Игольное ушко - Фоллетт Кен - Страница 34

• Предыдущая
• 34/78
• Следующая

Нет, говорил себе Фабер, соберись и подумай, в таких делах не надо спешить. Как они могли напасть на его след? Они не смогли выяснить, куда он точно едет, нашли одного из тех немногих, кто знал его в лицо, переодели его контролером и подсадили сюда – и все это очень быстро…

Паркин. Правильно, его зовут Билли Паркин. Сейчас он уже совсем не тот, заматерел, выглядит взрослым. Вот он, кажется, идет.

А может, просто кто-то похожий? Допустим, старший брат? Может, случайное совпадение?

Паркин зашел в соседнее купе. Времени почти не оставалось.

Фабер предположил самое худшее и стал действовать соответствующим образом.

Он встал, вышел из купе, пошел по коридору, пропихиваясь на пути в туалет сквозь людей, переступая через мешки, чемоданы, сумки. Туалет был свободен. Он вошел и закрылся изнутри.

Фабер только оттягивал время – даже глупые железнодорожные контролеры и те не забывали проверить туалеты. Он сел на сиденье и стал думать, как выбраться из столь сложного положения, в которое попал. Поезд шел на высокой скорости, и выпрыгнуть трудно. Кроме того, могут увидеть, как он прыгает, и, если его действительно ищут, состав остановят.

«Билеты, пожалуйста».

Паркин приближался.

И тут он придумал. Сцепление между вагонами представляло собой крошечный тамбур, что-то вроде гармошки между вагонами, с обоих концов имелись глухие двери, чтобы в вагонах не был так сильно слышен шум колес, лязг тормозов. Фабер тихо вышел из туалета, прошел в конец вагона, открыл дверь, попал в «гармошку», осторожно прикрыл за собой дверь.

Там гулял ветер, было жутко холодно и шумно. Фабер сел на пол, свернулся клубком, опустил голову, притворился спящим. Здесь мог спать только мертвый, но шла война, в поездах царила полная неразбериха, самое странное вчера казалось обычным сегодня. Он старался унять дрожь.

Дверь сзади открылась, голос над ухом произнес:

– Билеты, пожалуйста.

Фабер не двигался. Он услышал скрип закрываемой двери.

– Вставай, спящая красавица. – Нет сомнений, перед ним стоял Паркин.

Фабер медленно пошевелился, поднялся на ноги, оказавшись спиной к Паркину. Когда он резко развернулся, в руках у него был стилет. Он придавил Паркина к двери, прижал острие к его горлу и пробурчал:

– Веди себя тихо, или я убью тебя.

Левой рукой он взял у Паркина фонарь и осветил его лицо. Казалось, парень не слишком испугался, оказавшись в такой ситуации.

– Так-так, передо мной мой старый знакомый Билли Паркин, который так хотел попасть в армию, а в итоге надел форму железнодорожника. Ну что ж, какая-никакая, все равно форма, ты получил свое.

– Вы? – только и смог вымолвить Паркин.

– Сам знаешь, что я, кто же еще, мальчик Билли. Ты ведь именно меня здесь ищешь, правда? Зачем? – Фабер старался говорить пострашнее, как матерый уголовник.

– А почему я собственно должен вас искать? Я что, полицейский?

Фабер театрально поиграл ножом в руке.

– Ну-ну, не надо врать мне, это небезопасно.

– Я серьезно, мистер Фабер. Отпустите. Клянусь, никому не скажу о нашей встрече.

Фабер засомневался. Или Паркин говорит правду, или перед ним такой же хороший актер, как он сам.

Неожиданно Паркин сделал резкое движение, правой рукой пытаясь достать что-то в темноте. Фабер перехватил его кисть в воздухе и железной хваткой зажал ее. Сначала Паркин сопротивлялся, но Фабер так надавил стилетом, что острие мягко вошло в горло где-то на четверть дюйма. Парень затих. Фабер нащупал карман, куда хотел залезть Паркин, вытащил оттуда пистолет.

– Надо же, какая игрушка. А я, дурак, думал контролеры ходят безоружными. На кого работаешь, Паркин?

– Мы все сейчас носим оружие – из-за темноты на железной дороге полно преступлений.

Паркин, надо отдать ему должное, лгал мастерски, словом, малый находчивый. Вряд ли одними угрозами ему удастся развязать язык.

Удар был внезапным, быстрым и точным. Стилет подпрыгнул в кулаке, пошел вверх. Лезвие вошло на полдюйма точно в левый глаз и тут же вышло обратно.

Фабер плотно перекрыл ему рот рукой. Приглушенный вопль боли и ужаса потонул в шуме колес. Паркин потянулся руками к страшной ране, глаз вытек.

– Побереги свой другой глаз, парень. Так кто твои хозяева?

– Военная разведка… о Боже, не надо, не надо больше, пожалуйста.

– Кто именно? Мензес? Мастерман?

– Боже, как болит, Год… Годлиман, кажется. Правильно, Годлиман.

Годлиман! Фаберу была знакома фамилия, но сейчас не время вспоминать, главное не это.

– Что у вас есть на меня?

– Фотография. Я опознал вас на фото.

– Какая фотография? Говори! Слышишь?

– Спортивная команда… бегуны… с кубком… в армии.

Фабер вспомнил. Черт, где они могли ее выкопать? Кошмарный сон все больше становится явью: у них есть его фото, теперь его лицо будет знать каждый.

Он развернул стилет в сторону правого глаза.

– Как узнали, где я?

– Не надо, не делайте этого, пожалуйста… посольство… перехватили ваше письмо… такси… Юстон – не надо, только не глаз… – Он прикрыл глаза руками..

Проклятье. Этот идиот Франциско… теперь он…

– Продолжай, говори все. Где засада?

– Глазго. Они будут ждать вас в Глазго. Там многие сойдут.

Фаберу больше ничего не нужно. Он опустил стилет напротив живота.

Чтобы как-то отвлечь Паркина, спросил:

– Сколько, говоришь, их будет? – И тут же сильно ударил – под ребро, затем вверх, в область сердца.

В уцелевшем глазе застыл ужас, но парень не умер сразу. Фабер с этим уже сталкивался, поэтому не удивился. Это было недостатком его любимого приема, которым он убивал свои жертвы. Обычно шок от удара стилетом приводит к остановке сердца. Но если сердце здоровое, так получается не всегда – ведь хирурги иногда вынуждены втыкать тонкую иглу в сердце, чтобы сделать инъекцию адреналина. Если сердце бьется, вокруг лезвия образуется дыра – через нее и потечет кровь. В принципе, смерть неизбежна, но наступает чуть позже.

Наконец, тело Паркина обмякло и стало оседать. Фабер прижал его к стене. Что это? Показалось? Странная улыбка промелькнула на лице умирающего – какая-то усмешка, радость, в общем, что-то было не так. Такие нюансы Фабер подмечал. Он по опыту знал, что здесь кроется какой-то смысл.

Он дал телу упасть на пол, сложил его в комок, будто человек уснул, запихал форменную фуражку в дальний угол. Потом вытер кровь с лезвия о брюки убитого, убрал остатки вытекшего глаза. Это была грязная работа.

Затем упрятал стилет обратно в рукав, открыл дверь в вагон, в темноте пробрался в купе.

Когда Фабер уселся на место, сосед спросил:

– Ну ты и задержался в туалете. Там что, очередь?

– Знаешь, съел что-то не то.

– Скорее всего, бутерброд с яйцом. – Сосед рассмеялся.

Фабер думал о Годлимане. Фамилия явно знакомая, он даже смутно представил его: среднего возраста мужчина, в очках, с трубкой, рассеянный вид человека науки… да он и на самом деле профессор.

Теперь Фабер все вспомнил. Первые пару лет в Лондоне у него было мало работы. Война еще не началась, большинство людей думали, что вообще не начнется (в этом плане Фабер был далек от оптимизма). Конечно, кое-что приходилось делать: проверять и вносить изменения в старые карты, которые имелись у Абвера, готовить отчеты об обстановке в стране, основываясь на своих собственных наблюдениях, газетах, но немного. Чтобы заполнить чем-то свободное время, повысить знания английского, освоиться со своей новой ролью, Фабер ходил, осматривал достопримечательности.

Он посетил тогда Кентерберийский кафедральный собор по собственному желанию, просто потому, что ему хотелось его посмотреть, хотя, конечно, о деле помнил – купил серию открыток, на которых с воздуха был запечатлен собор и весь город. Сделал он это специально, для того чтобы впоследствии помочь Люфтваффе. Ну и что, помог? Как с гуся вода – весь 1942 год эти растяпы летали и не смогли ничего сделать.

Целый день Фабер ходил по величественному зданию – рассматривал оставленные на стенах знаки древних мастеров, любовался различными архитектурными стилями, внимательно читал путеводитель, одним словом, бродил, дышал воздухом вековой истории, приобщался к культуре великой страны.

• Предыдущая
• 34/78
• Следующая