"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Рейн Доминион - Страница 76

Крыковская хоругвь стояла в центре войска князя Януша Уховецкого. На правом и на левом крыльях строя – полки реестровых: Берестянский и Жеребковский, Нападовский и Крапивнянский. Уховецкий гусарский полк – ярко-лазоревые кунтуши и белые крылья – прятался в лесу. Последняя надежда переломить победу, ежели, не приведи Господь, что-то не так пойдет.

Пять прошедших в ожидании дней ждали подмогу из Заливанщина – три сотни пехотинцев-арбалетчиков, да так и не дождались. Пора-то осенняя. Может, борются со слякотью где-то на подходе? А может, великолужичанские летучие сотни уже прошли по тылам, вырезали их ночью, сонных?

Великий гетман пан Автух Хмара, новоизбранный польный гетман пан Симон Вочап, ясновельможные паны полковники Далибор Гжись, Гелесь Валошек, Тэраш Бугай, одноглазый великан Свиязь Торба, Верчеслав Кавадло по кличке Пестряк, Барыс Коло, наместники и хорунжие стояли отдельной кучкой. Не разговаривали и даже старались не смотреть друг другу в глаза.

Ждали прибытия короля. Первого короля в истории Малых Прилужан. Ведь в старые времена, еще до объединения с Великими Прилужанами, здешних правителей именовали великими князьями.

И вот со стороны ближнего березняка, горделиво отколовшегося от прочего леса, донесся топот копыт. Белый бунчук над головами десятка всадников. Узкий штандарт все с тем же Белым Орлом. Кунтуши телохранителей – словно кусочек летнего неба на землю упал.

Князь, точнее, король Януш подскакал к своим подданным. Сдержал светло-солового – цвета свежесобранных сливок – коня, раздирая ему рот трензелем. Сурово, закусив черный с проседью ус, оглядел войсковую старшину. Последний месяц тяжко дался князю Янушу – обвисли щеки плоскими брылями, набрякли сливовостью мешки под глазами, прибавилось – ох как прибавилось – морщин поперек лба.

– Все готовы, твое величество, – поклонился Автух Хмара. Провел пальцем по окрайку пернача, заткнутого за алый кушак.

Януш зыркнул зверем. Счастье, что по уху не огрел. За ним такой грешок, поговаривали, водился. Развернул коня на задних ногах, пришпорил.

Соловый жеребец коротко ржанул и, согнувшись кренделем – чего-чего, а в седле князь Уховецкий всегда сидеть умел, – пошел коротким галопом вдоль строя. Телохранители не отставали, но и вперед не вырывались – тоже выучка многолетняя сказывалась.

У левого края Крапивнянского полка Януш сорвал шапку.

И кто скажет, что блестело на его ресницах – слезы или осевшие капельки тумана?

Осадил коня перед крыковскими гусарами, а в первом ряду стояли все как на подбор седые, иссеченные шрамами бойцы, способные согнуть «королька» пальцами и завязать узлом железный шкворень.

– На караул! – скомандовал гусарский хорунжий, потомок старинного рода Намислав Джякел.

Пять сотен кончаров в миг покинули ножны, отсалютовали королю и застыли, устремленные трехгранными остриями в серое небо.

Януш спешился, бросил поводья коня.

– Сыны мои! – загремел его голос. – Не по моему приказу вы здесь собрались, но своей волей пришли. Стоите здесь, готовые живота не пощадить за свободу и честь Малых Прилужан. Гляжу я на вас, и сперва радуется мое сердце, а потом печалится, обливается горькими слезами. Ибо не сегодня-завтра поднимет меч брат на брата, прольется кровь лужичан, которые мне равно как дети, хоть из Великих, хоть из Малых Прилужан. Потому благодарю я вас и кланяюсь в пояс за верность и преданность вашу, но на коленях прошу – разойдитесь…

Уховецкий князь помедлил мгновение и грузно плюхнулся на оба колена, не глядя под ноги, не считаясь с хлынувшей за голенища щегольских сапог холодной водой.

Строй охнул. По только что ровным рядам пробежала рябь, как от брошенного в воду камня.

Наметом подлетел Симон Вочап, спрыгнул едва ли не на ходу, поскользнулся, припал на одно колено рядом с Янушем:

– Что ж ты делаешь, твое величество? Своими руками всех в петлю…

– Какое я тебе «величество»? – окрысился владыка Уховецкий. – Можешь корону себе забирать! Вон она, во вьюке. А хочешь, швырни в небо – на кого Господь пошлет… И конец! И крышка! А с меня довольно!!! Из-за честолюбия край в крови потопить?!

– Да ведь так и так кровушкой умоемся…

– Зато моя душа пред Господом чиста будет! Я все сделал, чтоб войны избегнуть. Еще вчера гонцов Юстыну послал. Я присягаю Выгову и Прилужанскому престолу и от вас того же жду…

Пан Симон где стоял, там и сел. Прямиком в грязь. Схватился за голову, стягивая волчью шапку на глаза.

– Господи, слышишь ли ты меня? – прошептал едва слышно. – Конец… конец Малым Прилужанам…

Небо в ответ сыпануло мелким дождем. Холодным и колючим, как сочувствие скряги. Уместным, как шпильман на похоронах.

По сводчатому потолку распластались длинные тени. От неприкрытого ставня тянуло осенней стылой сыростью. Изредка ветерок касался одного из бесчисленного множества свитков, разбросанных по широкой столешнице, и тогда пергамент вздрагивал, взмахивал уголками, как отбившаяся от стаи, севшая умирать в чужое болото утка. Тогда тени на потолке всполошенно метались, а человек, сгорбившийся за столом, ежился, вздрагивал и без дела поправлял подбитую собольим мехом пелерину.

Серовато-зеленая кожа, глазки-щелочки, бесформенные уши. Любой сторонний взгляд не без труда узнал бы нынешнего прилужанского короля, некогда бывшего красавцем и франтом, первым кавалером Терновского княжества.

Скрипнула дверь.

Король Юстын встрепенулся и недовольно скривился:

– Я же просил…

– Нитчего, нитчего… – Невысокая полнотелая королева, уроженка далекого северного Руттердаха, до сих пор немного коверкала певучую лужичанскую речь, хотя давно уже изъяснялась совершенно свободно. – Я не пускать слуг. Я сама. Сама одна.

Королева отодвинула локтем кипу сложенных вчетверо, а то и просто смятых листков, поставила на стол посеребренный поднос с высоким узкогорлым кубком, прикрытым чеканной крышечкой.

– Катаржина, я же просил… – Король вздохнул и опустил подбородок на сложенные ладони.

– Нитчего, нитчего… Сам пан Каспер Штюц приказал пить. Этот напиток выводить отраву из крови. – Ее величество сняла крышку, втянула курносым носом густой парок и закатила глаза в притворном блаженстве. – Отчень вкусно.

– Кто из души у меня отраву выведет?.. – задумчиво протянул пан Юстын. – Какому чародею под силу?

– Нитчего. Все успокоится. Пей, пожалуйста.

Король сокрушенно махнул рукой, потянулся за кубком.

– О! Подождать! У тебя чернила на щека… – Катаржина ловко смахнула не успевшее засохнуть чернильное пятнышко.

Юстын наклонил голову и благодарно потерся щекой о руку королевы:

– Спасибо, Катаржина. Что б я без тебя делал? Без тебя и детей. Один с этой сворой подхалимов и стяжателей… Каждый тянет одеяло на себя. Вот жалобы, челобитные, доклады… – Король с ненавистью подбросил несколько развернутых свитков. – Вот, смотри – этот просит отменить Контрамацию. Желают-де шляхтичи застянка Водотыги детишек отдавать учиться чародейству! Сорок два отпечатка пальцев, грамотеи! А этот жалуется – мол, князь Уховецкий Януш его поносной бранью бесчестил и грозился плеть о спину измочалить… Требует возместить ущерб чести шляхетской полусотней «корольков»! Тьфу ты… Коль честь тебе дорога, бери саблю в руки и вызывай, а он – жалобу писать. Этот просит освободить фольварк от податей, так как он во время элекции подрался с уховецкими в шинке, потерял серьгу золотую, саблю и коня… За пьяную драку освобождать от податей? За кого они меня все принимают? – Юстын с неожиданной силой приложил кулаком о столешницу. Подпрыгнула, жалобно звякнув, чернильница в виде распластавшего крылья лебедя. Покатилось, кропя листочки брызгами чернил, гусиное перо. Закачался канделябр с пятью толстыми свечами белого воска.

– О! Нитчего… – Прохладная ладонь королевы легла на лоб его величества. – Ты должен успокаиваться. Выпей отвар. Ты не должен делать все это сам… – Катаржина указала на заваленный исписанными листками стол. – Есть помощники. Пан подскарбий, паны гетманы, пан каштелян, пан возный, пан конюший, пан подтчаший… Всех ли я перетчислять?