Истинная для волка (СИ) - Соломахина Анна "Fjolia" - Страница 19

— Что там происходит? — несмотря на размеры северян, любезничать с ними она не собиралась.

В конце концов, тут княжеские палаты с уймой стражи — можно себе позволить более требовательный тон!

— Кажется, он нашёл свою пару, — ответствовал Кьярваль.

Взглянув на суровое лицо со шрамом, Гарма вспомнила, что уже имела сегодня с ним дело. Окинула взглядом всю компанию, нашла рыжего, глянувшегося её дочери, ещё больше нахмурилась и вернулась к черноволосому.

— Что значит пару?

— Жену. Единственную и неповторимую, — распространяться насчёт подробностей физиологии оборотней Кьярв не стал, разве что добавил для более ясного понимания ситуации: — К которой он никого не подпустит и за которую загрызёт любого.

- Ёжкин пластилин! — воскликнула Гарма, повторяя одно из любимых выражений Ренаты. — И как нам теперь с этим всем работать?

— Никак, — равнодушно пожал плечами Сигурд, переключая внимание не себя. — Я сильно сомневаюсь, что он разрешит ей петь перед кем-либо, кроме него.

— Разве что по праздникам в Архельдоре, — поправил его Торстейн, выглядывая Ольшану из-за спины Гармы.

Дева ему очень понравилась, он был бы не прочь продолжить знакомство. Пусть только снимет этот дурацкий костюм петуха.

— Возможно и нет, — Кьярваль недовольно взглянул на новоприбывших, среди которых затесался… Каждылбек, которого они собирались проучить. — Кстати, надо бы разобраться с ним — он ткнул в сторону кочевника, явно подслушивавшего для своего командира.

Интересно, почему Батыр-хан так удивился той песне? Да, она странная, необычная, но чтобы так таращить глаза…

— Да, этот шакал должен ответить за свой поступок, — кивнул Торстейн. — Вот только это не нам надо делать, а Харальду, когда освободится.

Но Харальд освобождаться не желал. Он целовал, гладил, сжимал свою суженую. Пил её стоны, которые она не смогла сдержать, впитывал одуряющий запах всем своим существом, напитывал своим. Чтобы ни одна шавка не посмела к ней даже подойти, не то, что тронуть!

Новое, чудесное платье цвета спелой брусники затрещало по швам. Новым, совсем недавно сшитым швам! И это здорово отрезвило Ренату.

— Эй, ты что творишь?! — она возмущённо стукнула его по руке, чуть не отбив ладошку — такая она была твёрдая.

— Я, Харальд, сын Рагнольва, беру тебя в пару. И пусть Небесный Волк будет этому свидетелем! И благословит нас.

Торжественно произнеся ритуальную фразу, он вновь принялся раздевать девушку.

— А я Рената, дочь Алмаза, говорю категорическое нет! — переиначила она его клятву. — Я тебя знать не знаю, более того, ты у моего отца руки не попросил и калым не отдавал. И вообще, я как-то больше по людям, чем по собачкам, — последнее было произнесено для того, чтобы гарантировано оттолкнуть чересчур напористого ухажёра.

Зря она это сказала. От этой фразы вся волчья сущность взбунтовалась, теперь уже его одежда трещала по швам, а сам он принялся трансформироваться. Быстро, словно он сделал невероятной скорости кульбит. И вот перед ней уже стоит волк. Огромный, белый, могучий, и только ошмётки одежды свисают с лап.

— Мама! — Рената в ужасе отшатнулась.

И пусть она знала, что он оборотень, но только сейчас окончательно поняла, насколько встряла. Он действительно мог это делать. Здоровенный мужик с умопомрачительными голубыми глазами превращался в гигантского волчару с тем же самым сногсшибательным взглядом. Обрастал шерстью, выпускал хвост, не говоря уже о когтях, один вид которых намекал на смертельный исход в случае тесного контакта с ними.

Волк глядел на неё исподлобья и явно изучал.

«Что, это та самка, которая нам с тобой досталась? — вопрошал он человеческую сущность своего двойного я. — Да она сломается, едва мы её покрепче сожмём! И зверя в ней нет — побегать будет не с кем».

Но, несмотря на претензии к самке, волка тоже тянуло к ней. Аромат тела манил, жилка, бешено бьющаяся на шее, звала припасть к ней губами, а после пройтись до ушка, спуститься к плечу, поставить метку…

— Хо-хорошая собачка, — Рената, видя, что убивать её не собираются, выдала первое, что пришло в её бедовую голову.

Недовольный рык был ей ответом.

— Ла-ладно, извини, хороший волчёк, — она присела на пол и потянулась к сумке, которую столь безответственно выпустила из рук. 3f0dcd

Подумаешь, поцелуи у него чумовые! Зато блох, поди, немеряно — вон какая шерсть густая.

И тут он закатил глаза. Волк. Выглядело ну очень странно и в то же время так по-человечьи. Потом он поднял лапу, сделал шаг к затаившей дыхание деве, наклонил голову, зарылся носом в волосы и вздохнул.

«Всё-таки она, — выдала волчья сущность человеческой, — но как мы с ней будем жить?»

Рената сидела ни жива, ни мертва, даже о сумке забыла. Волчий нос с одной стороны приятно щекотал кожу, с другой, страшно было — жуть! Всё же это вам не обычный волк — раза в два крупнее простых собратьев, не говоря уже о явном интеллекте во взгляде. Запах, правда, был довольно приятный — он явно держал себя в чистоте. А шерсть, шерсть так и манила потрогать, зарыться пальцами…

Что за странные мысли? Она хоть и любит собак, но как домашних питомцев, а не это вот всё!

«Ладно, иди к ней сам, я всё понял, — волк уступил место человеку, смиряясь с его выбором. — Только аккуратней там, уж больно она мелкая».

Снова кульбит, и теперь перед Ренатой вновь безумно притягательный мужчина, не обременённый лишней одеждой…

[1] Текст автора. Вдохновение бралось у гр. «Мельница» из песни «Любовь во время зимы».

— Капец! — Рената всё-таки не выдержала концентрацию волнений сегодняшнего дня и упала в обморок.

Второй в этом мире! А ведь раньше она никогда не теряла сознание. Куда только не заносил её съемочный процесс: она чуть не сошла с ума от горной болезни из-за слишком быстрого восхождения в Гималаях, продюсер заставляла купаться её в холодной воде ради красивых сцен, есть всякую гадость. Да она вкалывала по двадцать часов в сутки и за месяц командировок сменяла множество часовых поясов, но при таком бешеном графике ни разу не падала в обморок! А тут этот наглый волчара второй раз отправляет её в эмоциональный нокаут!

Харальд подхватил сомлевшее тело на руки и решительно двинулся в сторону двери. Открывалась она внутрь, то есть с пинка точно не вышибить. Теоретически. Сила удара была такой, что дубовое полотно, скреплённое железными пластинами, вылетело вместе с обналичкой проёма.

От убиения Гарму и прочих волнующихся за Ренату людей, которые стояли по ту сторону дверей, спасла реакция северян — они молниеносно обернулись на звук, подхватили летящую угрозу на руки и аккуратно прислонили к стене. Рыжий и сизый. Чёрный же со шрамом вновь взял на себя роль проводника. Второй раз за день.

— Разойдись! Дорогу!

— Что вы сделали с моей Ренатой? — пропищала, несмотря на природный низкий голос, Гарма.

— Какой позор, — шептались в толпе — он совсем голый.

И им повезло, что главный срам прикрыл свисавший подол платья. Иначе бы удавились от зависти.

— А у неё видели платье? — азартно вещал какой-то боярин. — Треснуло по швам — так торопились его снять!

Стук упавшей с головы Ренаты короны слегка отвлёк народ. Все замолкли, а потом с удвоенной силой продолжили гомонить.

— Допелась девчонка, вряд ли северянин её быстро отпустит — вон какой лакомый кусочек, — заработал местный астропрогноз. — Не факт что вообще живая уйдёт — вон он какой здоровый, она рядом с ним сущий ребёнок.

Участники труппы стояли растерянные. Даже братья Гармы — известные силачи — не могли ничего противопоставить Сигурду с Гуннаром, прикрывавшим тылы соратника. Ведь у тех в руках были боевые топорики, тогда как у артистов только маски из папье-маше.

Но это не значит, что они позволят каким-то наглецам надругаться над подругой!

— Я буду жаловаться князю! — к Гарме вернулся, наконец, её нормальный голос. — Это ни в какие ворота не лезет! Похищать девушку средь бела дня на глазах почтеннейшей публики!