Война после войны (СИ) - Шмаев Валерий - Страница 14

Это, в общем, так и было — завсегдатаи трущоб смотрели на меня с нескрываемым ужасом, но времена меняются. Местные дети растут и периодически ищут себе на задницу волнений. К ним добавляются сдёрнувшие из отвоевавшей Европы надзиратели концлагерей, полицейские осведомители и прочая подобная мразота, сразу не попавшая под суровую, но справедливую руку освободителей. По вечерам от недостатка мозгов и мнимой безнаказанности они, меряясь друг перед другом дешёвыми понтами, поигрывают плохонькими навахами, трофейными штык ножами или потёртыми револьверами да разнообразными пистолетами. Попадаются и вовсе экзотические стволы, которые я с удовольствием покупаю или обмениваю, собирая собственную коллекцию.

Словом, безбашенных отморозков хватает и в тёмных переулках иногда бывает весело, а выгляжу обычно я достаточно безобидным франтом. Вот и в тот вечер, выйдя от босса, у которого бывал крайне редко и только по очень денежным делам и, пройдя пару кварталов, я неожиданно воткнулся в мелькнувшую перед лицом «Наваху».

«В принципе ничего страшного, будет у меня ещё одна 'Наваха». — Подумал я, укладывая на грязную мостовую недокормленного в детстве юнца до этого стоящего в проулке на шухере.

Неожиданно в полутьме раздался писк, потом женский вскрик, звук удара, треск разрываемой одежды и в проход выскочила полуголая Майка. Переклинило меня мгновенно. Я и так на улице никогда не разговаривал просто потому, что по-испански плохо говорил, а увидев метнувшегося за ней коренастого мужика с голым торсом…

В общем семь трупов. «Наваха» подвернулась очень вовремя, а полуголого мачо потом едва опознали. Нет, конечно, Марселлино по кличке «Марко» опознали. По штанам, татуировкам, шраму на руке и загривку. Вот только рожи у него не было — мостовая оказалась значительно крепче.

Поняв, что это не Майка, а какой-то незнакомый, но потрясающе красивый ребёнок, я закатал девчонку в свою рубашку, подхватил её на руки и направился обратно. Надо было прояснить непонятку. Набрасываться на меня с «Навахой» в этом районе никто не имел права.

Мой жирный и хитрый компаньон, слегка прибалдел увидев меня. У меня бордель с постоянно меняющимися коронными, на их взгляд, шлюхами, а я замухрышек на улице подбираю. Причём проданных собственными родителями правильному пацану на пару ночей. Чтобы он да не знал, что творится в его районе? Мой компаньон знает всё, иначе его завалят те же пришлые или собственные подручные. Но какая покойнику разница, кто его привалил?

Потом босс местной мафии продрал глаза и прибалдел ещё больше. Я только тогда понял, что снять рубашку было не самой лучшей моей затеей. У меня такой иконостас пулевых и штыковых отметин, что лучше бы я притащил голую девчонку, а я так по всей улице прошёлся. Но что сделано, то сделано.

Не раздевать же и так запуганную до дикого ужаса девочку? Мало того, что она меня узнала — некоторые несознательные обитатели трущоб мной маленьких детей пугают, так и основной ужас городского дна лицезрела во всей красе.

Для этой девочки мой босс выше, чем президент страны, министр обороны и начальник местного полицейского участка вместе взятые. Они тусуются на Олимпе практически рядом с богом, а шестёрки моего босса по земле шарятся. Он здесь царь, заместитель бога и Дева Мария до кучи. Мигнёт и уже через десяток минут её семью вырежут всю до единого человека. Как не обмочился ребёнок, не знаю.

Эта незнакомая мне малышка на тот момент даже не подозревала, что, если с её головы упадёт хотя бы один волосок, мы с Кубиком всю округу перебьём. Принцип у нас такой, надо сказать очень необычный для этих мест. Все родственники тех местных разбойников, которые пострадали по нашей вине в самые первые дни нашего появления здесь, сейчас работают в нашей структуре.

Это оказалось очень удобно. Своих людей у нас на момент открытия наших совместных предприятий с «городским ужасом» не было, а теперь нам благодарны огромное количество женщин и детей, которые не подохли с голода только благодаря нам с Кубиком.

То, что их мужья и братья отправились на кладбище только потому, что не на тех наехали, воспринимается местными жителями философски. Мстить бессмысленно, это как под дорожный каток всей семьёй улечься, а кормятся они у нас в порту, в кабаке и на складе, да и в трущобах их боятся трогать.

Был один дурной озабоченный кадр, что попытался догнать вдовушку, которая в наш кабак посудомойкой устроилась и ночью возвращалась домой. Догнал её почти у дома, но деваха вырвалась и с воплями добежала до соседей. Ну а соседи не сильно думая, уже на следующее утро вломили этого дебила нам с Кубиком.

Смельчак выжил. Даже зарабатывает теперь больше многих — крутится у билетных касс в порту. Безногому инвалиду много подают. Правда, он больше за вдовами не бегает. Жена и вдовы ему теперь без надобности. Зато взамен у него скоро голос на фальцет изменится.

Не знаю как у бывшего любителя чужих вдов со слухом, но с языком всё в норме. Свою грустную историю он рассказал всем заинтересованным лицам. Этот местный «Паваротти» так пел во весь голос, что теперь самый древний старик или маленький мальчишка ходят по самым опасным местам нашей части города, высоко задрав нос. Смельчаков в «Байресе» полно, а вот самоубийцы закончились.

Как бы то ни было, но уже через сорок минут старший брат Марко, со всем уважением к моему боссу, выкатил мне предъяву: кошелёк, замухрышку и извинения или жизнь. Этот «тормоз» всего три месяца как приехал с брательниками и соседями из Испании и покуда не понимал, с кем разговаривает. Я не стал разочаровывать придурка и перебил стрелку на утро, на ножах. Извиняться было нельзя — сразу потеряешь «лицо», и можно будет уходить из города. Да и то если убежать успеешь.

Выйдя с утряни против испанца, я понял, почему он был такой борзый. Провоцировал он не только меня, но и моего компаньона. К тому же группа его поддержки была со стволами. Правда, они Кубика не ждали с переделанным Генри MG-42, но это баш на баш, а я таких раскладов не люблю.

«Пила Гитлера», именно так в народе называется этот убойный немецкий пулемёт, аргумент, конечно же, серьёзный, но против нас пять человек с лупарами, двое с пистолетами и оборзевший до последней крайности испанец с двумя немецкими штык-ножами.

Лупара[i] тоже штука серьёзная. У некоторых она старинную картечницу напоминает, что по внешнему виду, что по наполнению в стволе, поэтому если ребята из группы поддержки моего противника ввалят по нам залпом, то меня от «Кубика» невозможно будет отличить, хотя и ростом, и комплекцией мы здорово различаемся. Две кучки фарша, равномерно перемешанные с картечью, хаотично раскидает дальше по улице. Вот такая правда жизни, но чем больше я смотрел на своих противников, тем больше их понимал.

— Что видишь Кубик? — Негромко по-русски спросил я напарника.

Мы стояли только вдвоём, рядом никого не было. Узенькая улица была пуста на десятки метров в обе стороны, но на нас смотрели сотни глаз. Было очень похоже, что местные обитатели нас уже похоронили.

— Он опасен Командир. Два ножа, он очень опасен. — Также негромко ответил Кубик.

Смотрелся мой друг очень эффектно. Станковый пулемёт Кубик легко держал в руках как «ручник», а это двенадцать килограммов. Генри приделал к нему жёсткий короб на сто патронов и дополнительную боковую рукоятку под левую руку Кубика, вместо сошек. Трёхточечный ремень дополнял картину.

На все разборки Кубик ходит только с этой «циркуляркой» и обычно для снятия всех предъяв, хватает только одного взгляда на эту передвижную огневую точку. Мой карманный «Кинг Конг» выглядит очень убедительно, но как оказалось не в этот раз.

— Плохо смотришь. Я спросил, что ты видишь, а не на что смотришь, посмотри, как испанец двигается. Он левша. Второй нож для отвода глаз. Бить будет с левой руки. Что ещё видишь? — Озадачил я Кубика.

Испанец был одет в камуфляжные штаны от немецкого десантного костюма, цветастую рубашку с жёлтым шейным платком который можно было накинуть на нижнюю часть лица, и обут в крепкие десантные ботинки.