Узник Марса (сборник) - Гамильтон Эдмонд Мур - Страница 23

Мы преодолели угрозу, но лишь на время, как выяснилось позже. Ничто во Вселенной не могло остановить охлаждение Нептуна и Тритона. Недра остыли, и поверхность миров продолжала охлаждаться. Это стало причиной того, что мы прибегли к другим средствам прекращения охлаждения — использовали искусственное тепло. Мы создали в гигантских отсеках города Нептуна и на Тритоне огромные шары, непрестанно и интенсивно излучающие тепло. Эти излучатели имели особые внутренние механизмы, поглощающие свет, электричество и иные виды энергии и превращающие их в тепловое излучение. На какое-то время угроза опять была побеждена.

Потом мы были вынуждены признать, что эта победа была лишь временной. Ибо мы вели бой наиболее мрачный и безнадежный во Вселенной; мы боролись против неустанных и неизбежных изменений, вызванных непреложными законами физической вселенной. Так что с каждым годом, по мере окончательного остывания миров, нам требовалось все больше и больше шаров-излучателей, чтобы поддерживать на Нептуне приемлемую температуру. Колонисты Тритона столкнулись с той же проблемой, но их положение не было настолько отчаянным. Хотя Тритон охлаждался быстрее, его замкнутое пространство было гораздо меньше, чем у Нептуна, его крыша была ближе к поверхности, так что было возможно при наличии достаточного количества излучателей сохранить тепло.

На Нептуне, однако, борьба становилась все более отчаянной. Мы проигрывали великую войну против слепых законов природы. В конце концов, стало просто невозможно поддерживать на Нептуне условия, благоприятные для жизни. Излучатели уже не могли противостоять наступающей стуже. И наконец, после многих лет, после ужасной борьбы с судьбой, народ Нептуна понял, что больше невозможно сохранить Нептун и что мы должны оставить его ради другого мира, если хотим избежать исчезновения, поскольку недра гигантской планеты остыли окончательно, и никакое мыслимое количество излучателей не спасет нас. Мы могли выжить только при условии, что мы оставим Нептун!

Но куда мы могли бы пойти? Даже если одна из других планет подойдет нам для колонизации, мы не могли бы перевезти все наши многомиллиардные массы населения с Нептуна на другую планету за период времени, достаточно краткий, чтобы избежать холода и смерти на Нептуне. Перевозка такого количества пассажиров потребовала бы бесконечного количества рейсов для всех наших космических кораблей. И не было планеты, условия на которой устроили бы нас. Долго наши ученые изучали другие планеты, и хотя некоторые из них были полностью скрыты облаками, а другие столь отдалены, что затрудняло наблюдения, нам давно было известно, что ни одна из других планет, вследствие их природных условий или наличия разумных аборигенов, не подходит для нас.

Осталось только одно место, куда мы могли переселиться, только одно место, куда миллионы успеют долететь прежде, чем Нептун замерзнет и станет непригоден для жизни. Этим местом был Тритон, наш давно населенный спутник. Для нашего народа этот маленький мир становился единственным убежищем. Но даже при условии большой скученности, вся наша раса на какое-то время могла поселиться здесь. Хотя сам Тритон давно утратил тепло своих недр, его малый размер, надежная крыша и могучие излучатели могли спасти нас. Это было актом отчаяния — переселять миллиарды нептуниан, которым было тесно даже в старом планетарном городе, на маленький Тритон, но этому не было альтернативы, и поэтому Великое Переселение свершилось.

Цилиндры, принадлежавшие обоим мирам, непрерывно курсировали между Нептуном и его спутником, беря на борт столько жителей Нептуна, сколько можно было взять на борт, улетали на Тритон и тут же возвращались обратно за новой партией беженцев. Бесчисленные рейсы не занимали много времени — расстояние между планетой и спутником было не велико. И поэтому, наконец, пришел день, когда все население Нептуна было перевезено на Тритон, когда Нептун, гигантский мир, лежал холодным, пустынным и мертвым, более непригодным для жизни; его огромный город опустел, в то время как все те миллионы, что населяли его отсеки, теснились теперь на гостеприимном, но слишком маленьком Тритоне.

Здесь царила теперь невыносимая, чудовищная скученность и теснота, казалось, раса не сможет выжить в этой давке. Однако скученность стала менее острой после принятия необходимых мер. Как уже упоминалось, нептуниане, которые обосновались на Тритоне, давно обнаружили, что неизменный день на одной стороне и неизменная ночь на другой неудобны для них, привыкших к суточному ритму Нептуна, и поэтому возник обычай проводить десять часов на светлой стороне Тритона и ночь равной длины на темной стороне. И теперь мы обнаружили, что могли бы сделать скученность и тесноту на Тритоне менее острой, организовав пересменку между полушариями раз в десять часов. Каждые десять часов две половинки нашего народа менялись полушариями, половина начинала рабочий день, другая отправлялась на отдых. С этой системой нам удалось задействовать всю поверхность Тритона, сделать производство непрерывным и, отчасти, преодолеть тесноту.

Но скученность все еще очень велика. Бесчисленные толпы, которые раньше едва умещались в двух мирах, теперь заперты на маленьком и тесном Тритоне. И хотя теперь они могли существовать, условия жизни заметно ухудшились, а скученность и теснота опять возрастала вместе с ростом населения. А также, что более важно, здесь, на Тритоне, есть та же смертельная угроза, которая изгнала нас с Нептуна. Точно так же, как охладился Нептун, охлаждается Тритон, медленно, но неизбежно. И хотя мы прилагали все усилия, чтобы сохранить тепло Тритона, хотя мы отправляли экспедиции в пустынные руины Нептуна, чтобы забрать оттуда излучатели тепла и другие необходимые механизмы, мы обнаружили, что мы проигрываем битву с природой. Тритон остыл изнутри. Он и сейчас охлаждается, несмотря на наши отчаянные меры, и скоро будет полностью холодным и мертвым. И никакое число излучателей, никакие усовершенствования теплозащитной оболочки нас не спасут.

Раса Нептуна подошла к последнему рубежу! Скучившись на Тритоне, стремясь изо всех сил сохранить тепло, без которого мы не могли жить, мы увидели, наконец, что должны придумать некий новый план, новый путь к спасению, или погибнуть. Так что все величайшие наши ученые, лучшие умы расы Нептуна объединились в Совет Тридцати. Мы обладаем абсолютной властью, наши приказы не обсуждаются. Мы были изгнаны с Нептуна наступлением холодов, но то же похолодание преследует нас и здесь. Как преодолеть непреодолимое, как спасти наш вид? На этот вопрос наш конклав должен был дать ответ.

Бесчисленны были проекты, которые выдвинули в ответ на эту угрозу наши ученые. Первым и наиболее очевидным планом было переселение на другую планету. Но здесь мы руководствовались теми же соображениями, которые удержали нас от подобного решения раньше, ибо мы знали по результатам наблюдения за другими планетами, что ни на одной из них мы не могли бы жить так, как мы жили на Нептуне. Некоторые из них были больше по размеру, чем Нептун, с большей гравитацией, что создавало трудности, которые не могли быть преодолены нами, поскольку на тех планетах наш вес возрастет, сделав нас беспомощными, даже если природа этих планет была пригодна для нашего народа. Некоторые из планет были населены умными и могучими расами, которые мы могли бы покорить только после ужасной войны. Другие располагались слишком близко к Солнцу для нас, привыкших к полумраку и прохладе Нептуна. Другие планеты, как мы могли убедиться, были непригодны для жизни. Меркурий и Венера, Земля и Марс, Юпитер, Сатурн, Уран — все эти планеты не подошли нам. И мы, кроме того, не испытывали желания бросать Нептун ради другой планеты, поскольку много веков и усилия многих поколений были потрачены на то, чтобы оградить наши миры от потери тепла, на сооружение оболочек и излучателей. Мы просто не могли бросить все это и начать все с нуля.