Рубеж-Владивосток (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/58
- Следующая
А вот старшая дочь Анастасия Николаевна, похоже, компенсировала и немужественность брата и легкомысленность сестры. Её не интересуют балы, наряды, заграничные поездки и династические браки. Только механическая гвардия Империи, которую она возглавила совершенно внезапно ещё пятнадцать лет назад, когда ей было всего–то двадцать лет от роду.
Ещё мой отец служил под её началом. Однажды, в возрасте девяти лет мне посчастливилось видеть её очень близко. Тогда мы вместе с отцом поклонились ей. А она улыбнулась доброй улыбкой именно мне, помахала нам у ног стального исполина и запрыгнула живенько в свой мехар.
Проникновенный взгляд иссиня–голубых глаз забыть невозможно.
Тогда я подумал, что хочу жениться именно на ней. И уже тогда сердце моё впервые разорвалось от тоски, когда она эффектно улетела в облака на блестящих перламутром синих крыльях.
Спустя год с небольшим я лишился всего. Родителей, двух братьев, сестры, крова. И сидя на руинах своего дома десятилетним мальчишкой, вспомнил те самые глаза уже с другими чувствами. И перестал реветь. Потому что понял, как мне нужны такие перламутровые крылья.
У меня остался лишь верный моей семье старенький дворецкий, несколько уцелевших сараев и куча бесхозной земли, за которую каждый год набегают налоги. Ах, да, ещё титул князя, за который постоянно должен держать ответ.
— Андрей? Спишь? — Раздался шёпот, вырывающий меня из глубоких раздумий. А может уже и грёз.
Максим подсел к моей кровати, устроившись практически у изголовья. Крепкий, зеленоглазый, темноволосый и высокий парень отличался во взводе своей физической силой и амбициями. А ещё смазливым лицом наряду со всем этим.
— Чего тебе? — Бурчу недовольно и понимаю, что рота уже затихла, на дворе время к полуночи. Казарма тихо посапывает, и только этому не спится.
По телосложению и силе этот юнкер ни чем не уступает мне, именно по этой причине он периодически нарывается. Но не переходит черту, потому как рос в слишком благоприятных условиях.
— Так вышло, что у нас общение не заладилось, — начал юнкер неуверенно в полтона. — Но я готов предложить свою дружбу, забыв все претензии к тебе.
— Очень признателен, к чему такая честь? — Спросил я с иронией.
— Без сомнения, да и ротный знает, что ты лучше всех маршируешь, — шепчет Максим воровато. — Тебе здесь доказывать нечего. Я марширую чуть хуже, но ростом мы одинаково высоки. Прибудет и мой отец из столицы. Так получилось, что мы расстались плохо. И вот представился случай, где смогу проявить себя, чтобы он гордился мной. Андрей… Мне очень нужно на знамя.
— Не совсем тебя понимаю, — встрепенулся я, приподнимаясь на локти.
В полумраке не видно лица, но я словно вижу этот хитрый, изворотливый взгляд змея.
— Тебе всё равно не пробиться в гвардию. Род в немилости у батюшки, сам ты с Румянцевым закусился. На торжественном марше никто ж не придёт на тебя посмотреть. Какой тебе толк? Да и парадно–выходная у тебя негодная, только опозоришься больше. Уступи своё место. Знаешь, я даже пожалую тебе сто рублей.
Я чуть слюной не поперхнулся. Нет, не потому что сто рублей — это солидная сумма, как минимум месяц содержания поместья. Меня возмутило такое предложение до глубины души.
Как вообще язык повернулся у сынка князя Чернышова, который когда–то ноги моему отцу целовал за спасение, такое излагать⁈
Когда мой дворецкий на порог к нему пошёл милостыню просить, тот ни рубля не дал. Я потом только узнал! Деду кормить меня было нечем.
А теперь так совпало, что его папаша засунул отпрыска в училище, чтобы тот стал достойным офицером меха–гвардии. Вдохновился моим отцом?
— А тебе не кажется, что ты поспешил с таким предложением, товарищ Чернышов, — ответил ему вполне сдержанно.
— Я всё устрою, — воодушевился Максим, видимо, посчитав, что диалог завязался. — В санчасти договорено уже, тебе припишут температуру и положат в палату с лихорадкой на эту неделю. Будет пайка дополнительная. Масло, яйца варёные и сыр.
— Нет, ты не понял, — обрубил я. — Своим предложением ты оскорбляешь моё достоинство.
Трёхсекундная пауза. Думал, уйдёт. А нет.
— Двести рублей, и это моё последнее предложение.
Как меня раздражают богатенькие сынки.
— Разговор окончен, Андрей, — ответил я со сталью в голосе.
Новая пауза. Тяжёлый вздох.
— Ты пожалеешь, Сабуров, — пригрозил Максим и поковылял прочь. — Очень пожалеешь…
30 мая 1905 года по старому календарю. Вторник.
Юнкерское училище имени адмирала Ушакова.
Ещё до подъёма проснулся от кошмара в холодном поту. Пробудившись с бешеным сердцем и отзвуками ливня из бьющихся ледяных осколков, ищу монстра в темноте первые несколько секунд, а затем выдыхаю. Такое бывает у меня всё реже, но не уходит насовсем.
После завтрака выяснилось, что к нам прибыла целая делегация из столицы, вероятно, чтобы проконтролировать подготовку к приёму дочери императора. Но комиссию не интересовало, как мы подметаем плац, чистим сортиры в учебных корпусах или подкрашиваем подъезды казарм.
Холёный председатель средних лет в серебристом пальто с воротом из норки прямо на утреннем построении спросил начальника училища:
— Иван Степанович, как выполняется распорядок дня? Мы бы хотели побывать на занятиях ваших юнкеров. Образование, знаете ли, главный элемент воспитания будущих офицеров.
И вот за два часа до полудня мы повзводно отправляемся по учебным корпусам, отложив весь уборочный инвентарь. Но никто этому не порадовался, понимая, что ничего не отменяется, а лишь откладывается до вечера и ночи, когда господа с комиссии изволят уйти в гостиницу отдыхать или париться в баню.
А юнкеров будет ждать обширная территория, имеющая большое историческое значение и кровью героев пропитанная.
Ведь ещё до училища здесь на пригорке была крупная усадьба, а в русско–японскую войну целая дивизия базировалась с полевым госпиталем. Двухэтажных удлиненных казарм из красного кирпича тьма, часть под учебные корпуса переделана. У нас только штабной корпус новый выстроили в три этажа. Остальные здания низенькие, ничем не выдающиеся, видимо, чтобы враг не углядел с моря. Зато территория, что за день не обойти, плац огромный, складов — на полгорода запасов, спортивных городков целых три и даже ипподром с конюшнями имеется.
И все эти угодья на несчастных три роты юнкеров, одна из которых всегда в наряде по училищу стоит.
Обходя по периметру плац, мы всегда минуем главный училищный шпиль с трепетом и гордостью.
Ибо прямо под ним стоит памятником могучий мехар, отвоевавший когда–то своё.
— Внимание, взвод! Смиррравнение на! Лево!! — Командует, как положено наш штабс–капитан, и взвод с поворотом серьёзных лиц переходит на строевой шаг, чеканя твёрдо.
И так, будь то отдельный юнкер или офицер, взвод или рота, все отдают воинское приветствие памятнику, как самому знамени училища в штабе.
Человекоподобная машина пяти метров в высоту сложила пару надломанных крыльев лопастями, а другую пару расправила над величавой головой и плечами. Пусть и старый мехар, но металл щитов его блестит на солнце. А веет от исполина морозной свежестью, будто он только с небес спустился после боя.
После боя… исчерчена броня бороздами, окроплена вмятинами, лопасти зазубрены и посечены, а лезвия рук поломаны до оснований. Одна турбина вышиблена полностью, а вторая покорёжена. Его пилотом двадцать лет назад был один из именитых офицеров, пожертвовавших жизнью ради победы. Шесть пробоин в кабине всё ещё зияет, как знак стойкости пилота, идущего до конца.
В том бою у Находки корнет Суслов поверг двенадцать оргалидов, в том числе трёх Голубых, прикрывая отход товарищей и тянув время до прибытия ударной эскадрильи.
Для каждого юнкера честь, когда назначают чистить этот памятник. Я знаю каждую трещинку на броне, каждый след от ледяных шипов. Давно мечтаю забраться в кабину, но, к сожалению, она под увесистым амбарным замком.
- Предыдущая
- 6/58
- Следующая