Рубеж-Владивосток (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 36

Помню, как гостил здесь с семьёй. У них был великолепный сад и огромный трёхэтажный дом с множеством комнат. Отличная смотровая площадка и свой пирс с прогулочными лодками, на которых всегда наяривали слуги, одетые в белые одежды под матросов.

Сейчас здесь не слышно торжеств, громкого смеха, праздных цветных огней, какими славилась эта усадьба раньше. Но это не значит, что вечер отменён.

Едва слышна лёгкая музыка скрипки. Через кованый забор видно немало прогуливающихся среди постриженного кустарника и клумб элегантно одетых людей с бокалами в руках. Местами от неба их закрывают плотный навес из крон невысоких деревьев. Через мрачный просвет виднеются беседки со столами, поблёскивает прудик, отражая пламя от облагороженного костра.

Слышны отголоски бесед, а из окон особняка всё же доносится смех.

У кованой ограды нас останавливает полиция, какой здесь в округе целый отряд ошивается. И хочет нас прогнать.

— Мы по приглашению Натальи Алексеевны Дороховой, — заявляет Михаил важновато с высоты седла и подмигивает мне. — Знаете такую, господа?

— Дочки главы полиции? А как же! — Восклицают толстенький капитан в возрасте и дальше ехидно: — А бумажонка имеется?

— Сейчас, сейчас, — усмехнулся гусар и как заорёт: — Наталья, душа моя! Нас не пускают!

— А ну прекратить, у нас комендантский час, — прорычал полицейский, хватая за уздцы его лошади.

— Хороший комендантский час, — прокомментировал я, кивая на усадьбу.

— А мы что сделаем? — Пробурчал полицейский и дальше взмолился. — Нам велено следить за порядком вокруг. Господа гусары, помилуйте. Уезжайте без скандалов.

— Так! Отставить! — Раздался меж прутьев через забор строгий женский голос.

Наталья вместе с Екатериной подскочили и высунулись.

Выяснилось, что наши знакомые барышни Третьякову так ничего и не сказали о гусарах. Пришлось лезть через забор в тёмном местечке. Скакунов вверили полиции охранять. Это чтоб они не зря службу несли, а с пользой. Головные уборы с саблями меж прутьев девицам передали и полезли. У одного из гусар шов лосин под пахом затрещал, когда ногу перебрасывать стал. Вот тут–то мы не выдержали и рассмеялись.

Барышни подхватили, привлекая внимание оторопевших гостей в саду. Оказалось, обе уже подвыпившие. Наталья сама на себя не похожа. Всю серьёзность со скромностью, как рукой сняло. Может, с прошлый раз я просто быстрее их дошёл до кондиции, поэтому не заметил разницы?

— А что празднуем–то? — Уточнил я у неё, когда руку поцеловал, проявив галантность.

— Как что, день рождения коменданта приморской столицы, господина Третьякова, — ответил за Наталью Михаил и взял её под руку.

— Юбилей, между прочим, — добавила Екатерина кокетливо и приняла ухаживания Вадима.

А ну да, война войной, а юбилей большого чиновника по расписанию.

Никто нас представлять хозяевам, видимо, не собирался. Растворились среди гостей, где гусар в званиях штабс–офицеров оказалось хоть отбавляй. Каждый третий гость майор или подполковник в парадном доломане, с каких только пылинки сдувать.

Похоже, вся знать, решившая остаться во Владивостоке, тоже здесь собралась. Господа в мундирах и костюмах, дамы в вечерних платьях до средней пышности. Благо хоть не увидел пока Небесной принцессы. Да и по атмосфере размеренности и равномерности гостей понятно, что императорской особы здесь нет.

Даже морские офицеры мелькают в белых мундирах, а меха–гвардейца ни одного.

Мои товарищи, как в своей тарелке: знают, где бокалы подцепить, где закусочки урвать, за какими столами посидеть, да беседы светские завести с одинокими графинями.

В особняк, где главные чины, мои товарищи не суёмся пока. Только в саду, да у берега пруда.

Я же, растеряв всех своих знакомых, решил отсидеться в гордом одиночестве в местечке менее людном и непопулярном. Пошёл бродить в задумчивости.

Не хочется ни с барышнями общаться, ни танцы танцевать. Гусары по дороге к усадьбе все уши мне про столицу прожужжали, будто я самый рьяный дамский угодник, их поддержу во всём этом. Мол, светский вечер сегодняшний — всего–то репетиция. А поначалу так хитро и аккуратно спросили, не был ли я случайно в Иркутске на светских приёмах. Ага, в детдомах или сарае на побережье Уссурийского залива, копейки считая с Фёдором. Иногда с дедом подтанцовывали всё же, когда лишняя копейка появлялась.

— Вот закончится в Приморье безобразие, — вещал Михаил мечтательно. — Поедем мы в Иркутск, на Байкал. Что нам Владивосток, портовый город, боевой да сирый. То ли дело Столица империи. Дворцов тьма, балы каждую неделю со среды по воскресенье. Барышень знатных с Европы и Азии тьма! На мундиры российские сами вешаются и в обмороки падают, чтоб ловил.

— А ещё там на байкальском льду такие представления на коньках артисты вытворяют, ууу, закачаетесь, сударь.

— Сто рублей за неделю размотать за милую душу, — посмеивался Вадим.

— Да ну! — Ахали товарищи. — Тогда танцы под гармонь и самогонку, да сельские барышни слаще будут… Точно, господа. Жаба она иной раз так душит поутру.

— Э нет, братцы. Иркутск — столица мира и лучших барышень! — Стоял на своём Михаил воодушевлённо. — Как говорил мой дед, лучше один раз попробовать царский торт, чем всю жизнь есть дрянную деревенскую кашу. Так что копите рубли, ваше высочество! Отпуск не за горами…

Забавные у меня друзья.

А в Иркутск действительно очень хочется. Может, когда–нибудь и соберусь.

Нашёл лавочку с видом на детские качели, прикреплённые к ветке дуба. Полукругом стена из кустарника, несколько клумб в больших мраморных фазах и песочница. Место, похоже, детское, никому не интересное. Вот только не учёл, что с балкона третьего этажа дома вид на это место и меня открывается хороший.

Что девушка на меня смотрит сверху, обнаружил не сразу. Худенькая, светловолосая, в платье белоснежном пышном на тонкую фигурку. Не успел толком рассмотреть, скрылась, как только голову на неё поднял. Показалось, что в прятки со мной играет. По впечатлениям лет четырнадцать–пятнадцать ей. И, кажется, где–то уже видел.

В саду оживление. Похоже, целая толпа из особняка вывалилась вместе с музыкантами. Заскучав за двадцать минут, я охотно двинулся посмотреть на виновника торжества.

Как и ожидал, суету навёл Третьяков, вышедший в белоснежном мундире на золотом декоре под руку с той самой девицей, наблюдавшей за мной с балкона. С ними ещё несколько солидных пар и сам адмирал Строганов, которого я сразу узнал. Зашагала «делегация» в сторону пруда, куда и народ стал подтягиваться со всех направлений.

Проявляя вежливость, двинулся и я. Угощенье с выпивкой так и не распробовал ввиду своей излишней скромности. Зато мои товарищи поклевали всё, где только можно, как голуби. Поэтому посчитал своим долгом хотя бы за них выразить главе этого дома благодарность и поздравить с юбилеем.

На небольшой площадке на бережке народ стал собираться. Куда и ринулись слуги с подносами, ломящимися от бокалов и закуски.

Запахло табаком и сладким кремом.

Конечно, Третьяков и вышел за поздравлениями, а также, чтобы лицезреть всех собравшихся нелегальных голодранцев. А их, как ветром сдуло.

Только я один, как честный дурак, стал пробираться в толпе поближе к коменданту города.

Вылез очень близко уже под горячие поздравления солидного господина. Тут же отметил для себя, что Екатерина живенько примагнитилась к своему отцу. Строганов довольный, явно уже подшофе.

Речи горячие, сердечные. Вскоре стихи пошли.

Как раз музыканты, встав на позиции, запиликали фоном.

А я, наконец, особу подле Третьякова рассмотрел. Завили и накрасили её, будто на свадьбу, с платьем–то таким белоснежным ассоциаций других и нет. Вот только ей лет пятнадцать, лицо совсем детское. Однако глазища карие очень уж взрослыми кажутся.

У коменданта же были две дочки. Но эта не одна из них.

Вскоре понял, где видел её уже. В Доме офицеров месяц назад. Она мне бутерброды доесть предлагала. Там она выглядела серой мышью и прислугой, а теперь предстала принцессой.