"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Рейн Доминион - Страница 49

С другой стороны, король Юстын никаких шагов, направленных на разрыв отношений с Малыми Прилужанами, или хотя бы попыток поставить на место зарвавшихся (ишь чего удумали – на корону претендовать) северян не предпринимал, разве что стянул несколько хоругвей гусар и драгун ближе к Крыкову, на левый берег Елуча.

Новый подскарбий, грозинецкий князь Зьмитрок, новый маршалок, новоиспеченный князь пан Адолик Шэрань, и новый великий гетман Великих Прилужан, князь люлинецкий, пан Твожимир Зурав, герба Журавель, требовали от короля более активных и решительных действий, но наталкивались всякий раз на очередную речь. Поговорить пан Юстын любил еще будучи терновским князем. А уж ставши королем и получив неограниченную возможность говорить, разъяснять и указывать, развил свое пристрастие до немыслимых, казалось, высот.

Так все и текло. Тихо и мирно.

Посланники того же Угорья или Заречья могли и не разглядеть никаких сдвигов в жизни страны.

Но если сторонний взгляд не ухватывал в Прилужанском королевстве особых изменений, придирчивый местный наблюдатель мог уловить много интересного.

Начиная с внезапной и необычной гибели польного гетмана пана Чеслава. Можно подумать, кто-то поверил в случайное падение с коня виском о брусчатку. Как бы не так! Человек, севший в седло в шесть с небольшим лет, видевший больше пограничных стычек и сражений, чем большинство выговчан ярмарок? Держи карман шире. Чтобы пан Чеслав убился, падая с лошади, его нужно прежде было напоить до состояния снопа. Но в тот день польный гетман не пил. Не до того было.

Как-то незаметно и вроде бы естественно убрали с государственных должностей всех, кто «замарал» себя службой Белому Орлу. На их место заступили сторонники Золотого Пардуса. Подскарбий, возный, войский, подкоморий… Заменили реестровых полковников, хорунжих и наместников. Поручиков, ротмистров и сотников.

Купцы и мещане почти с восторгом следили за действиями властей. Пытались подражать. Стало хорошим тоном не давать места в гостиницах малолужичанским купцам и шляхтичам. Не покупать их товары на рынках столицы и ярмарках, а если покупать, то стараться сбить цену до мыслимых и немыслимых пределов. Кое-кому, пытавшемуся возмущаться, намяли бока по закоулкам.

Новый подскарбий, князь Зьмитрок, бросил как-то в толпу слова, что не худо-де огородить Уховецк с пригородами высоким забором, и пусть обитают там сами по себе, не оскорбляя своим видом честных жителей королевства. Обыватели с восторгом подхватили эту идею и повторяли ее на всех углах, по шинкам и лавкам.

Зджислав Куфар, наблюдая всю эту свистопляску из окон своего выговского дома, лишь мрачнел и наливался кровью, как насосавшийся комар. Выходить без риска для жизни и здоровья на улицы города он уже не мог.

А вот третьего дня и выходить не понадобилось. Сами пришли. Десяток драгун в расшитых позументом грозинецких жупанах. Показали пергамент с печатью и подписью подскарбия Зьмитрока и предложили прогуляться до королевского застенка.

Ну, не сопротивляться же с оружием в руках?

Да пан Зджислав никогда и не был горячим сторонником или хотя бы приверженцем вооруженного решения конфликтов и споров.

Тем более на всех углах кричали о честности и справедливости новой власти.

Но в тот миг, когда застеночный кузнец заклепал кандалы на его руках и ногах, пан Зджислав усомнился в правильности своего первоначального решения. Быть может, погибнуть на пороге собственного дома с саблей в руках было бы наилучшим выходом.

Теперь он стал обитателем застенков, куда раньше сам, случалось, упрятывал казнокрадов, ярых вольнодумцев и заграничных подсылов. Попытка наладить отношения с надзирателями ничего не дала. Намек на приличную мзду вызвал лишь презрительные ухмылки. Мол, знаем мы вас, уховецких, все на злато-серебро мерить привыкли, а мы не таковские, мы за честность и справедливость.

А сегодня утром его разбудили едва ли не со сладострастным злорадством:

– Вставай, морда воровская. Ужо допросники нынче тебе все растолкуют.

Пан Зджислав, конечно, давно уже догадался, о чем пойдет речь в допросной камере. И в глубине души ехидничал. Думал, Зьмитрок, что придешь на все готовенькое? Тут тебе и казна, тут тебе и войско, готовое вскочить на коней по первому слову? Ага, подставляй кошелек. Где та казна, а где тот новый подскарбий? Накося выкуси, как говорится среди торговок пирожками…

Шедший впереди надзиратель распахнул двери пыточной:

– Давай заваливай, морда толстая.

Пан Зджислав хотел было ответить, чтоб холоп язык попридержал. Он хоть и опальный, а все же родовитый шляхтич. Не ровен час, власть переменится. А потом решил – вот переменится, тогда и объясню. Подробненько. В этой же самой камере.

Пыточная ни капельки не изменилась со времени последнего его посещения. К удивлению пана Куфара, и старший заплечник остался тот же. А впрочем, чему удивляться? Багус Бизун, по всей видимости, всегда поддерживал Золотого Пардуса. Да и хороший мастер-заплечник – великая редкость. Заменять на нового – себе дороже.

Багус поднял на арестанта, по обыкновению, грустные глаза с тяжелыми темно-лиловыми обводами, свидетелями тяжелой нутряной хвори:

– Заходи, пан Зджислав. Присаживайся.

Надзиратель хмыкнул, не одобряя подобной почтительности, но Багусу на его мнение было плевать. Да, по большому счету, и на мнение девяти десятых выговчан тоже. Он всегда жил своим умом и делал свои выводы из окружающей жизни.

Пан Зджислав последовал приглашению. Присел на невысокую, намертво приделанную к полу лавку. Огляделся.

Два факела давали достаточно света, чтобы усаженный в угол писарь мог заносить на пергамент полученные показания. Но в этот раз, видно, решили обойтись без писаря. Значит, разговор пойдет серьезный. И наверняка о пропавшей казне. Лишние уши ни к чему. Это еще раз подтвердило догадку пана Зджислава о том, что коронное золото князю Зьмитроку понадобилось отнюдь не для выплаты долга по жалованью реестровым войскам. Знаем. У самих рыльце в пушку. Бывший подскарбий, правда, никогда слишком уж не наглел, но… Быть у казны и не погреть руки? Кем же это надо родиться?

Что ж, за маленькие радости приходится расплачиваться. Рано или поздно. Лучше, конечно, позже, чем раньше. Но это уж у кого как получится.

Пан Зджислав вздохнул, разглядывая ровные, прямо на загляденье, ряды пыточного инструмента. Щипчики для вырывания ногтей и ломания пальцев. Остренькие кусачки, с помощью которых можно потихоньку состригать мясо с костей. В небольшой жаровне разогревались до нужного свечения прутья с удобными рукоятками. В темном углу на полочке томились в ожидании дела сапоги с плашками для раздавливания голеней; шлем с воронкою, чтоб при пытке заливать в горло воду. Не стоило даже сомневаться – все петельки смазаны, все металлические части начищены до блеска. Багус Бизун свое дело знал и любил.

Надзиратель отсалютовал заплечнику раскрытой ладонью и ушел.

Время тянулось медленно.

Пана Куфара, как назло, одолела почесуха. То тут засвербит, то там. Или вши успели из тюремной постели в швы исподнего белья перебраться? Поначалу он стеснялся чесаться, а потом плюнул. Чего это он должен манер держать перед заплечником? Он – родовитый шляхтич. Пускай его стесняются, кто уродился простолюдином.

И начал пан Зджислав скрести бока, живот и лопатки. С удовольствием, с расстановкой…

Говорят, самая приятная болезнь – чесотка. Чешешься и еще чесаться хочется. Тот, кто эту пословицу придумал, не слишком покривил душой.

Так за приятным занятием пан Зджислав едва не пропустил появление главных действующих лиц. Не считая его самого, ясен пень.

Дверь распахнулась, и на пороге появился низкорослый воин в дорогом жупане, расшитом серебряным шнуром на грозинецкий манер. Карузлик какой, что ли, вырядился?

Впрочем, почему невысокий?

Пана Зджислава обмануло первое впечатление. Грозинчанин лишь казался низким и коренастым. А всему виной увечье – чей-то безжалостный удар, смявший, изломавший драгуну, судя по одежде, правое плечо, ключицу, ребра. Рука сухой веткой скрючилась перед грудью – кисть до предела согнута, пальцы-когти тянутся к предплечью. Из-за искривленного хребта и шагал калека на полусогнутых ногах. Потому и казался карузликом.