
– Мне наплевать, кто он.
– Может быть. Зато мне нет. И я рассматриваю ваши слова, как гнусные грязные оскорбления.
– Я всегда говорю то, что считаю нужным. Ни у кого разрешения не спрашиваю. – Отец попытался подняться, но тут Лавси остановил его, положив свою крепкую руку ему на плечо.
– Мы воюем как раз с такими людьми, как вы.
– Сейчас же отпустите меня и убирайтесь.
– Уйду, только если вы дадите обещание заткнуться.
– Я позову капитана.
– Уже нет необходимости, – раздался еще один голос, и в столовую вошел Марвин Бейкер, он был строг и спокоен, на голове фуражка, – потому что я здесь. Мистер Лавси, могу я попросить вас вернуться на свое место? Пожалуйста, сделайте одолжение.
– Хорошо, я вернусь, но не буду молчать, когда какой-то хам-антисемит оскорбляет и издевается над заслуженными людьми, называя их еврейчиками.
– Прошу вас, мистер Лавси.
Лавси вернулся на место. Капитан повернулся к отцу.
– Лорд Оксенфорд, наверное, мистер Лавси ослышался, вы не могли так называть ваших попутчиков.
Маргарет молила Бога, чтобы отец успокоился, не лез на рожон, но случилось как раз обратное.
– Почему же, называл, ведь они именно еврейчики.
– Отец, прекрати! – закричала Маргарет.
Почти одновременно с ней раздался твердый голос капитана.
– Убедительно прошу вас не выражаться так, пока вы находитесь на борту моего корабля.
– А что, слово еврейчик их обижает?
Капитан Бейкер начинал понемногу сердиться.
– Сэр, это американский авиалайнер, и у нас есть свои правила поведения. Я настаиваю, чтобы вы прекратили оскорблять пассажиров. Предупреждаю, я вправе арестовать вас, если вы не послушаетесь, и сдать местной полиции буквально на следующей остановке. Такие случаи крайне редки, но, увы, случаются, и тогда компания выдвигает против нарушителя соответствующее обвинение.
Отца явно потрясло, что ему говорят о полиции, он, видимо, испугался. На какое-то мгновение установилась полная тишина. Маргарет чувствовала себя отвратительно, сгорая от стыда. Она пыталась остановить отца, публично протестовать против его безобразного поведения, я все же ей было невообразимо стыдно, ведь она его дочь, поэтому часть ответственности ложится и на нее. Маргарет закрыла лицо руками, не могло быть и речи о том, чтобы продолжать ужин.
– Хорошо, тогда я ухожу в свое купе, – наконец промолвил отец. Она взглянула на него. Он взял мать за руку. – Ты идешь, дорогая?
Мать встала. Теперь наступил черед дочери. Маргарет почувствовала, что сейчас все в столовой смотрят на нее.
И в этот момент неизвестно откуда, будто из-под земли, перед ней возник Гарри.
– Леди Маргарет, прошу вас. – Он галантно предложил ей свою руку. Она поднялась, Гарри задвинул ее стул. Она была очень признательна ему за эту поддержку.
Мама шла первой. Лицо каменное, спокойное, сдержанное, никаких эмоций, голова высоко поднята. За ней следовал отец.
Гарри не убирал руку, и она смогла на него опереться. Мелочь, конечно, но в этот момент она значила для нее многое, Маргарет хотя бы смогла выйти из комнаты, не потеряв достоинства.
Всю дорогу, пока она шла в купе, пассажиры сзади тихо шушукались.
Гарри усадил ее на место.
– Огромное спасибо, – обратилась она к нему, – даже не знаю, как благодарить вас.
– Я услышал шум ссоры еще отсюда и знал, что вам, наверное, трудно.
– Никогда в жизни не испытывала такого стыда.
В углу метался отец, он никак не мог прийти в себя.
– Кретины, когда-нибудь они пожалеют! – Мать сидела напротив и молчала, ее отсутствующий взгляд был направлен прямо перед собой. – Помяни мое слово, они проиграют войну, и вот тогда...
– Папа, не надо, – хорошо, что только Гарри мог видеть продолжение этой сцены, мистер Мембюри куда-то исчез.
Но отец не смутился.
– Доблестная германская армия, как смерч, пройдет по английской земле. Знаете, что случится потом? Гитлер поставит у власти такое правительство, которое будет полностью разделять его политические воззрения. – При этом в его глазах зажегся странный недобрый огонек. «Боже, да он просто ненормальный, – подумала Маргарет, – просто постепенно сходит с ума». Отец понизил голос, на лицо появилось зловеще выражение. – Разумеется, правительство национал-социалистов. И вот тогда ему понадобится лидер, способный возглавить новую команду.
- Предыдущая
- 67/110
- Следующая