Пожарский 2 (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 30

— Я говорил — не отходи от меня? — достал из кармана две крошечные золотые горошинки. — Открой рот.

— Что это?

— То, что позволит тебе наполниться до самых краешков.

Я вложил одну горошину в рот ей, другую — себе. А что вы думали? Я у Коша вечер в гостях просидел, а его знаменитой травки не попросил? Кош вообще молодец, теперь даже заваривать не надо — проглотил пилюлечку — и всё.

— А когда она?..

Вот эти разговоры все лишние.

— Давай лучше избавим тебя от этих твоих тряпочек…

— А тебя?

— Обязательно.

Я отстегнул от пиджака фибулу, и Кузя, кажется, начал что-то подозревать.

«Па-а-а-ап?..»

«Не думал, что когда-то попрошу тебя об этом…»

«Не говори, что это то, что я думаю!»

«Мне надо, чтобы она не кричала. Что-то такое, что можно прикусить и с этими, знаешь, ремешочками, чтоб застегнуть на затылке…»

«Ты серьёзно?.. А… А если она меня выплюнет?»

«Насколько я помню, ты прекрасно умеешь летать. И думаю, ты знаешь, какая форма ей понравится, чтобы она не захотела тебя выплёвывать. Ты такое умеешь делать, я видел ту рукоятку».

«Да т…»

«Всё, давай-давай, девочка дозрела!»

А уж я-то как дозрел… Что ж я скидку не сделал на то, что телу всего семнадцать? Я мягко отпрянул от губ Момоко и вложил в них Кузю. Даже не буду смотреть, какие он там формы приобретает…

— М? — только и успела сказать она.

— Так надо. Я проводник, ты — сверху.

Нет. Больше я таких экспериментов ставить не буду. Особенно в сочетании в Кошевыми капсулками. Может быть, без них — ещё куда ни шло… Думал, башку снесёт напрочь. Честно, я не знаю, сколько мы скакали… И все мои попытки уследить за энергиями унесло как дым. Просто в определённый момент до меня дошло, что глаза у Момоко начали слегка светиться и даже, кажется, волосы — прижал её к себе и сполз со Святогорова ложа. Кажется, на лавку. Что-то там такое у стены стояло. И… в общем, я не очень хорошо помню.

Потом до меня дошло, что я лежу, уронив голову ей на грудь — тяжело ей, наверное, она ж маленькая.

— Кузя, свет!

В избушке стало ярко.

Ох ты ж Ядрёна-Матрёна, коленки девчонка совсем стёрла… Ну. Тут я могу помочь. Я прошёлся исцеляющей волной, убирая ссадины и царапины. Момоко спала, и из-под век у неё пробивалось голубоватое свечение.

— Не переборщили ли? — озабоченно спросил Кузя.

— Пока не проснётся — не узнаем.

— Тут до утра сидеть — не вариант.

— Ещё бы! — я встал. Ноги тряслись, пиштец. Так! Себя исцелить! Прошёлся одной волной, второй, третьей — нормально!

— Домой поедем. Будь другом, собери эти её лоскуточки.

— Так понесёшь?

— Ага. Всё равно одеть не сумею. Размытие наложу просто, да поедем к нам.

Я совершил необходимые заклинания, придерживаясь за ложе (а правда ведь ложе — вполне удобно лежать), подзарядился напоследок. Оделся сам.

— Точно всё собрали?

— Я всё проверил.

— Ну, пошли! Открывай засов.

В окнах музея начинал брезжить намёк на рассвет.

— Можно было б и не ехать уж никуда, — пробормотал Кузя.

— Хоть три часа сна — да наши.

— Князь Пожарский территорию Академии не покидал.

— Но машина уехала?

— Истинно так. Около половины четвёртого утра, вроде, тень какая-то мелькнула, затем открылись двери: сперва на заднее сиденье, потом на переднее… И уехала.

— Пустая машина?

— Или же водитель в невидимости был.

— Ты сам-то веришь — нет?

— Верю — не верю, а машины нет.

— Да уж…

Утром Момоко проснулась от того, что рядом разговаривали два мужских голоса.

— Сестра, наверное, с ума там сошла.

— Да не сошла! Должна же она быть в курсе этой авантюры.

— А то, что она как бы исчезла?

— Это да. А что было делать? Голой её предъявить — забирайте?

— Скажи лучше, что делать будем, если она не проснётся, а так и будет лежать, в маяк в ночи играть?

— Возьмём в охапку и потащим к Кошу, он и не такое исцеляет.

— Опять голую потащим?

— Можно, конечно, попытаться разобраться, что из этих верёвочек куда надевается…

— Я всё слышу! — сказала Момоко. Язык слушался с трудом.

— Тогда скажи мне, милое дитя, — голос Дмитрия переместился поближе, — у тебя после насыщенных утех постельных всегда глаза светятся?

— Что⁈ — Момоко подскочила на кровати. — Зеркало! Дайте мне зеркало!

— Кузя! — почему-то сказал князь Пожарский и тут же протянул ей зеркальце. — Ну как?

— А-а-а-а! Правда, светятся! — Момоко начала скакать на кровати. — Я не думала, что когда-нибудь… — она остановилась и оглянулась: — А где мы?

— Это мой дом. Мои покои. И моя кровать, — Дмитрий полуприлёг рядом, облокотившись о подушки. — И если тебе чего-нибудь особенно хочется, то у нас есть примерно полчаса до того, как принесут завтрак…

По дороге в Академию Момоко, нахмурившись, спросила:

— Дима, а утром — кто это с тобой разговаривал?

— Это мой меч. Я же говорил тебе, он разумный.

— Разумный настолько? — слегка покраснела Момоко.

— Поумнее многих, кто в Академии учится, уверяю тебя. Особенно на каком-нибудь экономическом.

Момоко прыснула. Глаза у неё уже не светились — как-то она с этим справилась, только иногда в них проблёскивали голубые искорки. Но сама она просто сияла.

У входа в Академию немым укором стояли Сатоми и два окаменевших телохранителя.

— Дима, извини, мне срочно нужно переговорить с сестрой! — Момоко выскочила из машины, едва та остановилась, и побежала чуть ли не вприпрыжку.

— Ну что, — сказал Кузя, — похоже, мы полностью восстановили свою репутацию в её глазах после пьяной выходки Горыныча. Главное, чтоб она не пыталась повторить этот фокус с кем-нибудь ещё. Будут потом как Илья первый хромать. Ты хоть предупредил её?

— Забыл. Предупрежу обязательно.

ЕЩЁ УСИЛИЙ

Не думайте, не забыл. Предупредил о последствиях и о собственной, в некотором роде, уникальности. Момоко впала в глубокую задумчивость, но, похоже, от идеи повторить эксперимент (снова со мной, но теперь без пилюлек) не отказалась.

В остальном среда была ужасно скучной. Я продолжал работу над свитками управления — работа это сложная, кропотливая, а требовалось их много. Вчерашних заготовок не хватило даже на всех дракошек. А ведь ещё пантера, василиск, виверны. И с воином надо особо поработать, а то будет болтать всякую ахинею.

По ощущениям, после вчерашней рискованной выходки я не просто прибавил в возможностях, а прибавил значительно. Немного досадно было, что утром я не успел показатели проверить, а плашку дома забыл. Ну, правда, как-то было совсем не до того.

После третьей пары прибежал посыльный от Ирины с просьбой, если будет такая возможность, после занятий зайти сразу к ней в больничку. Случай очень сложный, вот прямо очень.

— А ты ещё в аптеку обещался зайти, — напомнил Кузя. — Уколы твои гадостные должны приехать.

— Точно! Вот сразу укольчик и поставлю, чтоб максимально эффективно усилие сработало.

Ирина встретила нас, как дорогих заморских гостей, под белы руки потащила в палату.

— Во второй тоже трое уже лежат, но эту я отдельно разместила, уж больно у неё состояние сложное, боюсь, что те, глядя на неё, в уныние приходить начнут…

«Кузьма?»

«Давай, я инструментом…»

Он превратился, и мы вошли в палату. Неприятное расписывать не буду. Провозились минут пятнадцать, смертью смерть убивали.

— А что, пошли к остальным? — предложил Кузьма. — Чё они просто так лежат? Места у меня ещё навалом.

— Ну и пошли, действительно!

У этих трёх всё не так было страшно. Мы забрали три зародыша смерти, тут же, практически не сходя с места, обработали статую воина, а затем и пантеры. Поднялись к себе. Я наконец смерил свои данные.