Писатель: Назад в СССР 2 (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 17

Кузина стояла обомлевшая, глядя на то, как хозяйка дома спускается с крылечка. Выглядела мамаша мэнээса действительно строгой. Худая, длинная, в темном пальто, наброшенном на плечи. На непокрытой голове накручен «кукиш». Лицо морщинистое, а волосы темные, без единой сединки. Может — крашеные? Мадам Лиепиня, прежде всего, подошла к сыну, приобняла и поцеловала и только потом обратила взор голубых, чуть слезящихся глаз на Наденьку. Роберт несколько суетливо представил нас:

— Мама, познакомьтесь, это Надежда, я вчера вам рассказывал о ней по телефону, а это ее родственник Артемий. Они из столицы.

— Лиепиня, Илзе Робертовна, — церемонно отрекомендовалась старуха. — Прошу в дом.

Она показала рукой на крыльцо. Мы гуськом поднялись на него. Я шел первым. Отворил входную дверь, переступил порог и оказался в просторных сенях. Из них вели две двери. Я потянул за ручку ту, что выглядела солиднее и не прогадал. Она вела в дом. Я посторонился, пропуская кузину, как пускают кошку в новое жилище. Она вошла и замерла у порога, не зная, что делать дальше. К счастью, следом вошла хозяйка. Она сняла калоши, которые были у нее на ногах и тем подала пример. Мы с Надюхой тоже разулись. Я помог ей снять шубейку и снял свое пальто.

— Девушке — тапочки, — пробормотала Илзе Робертовна, и выдала моей родственнице нечто, напоминающее вязанные младенческие пинетки, только размером побольше раз в десять. — А вы, молодой человек, походите в носках. У меня половицы теплые.

Она была права. В доме и впрямь было тепло. Половину прихожей, а также — кухни, занимала большая печь. На полу расстелены вязанные из разноцветных лоскутков коврики и дорожки. Где-то тикают ходики. Еле слышно бормочет радио. Пахнет пирогами. На окнах висят кружевные занавески. И вообще — очень чисто и уютно. И что самое интересное, на первый взгляд, ничего специфически латышского. Такой дом можно встретить и в России и в Белоруссии. Вот, пожалуй, мебель выглядит чересчур европейской. Да отрывной календарь, что висит в простенке между окнами, напечатан на латинице.

Вошел хозяйский сын. Провел нас в гостиную, чтобы не мешали его матери накрывать на стол. В доме оказалось несколько комнат. По крайней мере, из гостиной можно попасть еще, как минимум, в две. Роберт усадил нас на диван, включил телевизор. Когда он нагрелся, на экране появилось черно-белое изображение. Сам аппарат отечественный, рижского радиозавода, а вот показывал он явно что-то заграничное. Две, не слишком одетые девицы, кривлялись на сцене и пели на немецком. Никогда ничего подобного не видавшая Надюха уставилась на них круглыми от изумления глазами.

— Ловит шведское телевидение иногда, — объяснил Лиепиньш, то ли гордясь, то ли оправдываясь. — Переключить?

— Нет, зачем! — буркнул. — Пусть Надин привыкает.

Как и все влюбленные, Роберт шутки не понимал, поэтому ответил максимально серьезно:

— Мы будем жить в Риге, в моей квартире. А сюда — приезжать к маме.

— И купаться — летом, — добавил я.

— Нет! — отмахнулся мэнээс. — Юрмала — это для туристов. Рижане купаются на озере Бабелите или в Луцавсале или в Румбуле.

— К лету разберетесь, — усмехнулся я. — Ты, Робик, главное, со свадьбою не тяни… У нас в семье с этим строго, — я подмигнул кузине, щеки которой пылали от смущения. — Если парень обещал жениться, должен жениться. Иначе — бесчестье девушке.

— У нас тоже строго, — принял мои речи за чистую монету жених. — Мама благословит и можно подавать заявление в ЗАГС.

— А мне завтра — на работу, — чуть не плача, промямлила невеста.

— Можно оформить перевод в наш драмтеатр, — деловито предложил Лиепиньш. — Его директор мой однокашник. Мы хорошие друзья.

Наденька посмотрела на него с обожанием, а я сказал:

— Вот и отлично. Я попрошу, чтобы Марианна Максимовна помогла с переводом. Она же заведующая костюмерным цехом, твоя непосредственная начальница.

— Я буду очень благодарна ей.

А уж как она будет благодарна! Убрать с глаз долой, из сердца вон девицу, которая едва не увела у нее Савелия Викторовича — это ж счастье! Так что Юрьева в лепешку расшибется, но поможет сопернице перевестись в Ригу. А у меня освободится комната. Превращу ее в кабинет. Да и не в этом дело. Чего Надюхе в столице маяться без постоянной прописки? А тут она станет жить припеваючи. Робик для нее все сделает. И уж тем более — прописку. Рассуждения, конечно, в духе утопии, но чего бы не помечтать, настроение все равно хорошее.

Главное, чтобы мадам Лиепиня не заартачилась. Мало ли, вдруг сынуля окажется слишком уж послушным? Легка на помине, Илзе Робертовна что-то крикнула из кухни по-латышски.

— Мама приглашает к столу, — перевел Лиепиньш.

Не знаю, как остальные, а я хотел жрать неимоверно, во многом ради этого сюда и пришел. От вчерашнего угощения от Высоцкого, остались лишь приятные воспоминания. На столе было все скромно, но аппетитно — вареная картошка, соленые огурцы, квашенная капуста, сало и пирог с мясом. Клюквенный морс. Ко всем этому, хозяйка дома присовокупила бутылочку наливки, явно собственного приготовления. Кивнув сыну, чтобы разливал, она принялась накладывать на тарелки. При этом она строго следила за Робиком, чтобы тот налил наливки всем, кроме себя, ибо был за рулем. Сынуля и не спорил.

Мы выпили, закусили. Поговорили. Такое впечатление, что у нас не знакомство невесты с матерью жениха, а просто обыкновенная встреча старых друзей. С каждой минутой настроение моей кузины портилось все сильнее. И я ее понимал. Старуха Лиепиня ни словом не обмолвилась о том, что интересовало Надежду. Конечно, такие вопросы с кондачка не решаются, но будущая свекровь могла бы хоть бы взглянуть в сторону потенциальной невестки! Какое там! Она больше посматривала на меня. Может, ей хотелось понять, что за двоюродный брат у Надюхи. Надо помочь родственнице!

— Ну что, — произнес я, поднимая рюмочку наливки. — Предлагаю тост за здоровье хозяйки дома, матери жениха, уважаемой Илзе Робертовны!

Демарш мой за столом восприняли неоднозначно, хотя все присутствующие, за исключением Лиепиньша, чокнулись и накатили. Кузина расцвела и покраснела одновременно, сделавшись похожей на пунцовую розу. Ее нареченный с испугом посмотрел на мать, а та окатила меня ледяным холодом. Я почувствовал, что помолвка висит на волоске. Эдак, чего доброго, придется везти родственницу обратно. А я уже размечтался о собственном рабочем кабинете. Надо чем-то подкрепить свои слова. Показать будущим родственникам, что я не балабол какой-нибудь, а солидный мужчина. Причем, с — деньгами.

— Роберт, — обратился я к жениху. — Подарок на свадьбу — это само собой. А пока разреши мне поучаствовать, так сказать, в подготовительных мероприятиях. Свадебное платье, банкет в ресторане, автомобильный кортеж, то, сё… Короче…

Я вынул из кармана туго набитый бумажник и демонстративно отслюнил сорок четвертных. Остальные наблюдали за мною, словно я Кио, показывающий свой коронный фокус. Протянул деньги Лиепеньшу. Тот посмотрел на мать. Выдержав приличную паузу. Маман кивнула. Робик сгреб бумажки и засиял, как начищенный самовар. Схватив бутылку с наливкой, он наполнил рюмки. Себе, правда, опять налил морс. Тем не менее, поднявшись со стаканом клюквенного напитка в руке, он смело провозгласил:

— За здоровье моей невесты! Самой красивой девушки на свете!

— Ура! — рявкнул я.

Лиепиня кисло улыбнулась, но не возразила. Она заговорила, когда дошла очередь до пирога и чаю.

— Мне приятно, что у невесты моего сына столь щедрый и заботливый родственник, — сказала Илзе Робертовна. — Однако мы не привыкли к легким деньгам. Отец Роберта, мой покойный муж, был уникальным специалистом, дегустатором ароматов на нашей фабрике. Я всю жизнь там проработала. Вступила в коммунистическую партию еще в тридцать девятом. Роберт учился в институте и подрабатывал. Ни копейки у меня не брал. Если вы, молодой человек, думали, что я продам своего сына, вы ошиблись. Для меня главное — его счастье. Он встретил девушку, которую полюбил, и я рада. Я хочу только, чтобы и девушка его любила.