Цена свободы - Чубковец Валентина - Страница 34

Ему четырнадцать, и он одинок, здесь, в Сибири, в глухой тайге, на болотистой местности, худой, голодный сирота. Эстония только снилась…

— Валенька, не суди меня, это слёзы. Они особые. Ты меня должна понять…

— Да что ты, что ты, как я могу судить? Ты же знаешь меня, я тоже радуюсь, радуюсь такому необычному сюрпризу. Такая встреча!!!

— Она последняя, Валечка, последняя в моей жизни, — трепетно доказывал он, сжимая мою руку, — я и думать не мог, что когда-то ещё услышу знакомую речь, увижу вживую эстонцев, в мои-то годы, Валечка… Вот и довелось, — тяжело вздохнул и задумался. Задумалась и я.

— Довелось, — повторяю я, восхищаясь и жалея, что не успела взять у молодых номер телефона или дать им свой. Быть может, позвонили бы когда? Кто знает…

Закрапал дождь, а вскоре усилился, показал свои способности. Мы быстро добрались до кафе, пили чай с только что испечёнными блинами, а эстонцы не выходили из головы и у меня, и у Вадима.

Позже мы часто вспоминали эту встречу с большим наслаждением и светлой печалью. Прошёл год-другой и Вадима не стало. Он там, на небесах, я мысленно с ним общаюсь. Его фотография у меня напротив кровати.

— А помнишь, Вадим, как ты с эстонцами общался, — спрашиваю я, глядя ему в глаза, но уже на портрете. В портрете вижу улыбку — помнит.

— Помочь? — бойко спросила Иринка, видя мою неуверенность: как же набрать воды из колодца под названием «журавль»? От помощи я не отказалась, тупо пялясь на колодец, со словами:

— А у нас такого нет, у нас простой, без всяких заморочек. А у вас. яс любопытством наблюдала, как она умело, без всякого усилия вытаскивала уже наполненное водой ведро.

— Ловко!

— Всё элементарно, без всякого напряга, — пояснила она, переливая в моё ведро воду. И что я раньше с Раей, сестрой моей, ни разу не сходила за водой, не поинтересовалась, как из такого необычного колодца воду достают, но об этом я только подумала, а Иринку просто поблагодарила.

Ирочка мне нравилась, но подругами мы с ней не были, может, потому что она меня постарше была, да и жили далеко друг от друга, поэтому и виделись только тогда, когда я приходила к сестре в гости и то не всегда, то Иришка была занята, а то я к сестре по делу прибегала. Мне было лет четырнадцать, я знала, что мой племянник, Раин сын Виктор влюблён в Иришку. Быть может, и у неё была симпатия к нему, видела их порой вместе, всё о чём-то разговаривали, разговаривали… Ещё помню, что Ира была очень воспитанная, худенькая, красивая, училась на отлично и не жадная. Как-то мы сидели на лавочке, тоже о чём-то разговаривали, а она всё меня угощала конфетами. Мои родители их редко покупали. Я даже и не помню, чтобы покупали, сама на сдачу, накопленную от хлеба, каждый день по четыре копейки откладывала — разрешали себе взять, вот и копила на банку сгущёнки за пятьдесят пять копеек. Вкусная. А иногда халву на четыре копейки покупала — тоже вкусная, редко конфеты.

У Иры всегда были красивые наряды, её мама Вера Васильевна работала в хозяйственном магазине, отец Николай Иванович участковым в посёлке был. В Батурино уважали и ценили эту семью. Фамилия Трениных только положительно звучала на весь посёлок. Ещё у нас в пример несколько таких семей было, это семья Докуниных, о них тоже можно писать и писать. Очень порядочный у Володи, кстати, моего одноклассника, отец был. Его уважали все — и стар и мал. Работал парторгом, простой был, незаносчивый, благородно воспитал своих сыновей, а Володя так и остался в Батурино, женился, и сыновья родились, тоже достойно воспитал. Труженики они у него. Думаю, Володины родители там, на небесах, гордятся и сыновьями, и внуками. Раньше мне почему-то казалось, они так богато живут, но… это всего лишь казалось. Честно жили, несмотря на высокую должность отца. Я, когда приезжаю в Батурино навестить могилку своих родителей, заглядываю к Володе в гости, живёт скудно и честно, как и его родители.

Рассказывал как-то мне Володя про отца, скромно, но с гордостью рассказывал о его работе, порядочном обращении к людям, о его простоте и доброте. Анатолий Александрович, когда делал снимки для передовиков на Доску почёта или для статьи в газету, мог смело снять с себя галстук и повязать тому или иному трудяге. Фотографии делал сам, ни с кого копеечку не брал. Не кичился, ко всем в посёлке по имени-отчеству обращался, руку подавал. Интеллигентный был. Всех выслушает и поможет чем сможет.

Как-то Володя с друзьями два бревна откуда-то принесли, хотели турник возле дома поставить, так отец побранил его и заставил брёвна назад унести. Выпишем брёвна сами, тогда строй турник, а эти назад снеси. Я слушала Володю и видела, с каким восхищением отзывается сын об отце. Заслуженно.

— А знаешь, Валюш, нас родители не баловали, мы в роскоши не жили, вот, что есть то и есть, — обвёл взглядом комнату.

И действительно, он живёт в родительском доме, всё те же небольшие комнатки, железные кровати с панцирными сетками, стол круглый, как у всех, шифоньер, правда, слегка подкошенный от старости, на кухне большая печка, кухонный стол, стулья, посудный шкаф, а на подоконнике цветы фиалки, в память о матери. Рыбой жареной накормил меня. Приятно. Вот как-то так у моего одноклассника со знаменитой на то время фамилией Докунины.

Помню, как однажды на летних каникулах, после седьмого класса, я подрабатывала на почте. Носила телеграммы. Посёлок был большой, и я очень уставала. Мне было стыдно, стеснялась своих одноклассников, но в то же время и приятно, я знала, что заработаю денежку и помогу своим родителям. Они уже были на пенсии, правда, мама подрабатывала сторожем — копейки получала, а отец, как вышел на пенсию, не работал, здоровье не позволяло, по дому управлялся, я подмогой была. Скорее всего, злосчастная война оставила свой отпечаток на его здоровье. Он не жаловался, но его состояние помню. Ещё и глуховат был после контузии. Да что там говорить, ни одну семью война не пощадила, везде подлая наследила. Так вот, деньги, которые я заработала на почте, предложила родителям, отказались наотрез, отец заявил:

— Ты, доченька, сама честным трудом заработала, на себя и потрать.

Обрадовалась, всё по назначению потратила. Не раз мне приходилось приносить телеграммы Анатолию Александровичу Докунину, тогда-то я и удивилась, как они живут, а казалось, раз такие великие люди — он парторгом в конторе работал, и жена какую-то хорошую должность занимала, значит, и жить должны богато, рассуждала я, а нет, жили по совести. Помню, однажды и к Трениным телеграмму принесла, какое-то торжество у них было, гостеприимные, за стол меня приглашали, не присела, но столько угощений дали, на всю жизнь запомнила. И тоже в квартире небогато, чистенько. Участковым был, ценили его в посёлке все, умел к людям подход найти, без наказания рублём на верный путь наставлял. Постыдит, побранит, построжится грозно, совет даст, в пример кого приведёт, глядишь, виновник после встречи с ним за ум возьмётся. Его в народе вторым Аниськиным называли, а это многого стоит.

Полно таких семей в Батурино, о которых можно рассказывать и рассказывать. Поэтому и горжусь своими сельчанами. А какая там природа, воздух, Чулым… Единственное, что мне не нравится, так это комарьё — полно его. Никак с ними сдружиться не смогу — кровожадные, вампиры одним словом. Но я всё-таки вернусь к семье Трениных.

Однажды Вера Васильевна кофточку мне Ирину подарила, говорит, выросла Иришка, рукава коротковаты. Долго я её носила, уже и мне рукава коротковаты стали, а всё равно носила, тёплая и красивая. Правда, когда шла к сестре не надевала её, стеснялась, вдруг Иришка увидит. Глупая тогда была, сейчас бы десять спасибо Ирине сказала, да только давно нет её, на том свете, на небесах она. Совсем молоденькой ушла в мир иной.

Как-то приехала я в Одессу, разговорились с племянником Виктором, вспомнили про Иришку:

— А знаешь, Валь, Иринка там, — кивнул в небо, — на небесах живёт. Она мне приснилась такая красивая, в свадебном наряде, белое платье, фата и на белом коне была, а сзади огромные белые крылья. Я разглядывал её, она вся светилась, удивлялся, почему у неё крылья выросли…