Опер. Девочка на спор (СИ) - Аверина Екатерина "Кара" - Страница 24

— Ну наконец-то меня услышали!

Я делаю шаг ближе к Максу. Переглядываемся, в его глазах неожиданно появляются смешинки. Он засовывает руки в карманы и кивает мне, давая карт-бланш на общение.

— Рассказывайте, что у вас случилось, — предлагаю соседке Сиротиных.

— У меня? Да, у меня случилось. Вы знаете, жить стало совершенно невозможно. У них же черте когда, лет семь назад стряслось страшное. А я Таньке говорила, что дочку надо в больнице держать, странная она у них. А Танька мне все твердила: «Нет показаний. Нет показаний». А я столько лет в школе проработала, у меня глаз наметан…

— Ближе к делу, пожалуйста, — перебиваю я, предчувствуя нечто страшное, от чего волосы на руках и затылке встают дыбом.

— Это все по делу, — важно отвечает Инесса Викентьевна. — Так вот, девочка эта с собой покончила малюськой еще, подростком. Прямо из окна своей комнаты выпрыгнула. Представляете?

— Твою мать! — рычит Макс, а я, сглотнув, закрываю глаза, чувствуя, что внутри случается обрыв и от желудка по животу разливается кипяток.

Открыв глаза, обнаруживаю, что держу Марьянина за руку. Его брови вздернуты от удивления.

— Извини, — разжимаю пальцы и прячу обе ладони в карманы куртки.

— … а в последнее время у меня за стенкой каждую ночь то шаги, то вой, то как будто кто-то стену царапает, — тем временем продолжает женщина. — Так же и с ума сойти можно. Я куда только не обращалась. И никто! Никто мне не помогает!

— Что ж вы тут опять несете, Инесса Викентьевна! — раздается за нашими спинами. — Сколько же можно, а? Зачем вы и нас, и людей мучаете этой ерундой?

— Татьяна Сиротина? — развернувшись, спрашивает Макс.

— Да, я. А эта… — вздыхает женщина. — Вы не слушайте ее. Совсем из ума выжила!

— Это я-то выжила? Я?! — заводится Инесса Викентьевна.

— Тихо! — рявкает Марьянин. — Татьяна, давайте поговорим в квартире. Нам все равно надо осмотреться, — достает корочку.

— Конечно, сейчас, — нервно ищет ключи по карманам. Открывает нам дверь и пропускает в прихожую. — Мы квартиру из-за нее никак не продадим. Не могу я здесь жить больше, — голос Сиротиной вздрагивает. — Дышать не могу! Больно.

— Мы можем посмотреть ее комнату? — спрашиваю я, так как никаких санкционных бумаг у нас нет.

— Смотрели уже. Да и лет столько прошло… Идите. Не знаю, что вы хотите там найти, — всхлипывает Татьяна. — Я, правда, ничего не меняла с тех пор. Надо бы с вещами что-то сделать, а у меня сил нет. Только захожу, чтобы пыль протереть, да пропылесосить.

Втроем заходим в спальню погибшей девочки. Столько лет она жила со своим страхом и не справилась. Пока Макс задает Сиротиной вопросы, я подхожу к наглухо закрытому окну. Касаюсь подушечками пальцев подоконника, красочно представляя себе, как на нем стоит девочка.

Ко мне тоже приходили разные мысли на этот счет. Мне и сейчас кажется, что я жива и живу только ради одного — найти этого зверя.

Взяв себя в руки, разворачиваюсь к письменному столу. Открываю выдвижные ящики один за другим. Достаю старую, потрепанную тетрадку с самой обыкновенной синей обложкой. Она от корки до корки заполнена короткими надписями и мрачными рисунками, сделанными простым карандашом. Они непрофессиональные, но такие знакомые. Это странички с ее ночными кошмарами. А вот зацепок нет.

Мама погибшей девочки рассказывает нам ровно то, что мы и так знаем. Все больше плачет и просит угомонить соседку, чтобы они с мужем смогли отсюда уехать.

Попрощавшись, выходим в подъезд. Макс звонит в дверь Инессы Викентьевны. Как только женщина открывает:

— За клевету предусмотрено уголовное наказание. Так же мы можем привлечь вас к административной ответственности за хулиганство в отношении ваших соседей Сиротиных, — чеканит Марьянин. — Если вы и дальше будете продолжать распускать нелепые слухи, я лично припишу вам еще моральный ущерб Сиротиным в размере пары миллионов.

— Я-а-а…

— Ясно?! — рявкает он так, что даже я вздрагиваю.

— И вас купили. Всех купили, — ворчит Инесса Викентьевна, быстро прячась в свою квартиру.

Спускаемся к машине. Закуриваем практически синхронно. Я все жду, когда Макс выскажет мне за то, что взяла его за руку, но он молчит. Дымит, глядя в небо. Бросает окурок себе под ноги и прямо у меня изо рта забирает недокуренную тонкую сигарету.

— Ты бросаешь. Это приказ, — привычно заявляет он. — Поехали дальше.

По второму адресу нас тоже ждет сюрприз — еще одна крайность изнасилованных девочек, женщин, не столь важно. Молодая, красивая частная проститутка, которая принимает прямо на дому клиентов со специфическими предпочтениями. Она бьет мужчин в постели. Плетки, дубинки, связывания, зажимы, проколы кожи иголками. В общем, довольно широкий спектр услуг. Судя по выражению лица Марьянина, ему не зашло, и вопросы задавала в основном я.

После самоубийства, здесь все оказалось проще, но тоже никаких результатов. Не помню, не знаю.

— Ты понимаешь, что он опасен? — не выдерживаю я.

— А я то, что могу сделать? — хмыкает девушка. — Темно было. Темно, понимаешь?! — срывается на меня. — Не видела я ни хрена! Валите отсюда! — толкает меня в плечи.

— Потише! — осаживает ее Макс, закрывая меня собой. — Нападение на сотрудника при исполнении.

— А вы не ходите сюда. Сотрудники! Тогда ничего не сделали. А сейчас уже поздно!

И мы уходим. В машине Марьянин устало проводит ладонями по лицу.

— Пиздец какой-то, — стучится затылком о подголовник сиденья. — Можно делать ставки, что нас ждет по третьему адресу, — жестко усмехается он. — Есть предположения? — заводит движок.

— Нет, — напрягаюсь всем телом и старательно контролирую эмоции, чтобы никак себя не выдать.

— Вот и у меня нихуя нет!

Выезжает на главную дорогу и везет нас на самый дальний адрес. По дороге заезжаем на заправку. Макс заходит в магазин. Приносит оттуда два больших стакана кофе, бутылку воды и брелок с черным котенком.

— На, — вручает мне вместе с кофе.

— Зачем? — удивленно моргаю.

— А мне он зачем? В подарок дали к двум стаканам кофе и полному баку, — всовывает брелок мне в ладонь.

Едем медленнее, пьем кофе, слушаем радио. Небольшая передышка помогает привести эмоции и мысли в порядок. Въезжаем во двор, где я росла до всего случившегося. Мне становится физически больно видеть знакомые стены, скамейки, качели. Зубы сжимаются и каждый, сделанный с трудом вдох, не приносит облегчения. По коже проносится мороз, впиваясь в нее острыми, колючими иголками.

Меня не узнать. Та девочка была улыбчивой и милой. Она со всеми здоровалась. Глупая, наивная дурочка. И волосы длинные, и платья носила. Я стала совсем другой, но все равно никак не могу заставить себя выйти из машины. Но лучшие друзья полицейских — соседи, снова приходят на выручку.

Любопытство берет верх. У вышедшего Макса женщина с маленькой собачкой на руках по классике, интересуется, к кому он приехал. Машина дорогая, приметная, обратили внимание.

Через приоткрытую водительскую дверь слышу, обрывки их разговора:

— … не знаю, исчезли в неизвестном направлении

— … никто ничего о них не слышал.

Макс выхватывает мужчину, направляющегося как раз в наш подъезд. Тот тоже качает головой и отвечает теми же фразами.

Никто ничего не знает и Марьянину приходиться вернуться в машину.

— Слышала? — устало спрашивает у меня.

— Я попробую её найти.

— Ты? — усмехается он. — Знаешь что-то, чего не знаю я?

— Нет, но, если ты дашь мне возможность себя проявить, хотя бы здесь, я ее найду.

— Такая уверенная, — дергает уголком губ. — Ладно, валяй. Ресурсы отдела тебе в помощь. Посмотрим, что из этого выйдет.

Возвращаемся в отдел уже под конец рабочего дня. Макс уходит к себе, а я задумчиво кручу на пальце подаренный им брелок. Провожу подушечкой пальца по крохотной голове котенка.