Рубеж-Владивосток (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 29

— И зачем мне эта нежность, Кость, — прошептала в ответ бесцветно.

— Срам какой, — зашипели бабули по соседству, как змеи. — Обжимаются ещё на людях, любовнички. Да он ей в отцы годится. А здоров, как портовый грузчик.

Гвардеец отступил от неё на несколько шагов. А девушка, сделав неуклюжий шаг ему навстречу, пошатнулась. Дёрнулась, выставляя ногу, чтобы не упасть, и чёлка на пару мгновений качнулась, обнажая профиль лица.

В горле тут же пересохло. Никогда не видел таких красивых лиц в профиль. Вздёрнутый с задором носик, особый разрез больших светлых глаз, то ли светло–зелёных, то ли голубых, как небо. Девочка из сказки, каких не существует наяву. Нет, я не влюбился. Сердце не дрогнуло, чуть сжалось. Но что–то взыграло во мне новое, вызывая смятение.

Мужская жажда, самое постыдное, животное влечение. Желание. Вожделение.

К совершенно незнакомой девушке, которая раскрылась мне на пару мгновений. Ох, Агнесса. На вид лет двадцать с небольшим, а погоны уже майорские. При том, что по фигуре, как цирковая танцовщица–подросток. Крепкая, прыгучая, лёгкая, как пёрышко.

И будто опровергая все мои впечатления о её якобы ловкости, Агнесса делает второй неуклюжий шаг, а затем и третий, будто заново учится ходить. А гвардеец по имени Константин отступает, пятясь. Он серьёзен и сосредоточен на ней. Она уставилась в землю, скрывая своё прекрасное лицо.

И плевать им обоим, что столько людей смотрят, словно им не важно, что о них подумает мир. И это особое чувство вдруг ощутил я сам. А следом позавидовал их свободе.

Нет, всё же не плевать.

— Пялятся, бесит, — бурчит Агнесса, удаляясь от нас со своим напарником. — Почему я, Кость?

Говорят они тихо, но недостаточно, чтобы в толпе не слышали. А уши навострили все! Даже подростки и малые дети.

— Тебе уже пора привыкать к посторонним, — отвечает гвардеец. — Ты не будешь вечно сидеть в кабине. К тому же только ты видела его. И сможешь дать верное описание.

— Ты же знаешь, как я вижу. Что бы ни сказала, им от этого не будет легче, — говорит девушка, которая расходилась вполне быстро, и теперь двигается уверенно в сторону постового.

— Видишь по–особенному, только и всего. Но найти его Настя тебе поручила.

— Я бы лучше занялась делом, чем искать этого странного юнкера, как иголку в стоге сена, — выпалила зло.

— У меня не лучше задача, поверь, — заговорил Константин, впервые так встревоженно озираясь по сторонам. — Дали желторотых юнкеров, которых к мехам подпускать страшно. Недоофицеры, дрессировать еще и дрессировать.

— Ты самый терпеливый, — раздалось от девушки уже едва слышное.

Дальше их разговор растворился в надвигающемся гаме из очереди.

— Что за кукла, да ещё и на службе у Небесной, — засплетничали уже в голос бабули, провожая их взглядами неотрывными. — И эта «дюймовочка» сторожит нас от нелюдей? Да она собственной тени боится. Нелюдимая какая.

Они кости промывают, а я восхищаюсь. Она такая… особенная, быть может одинокая. Приближённая к принцессе. Оттого недосягаемая для меня. Что ж… с таким давно бы пора смириться.

Кого я обманываю? Себя не обманешь. Век не видеть этих гвардейцев. Сильных, красивых, особенных. Было б легче.

Когда мысли об Агнессе на чёрном мехаре чуть отпустили моё накалившееся от желания тело, меня вдруг осенило.

А не меня ли они ищут⁈ Судя по всему, Агнесса не выяснила моего имени, иначе уже давно бы нагрянули в моё Поместье, распахав там мою землю своими мехарами.

Так и чего Анастасии Николаевне от меня надо? Нет, не от меня, а от юнкера с винтовкой, вероятно, которого и приметили, влезающего в мехар Суслова. Это при условии, что аксельбант мой трёхцветный не распознали. Выходит, не распознали.

Так и что? Наградить смельчака хотят? А мне ничего за это не надо, лучшей наградой была кровь синего оргалида на осколке клинка.

Не хочу снова испытывать её презирающий взгляд, когда она вдруг поймёт, что искала сына князя Сабурова. От мысли, что а вдруг всё не так, ощутил себя жалким и поганым попрошайкой. Без гордости и принципов.

Нет, ваше высочество. Я понимаю всё с первого раза.

Практически без остановки два меха–гвардейца прошли мимо поста и двинули дальше во двор полицейского управления.

А я развернулся, запрыгнул на лошадь и помчал домой. С одним лишь желанием, поскорее попроситься в гусарский эскадрон на службу. И волнением в груди, лишь бы только приняли.

Не по стопам отца, так по стопам деда пойду. Нелюдей и саблей рубить можно. Если рука тверда и в сердце страха нет.

20 километров от Владивостока. Бухта Якорная. Поместье князя Сабурова.

14 июня 1905 года по старому календарю. Среда.

От удара рукоять вырывается из моей руки, как миленькая, и сабля с отчаянным звоном бьётся о землю. Вытираю пот уже грязным локтем. Повалялся я–таки на славу.

— Андрюш, ну ты не заигрывайся, не заигрывайся, — говорит Азаров наставнически, выпрямившись и опустив свой клинок.

Тоже запыхался, но вида не подаёт. Носом дышит.

— Да полегче с ним, Шурик, — раздаётся со стороны собравшихся гусар. — Сильно по сабле бьёшь.

— Ну а как? Хват тоже тренировать нужно, — отвечает Азаров, наблюдая, как я поднимаю саблю с травы. — А вообще ты молодец. Резвый и резкий, не по габаритам своим ловкий.

Мда, на счёт габаритов согласен. Я повыше среднестатистического гусара. И это для кавалерии не так уж и хорошо. Лошадь быстрее устанет, пулю легче словить…

— Так меня дед Фёдор драться учил, — отвечаю с улыбкой.

— А то и видно, реакция отличная, — комментируют товарищи, которые тоже парами оттачивают мастерство.

— Ты силы экономь, принимай удары вскользь, проваливай противника, заставляй топтаться, — советуют некоторые. А Азаров на них фырчит.

— Рано ещё с такими тонкостями, пусть саблю держать научится. Ишь, мастера.

С Азаровым сильно не спорят. Так, в шутку, если только. Он гусар старой закалки, воевал столько, сколько в эскадроне некоторые ещё не пожили.

— А с седла бить научишь, дядь Шурик? — Спрашиваю, отрабатывая выпады.

— О, с этим погоди дружок, — посмеивается. — Бока лошадиные жалко.

После первых же схваток до меня дошло, что махать кулаками куда проще, чем драться на кавалерийских саблях. Но отступать не собирался. Коль в голову ударило, что надо уметь, значит — надо уметь! Мехары своими мечами тварей рубят на ура, почему гусары не могут? Подумаешь, клинок в пять раз меньше. Шкуру пробить, огромный клинок и не нужен. Лапу белым точно можно оттяпать и саблей.

Попросил Азарова учить, вот он и учит. Товарищи не ленятся, со стороны подсказывают и спорят друг с другом. А меня только навыки фехтования училищные и спасают. Хотя бой на шпагах теперь для меня, как драка на зубочистках. В дуэли может и выйдет резким выпадом проколоть насмерть, а в бою? Да на скаку?

Тем временем Ротмистр в штаб Шестого хабаровского полка с моим прошением и своим ходатайством отправился. Буду зачисляться!

А пока дерусь, впитывая приёмы, как губка. С голым торсом всё равно весь взмок, но лёгкий бриз с моря приятно обдувает в перерывах между схватками. Лето на дворе, цветы расцвели, мошкара разлеталась. Резко потеплело у нас, градусов двадцать пять по Цельсию, пусть и вода ещё прохладная. Зато небо чистое, голубое, озаряет рожи счастливые гусарские, что загорают быстро.

Закончив тренировку за два часа до полудня, пошли купаться в море целым гусарским взводом. Мужики рукастые сколотили нам и пирс хороший, и баньку у берега, чтоб с разбега по пирсу и в воду. В самом поместье ещё забор делается, да дом, где Фёдор в основном руководит. Не забесплатно, плотникам военным я по три рубля дал, хоть и отказывались до последнего. Мол, Азаров потом им отработает.

Со склонов на нас смотрят постовые гусары с задором и белой завистью. Тоже купаться хотят. Но им приходится бдить. Ротмистр выставляет по шесть человек на побережье, чтоб бухту охраняли и наблюдали за заливом. И столько же по периметру поместья. Окопы вырыли на мысах, блиндажи соорудили.