Цена свободы - Чубковец Валентина - Страница 29

Шла целенаправленно, с задумкой купить два почтовых голубя. Знала и представляла недовольную физиономию мужа. Но не смогла удержаться. Мне хотелось иметь своих голубей, создать им все условия, принести им счастья. Володю искать не пришлось, внутри дворика была ещё одна голубятня и тоже его, а он сидел рядом на лавочке с другом. Я объяснила свой визит, не торговалась, даже и сейчас не знаю, сколько стоит почтовый голубь. Но, как поняла, он мне продал по очень сходной цене, причём, почувствовав моё отношение к птицам, почему-то сказал:

— А я из большой семьи.

— Из большой и я, — ответила улыбчиво.

— Да ну? — обронил на меня какой-то странный взгляд и остановился, словно читая мои мысли, скажу ли я сколько нас в семье было? Сказала. Видела его удивление. Он поочерёдно подал мне двух белоснежных голубей, предварительно дав коробку для них, и продолжил:

— А это тебе ещё два — в подарок, и протянул мне уже цветных с лохматыми лапками голубей. И тоже чертовски красивых.

— Что вы, что вы, не надо, Володя, вы их кому-нибудь другому продадите!

— Нет, я их хочу подарить тебе. Подарить! — улыбнулся он и закрыл голубятню.

Так в моей коробке оказалось четыре голубя. Домой летела, словно у меня крылья, а не у голубей. В голове смешивалось всё, представляла реакцию мужа. Ладно два, размышляла я, а тут четыре! Успокаивало то, что на нашем балконе стоял вольер от лабрадора, собака у сына, а клетка у нас, так, на всякий случай. Вот и пригодилась на первое время. Я их туда. Хорошо, Саша на работе, звонить и говорить, что прибыль в доме куца проще чем с ходу обухом по голове. Ласково заговорила, почувствовал моё подлизывание.

— Говори, — спрашивает, — что опять натворила?

— Да ничего, Саш, всё нормально, просто я… а знаешь, я тебе так вкусно приготовила, когда с работы приедешь?

— Что-то хитришь опять, кого в квартиру припёрла, кошку или собаку, или мышей каких?

— Да нет же, у нас хомяков хватает, но… — тут я сделала паузу, перевела дыхание и добавила, — приедешь, сам увидишь. Ты только не злись, ты же добрый. Я не дала мужу задать мне еще вопросы, а быстро положила трубку. Так же быстро он и приехал.

— Колись, что на сей раз выдумала? Он махом оглядел комнаты и ринулся на балкон.

— Ну уж этого я от тебя не ожидал! Ты что, спятила? Где они жить будут?!

Клетка занимала немалую часть балкона. Голуби сидели смиренно и ждали приговора.

— Саша, Саш, а тут и будут, и нам места хватит ходить. Я ловко продемонстрировала незанятый остаток балкона, жалостливо глядя то на мужа, то на голубей. — Смотри, какие они красавцы!

— Красавцы?! Вот и лети с этими красавцами на юг! На юг! — гневно выкрикнул он. «О Боже, да уразуми его пыл», — мысленно говорю я и добавляю:

— А на зиму мы здесь утеплим.

— В мозгу тебе надо утеплить.

А всё-таки Саша у меня добрый, минут через десять он уже остыл и наблюдал за птицами. Похоже, они ему понравились, и мне легче стало на душе. Но надо было ещё пережить реакцию сына. Здесь было проще, сын просто смолчал, добрым и сынок оказался. А может, потому что живёт отдельно, у него своя семья. А когда мы уехали на недельку на Алтай, то Шурка приезжал и кормил птиц. Радовался и Данечка, внучок наш, голубям, тоже сыпал им зерно. Ведь Володя наказал, чтобы с недельки три они дома в клетке посидели, только потом можно на улицу отпускать. Три недели пролетели быстро, я их баловала, балую и сейчас, семечки покупаю очищенные от шелухи, гречку перебираю, порой мою и сушу, рис даю, яйца варёные на тёрке тру, морковь, всё лучшее им.

Когда выпустила первый раз на волю, переживала, вдруг не вернутся, к Володе улетят. Да ладно, значит, не судьба держать мне голубей. Но ближе к вечеру они вернулись, все четверо.

— Вернулись милые, вернулись! Вы запомнили свой дом. Гуленьки, мои гуленьки, — приговаривала им, наблюдая из-за балконной двери. Звонил и Саша с работы, спрашивал, ну что, улетели твои пернатые?..

— Саш, они вернулись, они же умные, знают свой дом, знают! — На том конце провода я почувствовала и Сашину радость.

Клетку, мы, конечно, убрали, Саша взял неотгуленный отпуск и мастерит нашим голубям тёплое жильё на зиму. Мужа стала ценить ещё больше. Но самое интересное я узнала на днях. Мне сказала сестра Тома:

— А знаешь ли ты, Валя, что у нашего папки тоже была голубятня, он держал много голубей, это было до войны, он ещё не был женат.

— Так вот почему меня так к птицам тянет, а ещё и девичья фамилия птичья.

А месяца два назад муж голубя принёс, простого, сизого:

— На вот тебе от сына подарок, — и протягивает мне махонького заморыша.

Взяла, прижала к себе, а куда деваться. Крыло у него сломано, вот и летать не может. Повозили по ветлечебницам, да что толку, то голубей не лечат, то такие деньги запросили… Вечером сынок звонит:

— Мама, выходи его, жалко, я у себя на даче нашёл, вторую неделю за ним наблюдаю, пропадет, не выдержит в зиму. А у нас собака и Данечка совсем маленький.

— Конечно, сынок, какой разговор — выхожу.

Дети приезжают к нам в гости, Данечка, который еще говорит на своём, не всегда понятном для нас языке, назвал нашего приёмыша Гуней, теперь и мы его так зовём. Привыкли к Гунечке, хозяйничает, разбаловали, вольно живёт. Только и убираю за ним везде, но хорошо, что кушает в одном месте, а спит в другом, а так — вся квартира в его распоряжении, пускай живёт, места всем хватит. А куда его денешь? В очередной раз приятно за сына, другой, может быть, и не заметил, а мой… Спасибо тебе, сынок, я не удивляюсь твоим добрым поступкам, привыкла за столько лет.

Совсем недавно помер тот самый сосед с первого этажа, а к нам на балкон, помимо моих, которых я уже подкармливаю много лет с другого балкона, у нас их два, стал прилетать чужак. Вот и задумаешься…

— Алё-о-о, алё-о-о, Валентина Анатольевна, Валентина Анатольевна-а, здравствуйте, я Люба. — Я услышала какой-то встревоженный голос.

— Слушаю вас, здравствуйте, — заволновалась и я.

— Я только что видела вашего сына Сашу. Он жив, слышите, жив, но без сознания, — громко кричала в трубку женщина, а я ничего не могла понять. Я прибежала с балкона, услышав телефонный звонок, он меня как-то насторожил и напугал. Время позднее, уже темно, а сына нет дома, такого не было, я даже руки не успела помыть, готовила винегрет на поминки. Завтра двадцать первое апреля — день памяти моей мамы, три года назад её сердечко перестало биться. И мы с сёстрами всегда собираемся в этот день. На сей раз все должны прийти ко мне, у меня и помянем нашу мамочку. Хочу сказать, что в то время не было аферистов, это сейчас могут позвонить и разыграть сцену, чтобы нажиться.

— Алё, алёо-о-о, — снова кричала в трубку женщина. А я стояла словно окаменевшая, словно немая и не могла с собой совладать. Мне словно перехватило дыхание, но я знала, если не отвечу, трубку на другом проводе могут положить. Тогда стала кричать: «Ы-ы-ы! Слышу вас». Она что-то говорила ещё и ещё, а я ничего не могла понять. Она говорила так быстро и напуганно, но убедительно доказывая, что жив ещё, повезут в первую городскую больницу.

Страх потерять сына был страшнее всего в моей жизни. Думаю, меня все прекрасно понимают. Так получалось, что несколько раз за эти восемнадцать лет я его чуть не теряла. Даже вовремя не смогла родить, на сохранении лежала трижды, почка отказывала, вызывали роды, увезли, прооперировали почку, а сынок ещё две недели лежал в роддоме один. Если говорить больше, то двойню мне ставили, и в документах написано двойня, на двоих всё покупала, по двадцать шесть пелёнок холодных и тёплых, одеялка два и т. д.

В восьмидесятые годы трудно было все купить. Но родился почему-то один, да при родах теряла сознание, бредила, тяжело достался. Очень. Слышала, как врачи говорили, что спасать будем мамашу, я ведь в сомнительном отделении рожала. А документы, как увезли меня из роддома во вторую медсанчасть на операцию, странным образом куда-то задевались. Позже неоднократно пыталась отыскать второго ребёнка. Неоднократно. Я доказывала врачам, что слышала, как говорили, сейчас снова будем рожать. Но они мне обратное, мол, это выходило место. Всё как-то запутанно, шито чёрными нитками, увы…