Рубеж-Владивосток (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 47

Выговорился. А она в ответ молчит. То ли насупилась, то ли думает. Вообще не шевелится. А дождь всё барабанит. Шумит под ударами капель листва, монотонностью надвигая умиротворение.

— Прости меня, — прошептала вдруг.

Между нами три метра. И тянет к ней отчаянно, как в водоворот.

— Да лети уже, — выдавил с пустотой в груди. — Береги себя, у меха колено барахлит, не лезь на рожон.

— Тебе больно, — выдаёт, игнорируя мои слова. — Цвет твоих чувств я запомнила ещё тогда.

Отвернулся, не в силах больше смотреть на неё. Потому что не могу выглядеть перед этой девушкой слабым.

Стук по земле. Оборачиваюсь. Спрыгнула! Застал, как на одно колено и обе руки опёрлась. Похоже, трудно дался эй этот прыжок. Волосы свесившиеся тяжелеют, намокая быстро.

На земле и цветы полевые с букета моего разбросаны. В кабину его с собой брала⁈

— Растяпа, — ахнула Агнесса. — Придавила.

С этими словами, она стала спешно собирать жалкие стебельки с осыпавшимися частично и истерзанными цветочками, не имеющими уже прежней пышности и подавно.

Но это всего лишь… букет.

От осознания такого отношения к подарку перехватило дыхание. И я рванул к ней, как полоумный.

— Я соберу новый, ну что ты, — говорю, присаживаясь напротив и хватая её за плечи.

Замирает в процессе.

Пару секунд промедления, послушно встаёт с поникшей головой.

Больше не в силах держаться! Обнимаю её, обхватываю вместе с жалким веником, который она из рук не выпускает. Мои руки ложатся на её спинку, даже через ткань мундира я ощущаю какая она сильная, насколько нежная. И такая горячая.

Пусть оттолкнёт, пусть только попробует…

Но она прижимается в ответ! Вздыхает глубоко, будто только этого и ждала.

А сердечко так бьётся, как у пойманной птички.

— Ты вся дрожишь, — говорю, как чувствую.

Нет… дрожь потихоньку проходит.

— Дрянной металл, — шепчет, уткнувшись носом мне в грудь. — Ослабла. Мехар стал забирать на восстановление из–за дождя так скоро. И так не вовремя.

В макушку хочу поцеловать. Держусь от порыва из последних сил. Едва касаясь, прижимаюсь губами к необычно белым волосам. Как устоять…

Из рубки с помехами раздаются тревожные голоса, и это не даёт мне ощутить счастья даже эти мгновения. Потому что знаю, ей придётся сейчас лететь. Но меня мучает вопрос, который и задаю ей:

— Почему ты не узнала меня сразу, ты ведь видела у завала юнкера с аксельбантами трёх цветов. Такого больше ни у кого не было в тот день. А потом с ними же я залез в кабину.

Вздохнула глубоко. Руками обхватила меня сама, вызывая новую волну нежности. Ладошки бережно на спине, как мило.

— Я странная и чуждая, зачем тебе знать то, чего ты не поймешь, а скорее и не примешь, — заявила.

— Твои товарищи знают и принимают, хочу тоже знать и принимать. Мы ведь… друзья.

Помедлила, словно захотела ещё насладиться этим моментом неопределённости.

— Я вижу людей иначе, — начала неуверенно. — В цвете их чувств, в дополнение к привычному, естественному образу. Чем ярче чувства, тем больше краски затмевают внешность. Так тебя и узнала сегодня. По тем же чувствам.

— Завидую тебе.

— Почему же? — Спросила, отпряв. Лицо на меня подняла смело.

Волосы прилипли к личику, теперь оно открыто, глазища большие смотрят так поглощающе. И в них хочется утонуть в ответ.

Как просто и как ясно осознание, что прелестнее существа нет на белом свете, и греет душу признание её.

— Потому что ты видишь людей настоящими, — шепчу ей.

— Я вижу их желания, и это не всегда хочется видеть, — призналась, потупив внезапно хмурый взгляд, а затем прошептала, снова опуская личико: — Настя поклялась перед императором, что ни один Сабуров не сядет в кабину меха, а род их будет забыт. Когда она узнает, что…

— Остановись, — прервал, но из рук не выпустил.

— Прости, — ответила покорно. Даже с неловкостью.

— Я всё понимаю. Мне не нужно повторять.

Снова взглянула, на этот раз встревоженно, что взвыло в груди.

Как мне теперь забыть эти глаза. Как не видеть их, когда закрываю свои…

Дождь стихает. И уже слышно, как разрывается от голосов связь в рубке.

— Агни, горим. Ты где… Синий на остров Русский прорвался… Надо срочно отбить плацдарм…

А девушка будто и не слышит.

Ещё секундочку.

Ещё мгновение.

Ещё хотя бы вдох.

Ещё один стук сердца.

Ведь наши объятия — это всё, что у нас есть.

— Мне нечего тебе подарить, — неожиданно заявляет Агнесса, казалось бы, о совершенно ненужном сейчас, смотрит растерянно, рассматривает моё лицо и добавляет горько: — И я боюсь, что завтра не вернусь, и не выполню обещание.

Ах вот оно что. Улыбаюсь. И не тяну с ответом!

— Подари мне небо, и крылья перламутровые… хотя бы на этот бой, — прошу нескромно.

От удивления глаза Агни стали ещё больше. Такие прекрасные и невероятные.

— Но я не смогу отдать тебе кольцо, — шевелятся её алые губы. — Магия эрения капризна, она не приемлет…

— Мне не нужно, — отвечаю, борясь с желанием снова прижать её к своей груди и ощутить, как бьётся её сердечко. — Мы просто поменяемся местами. Я поведу, а ты станешь моим штурманом.

Секунду смотрит с сомнением. А следом лицо озаряет восторг. Новая эмоция от Агнессы рождает восторг и у меня.

— А ты ведь сможешь, раз Суслова поднял! — Восклицает радостно, вырываясь из объятий настойчиво и вызывая тем невольную досаду. — Садись!

— Но принцесса, — спохватился уже я, не желая подставлять девушку.

— Мы ей не скажем. Садись, пока не передумала.

— Агни, ну где тебя черти носят!! — Визжит Небесная.

— Порой так бесит, — выругалась Агни и посмотрела на меня так застенчиво, что захотелось вновь её обнять.

Но я сдержался, не шелохнувшись эти две секунды и не отрывая взгляда от её волшебных глаз.

Неловкая пауза.

— Времени больше нет, Андрей. Сейчас, или никогда, — произнесла так неоднозначно.

И сердце воспламенилось в груди.

Устроился в кабине с заметной неловкостью. Агни легко перенастроила её, подёргав рычаги и подкачав там что–то, дабы по длине моих ног педали встали.

Устроилась впереди деловито, спиной к груди прижалась, когда крышка заехала.

— Я же ничего не нажимал, — спохватился.

— Ментальная связь с мехаром, — объяснила. — Пять частиц эрения дают такую силу.

— Ты ведь не будешь вмешиваться в управление? — Уточнил на всякий случай.

— Оно не так эффективно без прямого контакта. А так… да, буду, если иного выхода не останется, — ответила деловито.

— Спасибо за откровенность.

— Агни… — раздалось через помехи уже где–то с другого конца мира.

— Всё, пора лететь, Синий заглушил связь, значит, пошёл в атаку. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, гусар Андрей.

— Если честно… нет, — смеюсь горько.

Затаив дыхание кладу руки на прорезиненные гашетки. Заключаю в хват, и мурашки бегут по рукам и плечам.

Мехар начинает гудеть, нехотя. А я чувствую, как сознание утягивает в чуждый звёздный омут!

— Положи свои ладони на мои, — прошу, спохватившись, уже на грани некоего перехода!!

Чувствую касание. И вздыхаю звучно, будто из глубины морской вынырнул и долго не дышал. А теперь я вдыхаю аромат её светлых волос и чувствую, как через прикосновения вливается магия эрения с её кольца.

Именно так это и сработало, когда я надел кольцо на занятии, а затем без эрения завёл памятник.

А сейчас полноценный боевая машина в моей власти!! От возбуждения в мозгу хочется визжать. Сердце долбит, и дышится, как после грозы, ибо в нос тонкие потоки воздуха бьют.

— Активирую, — раздаётся от Агни с волнением!

Светлеет броня, становясь прозрачной. Круговой обзор к моим услугам. Капли дождя разбиваются о незримый щит. Прямо у глаза встаёт боевая линза, как некий оптический прицел. Чуть правее, будто вдалеке, но в то же время в фокусе глаза проявляются активная схематичная карта местности с точками и контуры самого мехара с красными точками повреждений. Вот, значит, как всё это смотрится со стороны пилота.