Эльфийский бык (СИ) - Демина Карина - Страница 19

Нынешний государь задумчиво жевал кусок хлеба.

— Ваш батюшка отправил разбираться доверенное лицо… своего приятеля. А тот после доложился, что девица эта Кудьяшева приворожить пыталась. И вовсе вела себя непотребно, желая склонить к женитьбе. А раз так, то Кудьяшевы не виноваты.

— А они?

— А доверенное это лицо через пару месяцев женилось на младшей дочери Кудьяшева, получив за ней немалое приданое… что до Вельяминовых, то они вынуждены были оплатить издержки и штраф в казну. Когда о том ваш дед узнал, то ругался непотребными словами. Но вмешаться напрямую означало подорвать доверие к вашему батюшке, да и вовсе к императорскому суду и слову. Времена же… смуту пресекли, но уж больно много было тех, кто… говорил, что надобно власть менять, или не говорил, но думал и оказией бы воспользовался, случись таковая. И ваш дед, полагаю, весьма опасался, что хватит и малости, чтобы все началось снова… Вот и не стал оспаривать приговор. Вместо этого за личные средства выкупил некоторые земли и организовал с Вельяминовыми совместное хозяйство. Это позволило им удержаться…

— И продержаться, как понимаю, некоторое время, — Император догрыз горбушку.

— Именно. Вельяминовы славились стадами. Коров разводили особой породы. Сыроделы славные… таких, почитай, и нет больше. Ну а сам понимаешь, род слабый, бизнес доходный, вот и много желающих было ситуацией воспользоваться.

— Но имя деда отпугнуло.

— Верно.

— Отец же…

— Боюсь, это дело его нисколько не интересовало.

— И получилось, что… совсем обнаглели, — сказал Император решительно. — На месте и разберусь!

— Может… представителя все же?

Хмурый взгляд был ответом.

— Пожалуй… отправь и представителя. Жалоба ж имеется? Вот… кто там у нас свободен? Чтоб из нормальных?

— Князь Чесменов, — обдумав ситуацию, Поржавский пришел к выводу, что лучшей кандидатуры не сыскать. — Ему бы как раз уехать… после той истории с заводами. Оболенские весьма злы.

— Так они ж закон-то нарушили? — удивился император. — Чего злиться-то?

— Нарушить-то нарушили, но… князь от взятки отказался. Еще и оскорбился, что предложили… до глубины души…

И потому отыскал на несчастных заводах куда больше, чем собирался. Еще и высказался резко. А высказывание его взяли да записали, пустивши роликом по сети. И от этого репутация Оболенских пострадала куда сильнее, чем от обвинений в нарушении трудового законодательства.

В общем, Подкозельск, если так-то, место хорошее… и князь успокоится, и Оболенские, чай, в разум вернутся. Еще бы Его императорское Величество не совался, но…

— Вас же искать станут, — Поржавский прибег к последнему средству. — И министры, и матушка ваша… и что людям-то сказать?

— Скажи, — император широко оскалился. — Что я решил провести инспекционную поездку… инкогнито. Проверить, так сказать, как на местах дела обстоят.

Князь не нашелся с ответом.

Экое… однако, коварство. И тем удивительно оно, что прежде Александр отличался редкостной мягкостью нрава, да и прямотой, порой излишней.

— А… — только и сумел выдавить князь.

— Составь там список особо проблемных регионов. Тайный, само собой… и если кто особо будет интересоваться, куда ж я направился, то матушке про него упомяни, как бы невзначай…

— Думаю, про поездку объявлять не стоит, — протянул князь презадумчиво. — Слух пустим… так оно вернее будет. Объявлению не поверят, а вот слух… слухи — дело другое. Надежное.

Император слизал хлебную крошку, прилипшую к пальцу.

А князю подумалось, что подопечный его все-таки вырос. Хорошо это аль нет — время покажет. А слух он сегодня же пустит. И озаботится, чтобы нужных ушей достиг. Там, денек-другой, засуетятся, грехи собственные и родственные вспоминая.

К матушке-императрице бросятся.

А она, даром, что вдовствующая, но молода и деятельна. Вот пусть и деятельничает, главное, чтоб державе не в ущерб.

И со списком покумекать можно… Поржавский давно подозревал, что кто-то из личных слуг императора имеет нехорошую привычку делиться информацией. Вот заодно и случай выпадет понять, кто ж столь… неосторожен.

— Пойду я, — сказал Император, поднимаясь. И удочку подобрал. — Собираться…

И ушел, насвистывая веселую песенку.

Князь вздохнул.

И вытащив телефон, набрал номер.

— Леший? Дело имеется… секретное, само собой. Как иначе-то… в общем, собирай своих… в командировку отправитесь. Куда? В Подкозельск… где это? А вот карту возьми и найдешь, где это… а то совсем, я смотрю, страх потеряли…

[1] Подобный казус имел место быть при правлении Александра III.

Глава 11 Повествующая о проблемах личной жизни и нелюбви женщин к неопределенности

Если яд невкусный,

Холодно топиться…

Можно спрыгнуть с крыши,

На крайняк — жениться [1].

Крик души очень творческой личности.

За несколько минут до звонка

Маг первого ранга Алексей Дмитриевич Лешановский, прозванный Лешим по совокупности признаков, успел присесть и увернуться. Фарфоровая ваза, просвистев над ухом, врезалась в стену. Столкновения, само собой, ваза не пережила и брызнула осколками во все стороны.

— Сволочь! — крикнула пока все еще подруга Алексея Дмитриевича и следом за вазой отправила блюдо. Фрукты предварительно стряхнула, и оранжевые мячики мандаринов весело покатились во все стороны.

Ангелина же, взвесив блюдо на руке, крутанула его, запустив в Лешего. Леший, запоздало вспомнив, что все-таки является магом и не из простых, выставил щит.

— Какая же ты сволочь!

— Почему⁈ — возопил он, поскольку классическая логика, зачет по которой Алексей Дмитриевич сдал, пусть и не с первого раза, но все-таки, подсказывала, что в нынешней ситуации сволочь — совсем не он.

— Это ты виноват! — Ангелина Анатольевна огляделась и рука её потянулась к бутылке шампанского.

Открытой.

Начатой.

И неплохого же шампанского. Именно поэтому использовать бутылку не по прямому назначению было жаль. Что-то подсказывало, что пригодится оно.

Да и щит опять же.

Щиты у Лешего получались отменные.

— В чем⁈ — Леший разогнулся и тоже покосился на бутылку, раздумывая, успеет он добраться первым или нет.

И вовсе…

Дурацкая же ситуация.

Со службы сорвался, вспомнил, что годовщина. Вроде как. С датами у него сложно было, но тут вдруг явственно пришло понимание — она самая. Леший и подменился, благо, во дворце все было тихо. За цветами заехал и тортом. Торт теперь обнюхивала Мимоза, Ангелинина собаченция, существо мелкое и пакостливое, и отчего-то люто невзлюбившее Лешего.

Взаимно.

Цветы…

Цветы улетели за придурком, которого Леший обнаружил в гостиной, на своем диване сидящим и в виде, пусть не вовсе голом, но не оставляющим пространства для альтернативной интерпретации происходящего. Теперь-то Леший даже слегка занервничал: оно-то всего второй этаж, но мало ли… не приведи Боже, шею свернет или чего другого сломает, и потом выставят, будто это он, Леший, членовредительствовал.

— Ты… ты… — Ангелина, раскрасневшаяся, была хороша. Как и в тот день, когда Леший впервые её увидал.

Светлые волосы.

Синие очи.

Ресницы трепещут. Румянец горит.

Она вытянула руку и пальцем указала на дверь.

— Убирайся!

— Вообще-то, — ярость отступала, обида оставалась, а с нею детское почти непонимание. За что она так-то? Ладно, любви у нее никогда-то особой не было, это Леший чуял. У него, если так-то, то тоже. Ну какая любовь в его возрасте?

Просто…

Встретились.

Пришлись по сердцу. Начали наведываться друг к другу в гости. А потом как-то и закрутилось. Затянулось.

Съехались. Жили.