Рубеж-Владивосток (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 21

Нашёл свою господскую одежду в сундуке, оставшуюся от отца. Старая, но чистая. Слегка помятая. Рубах хороших хлопковых много. Так ничего дед и не продал, хотя я наказывал.

На облагороженный пригорок доковылял за ним, где у нас смотровая. Раньше здесь была отличная беседка, где мы всей семьёй завтракали с музыкой и шикарным видом на залив. Всё нам подносили слуги, иногда сестра маленькая играла здесь на скрипке. То одна, то с учителем.

Фёдор задержался на пригорке, долго глядя в сторону моря через подзорную трубу, чем и вызвал мой интерес.

— Это ж отцова, — удивился я, рассмотрев её получше. — Думал, ты её продал.

— Да ты что, барин, — ответил с нотками обиды, продолжая смотреть. — Мне твоё наследство разбазаривать право не дано. Ох, как они зашевелились–то, одно загляденье.

Прокомментировал и мне трубу передал. Резкость перенастроил, интересная картина открывается.

Трубами небо утреннее коптя, четыре броненосца рыболовные сети с большими белыми поплавками растягивают по заливу в паре километрах от берега южнее нашей бухты. Несколько уже встали на якорь. Над ними боевой дирижабль завис. Чуть подальше через туман проявляется силуэт ещё одного воздушного судна.

Вчера двенадцать штук оргалиды, как семечки пощёлкали. Застигнутые врасплох воздушные суда успели сделать не более нескольких залпов по летающим тварям, вырвавшимся, скорее всего, из воды. Сейчас дирижабли используют для разведки. Сверху видно больше, что там под водой подкрадывается, чем с тех же сторожевых броненосцев.

— Правее бери, — раздаётся от деда. — Видишь?

Сторожевики быстроходные ловят японские шхуны. Штук пять насчитал.

— Раз к нам бегут, значит и у них беда, — предположил Фёдор.

Поместье князя Сабурова.

7 июня 1905 года по старому календарю. Среда.

Никто не примчал ко мне истребовать патроны или форму. Никаких вестей из училища. Нет до меня дела. Понимаю, раны им зализывать ещё долго.

Мехаров в небе вижу каждый день, то далеко, то близко. Один или два проносятся или уже шлейф от них в небе замечаю.

За пять дней я восстановился, к счастью, рана затянулась. Как раз возникла потребность с дедом караул ночью делить, ибо появились в округе мародёры.

С мордами наглыми и воровскими под видом обычных горожан стали лазить по оставленным господами поместьям. Хотели влезть и в наш сарай, где продукты хранятся. Но убегали, спотыкаясь, когда я с винтовкой вышел и заявил браво, как при караульной службе учат:

— Стой, стрелять буду!

Только забор нам подпортили, собаки…

Большую часть рыбы удалось продать. И в пригородных сёлах, и даже на дороге. Вроде понемногу берут, но всё разошлось за милую душу.

В основном этим занимался Фёдор. Я только помогал, и мне не зазорно было с телегой стоять. Кто знает, что молодой сударь в старой одежде, не кто иной, как целый князь. Простой люд видит по–своему.

Зато появились деньги на молоко, и даже сыр с маслом. Пусть цены и взлетели после нападения оргалидов, но соизмеримо с нашей рыбой. У солдат Фёдор ещё консервы наменял. Инструмента закупили хорошего и гвоздей. Решили забор в первую очередь обновить, подумываем и о постройке избы. Леса у меня в поместье хоть отбавляй.

— Наймём китайцев, — Фёдор всё за своё. — Напилят нам брёвен. Ух, заживём, барин.

— Да где ты там заживёшь? — Посмеиваюсь в ответ, кивая на корабли в море. — Сидеть бы нам ниже травы, тише воды.

— Тогда землянок накопаем и благоустроим, — подшучивает дед. — Будем жить, как партизане.

Беспокойство витает в воздухе вместе с дымом от угля, что порой сюда тонкими струями запаха доходит.

Потоки уезжающих из города людей поубавились. Зато въезжающих военных только растут. Уж и телеги с орудиями потянулись по главной магистрали. В заливах в связке с дирижаблями дежурят целые эскадры броненосцев, заблокировав морской путь гражданским судам.

На железнодорожном вокзале ажиотаж не утихает, толпы народа желают уехать на поезде, но железнодорожная линия под военные эшелоны занята, расписание скудное: один поезд в день только под гражданских выделяется. А прибывает по три вместе с новыми батальонами солдат из западной части Империи, артиллерийскими орудиями и провизией. И никого из властей уже не колышет вызываемая тем самым паника.

Сложилось впечатление, что к настоящей войне готовимся. Фёдор, пока шастал по рынкам, слухов немало насобирал, некоторые такие страшные, что волосы дыбом. Будто Японию оргалиды уже, как США оккупировали, разбив там наши колониальные войска. Захватили новый плацдарм и теперь готовятся высаживаться на наш полуостров и другие приморские города.

После полудня ко мне ротмистр кавалерийский пожаловал в мундире красивом с клёпками и шнурами золотыми. А за ним и целый отряд бравых гусар набежал.

Лошади заржали беспокойно, я и выскочил с винтовкой из–за сарая в одной рубахе. А этим хоть бы что, усы с завитушками, глаза горят, лошади кружат их и копытами бьют у забора.

Как назло Фёдор в отлучке, с ним намного спокойнее. Но я иду навстречу, негоже выказывать невежество.

— Командир второго эскадрона шестого хабаровского полка ротмистр Илларион Грибоедов! — Представился с седла темноволосый худощавый мужчина лет сорока. — С кем имею честь?

С Хабаровска? Ого. Шестьсот пятьдесят километров проскакали.

— Князь Сабуров Андрей Константинович, — представился в свою очередь, убирая винтовку за спину и рассматривая с интересом расписные декором чёрные ножны сабель.

— Я ж говорил! — Раздалось сбоку радостное, и выехал на видное место ещё один гусар. Этот повзрослее командира. Прапорщик, судя по погонам. С одним белым глазом и шрамом на щеке глубоким под ним.

С коня слез и, за забор уздцы зацепив, через калитку без спроса прошёл, как к себе домой.

— Это ж я, дядя Сашка, гусар Азаров! — Воскликнул и полез обниматься с радостным смехом.

Опешил, заметив, что другие гусары стали спрыгивать. Обнял меня, в обе щёки расцеловал.

Стою, как дурак.

— Не узнал⁇ Андрюшка? Я деда твоего знавал, когда ты ещё не родился. Мы с ним вместе в полку служили. Столько барышень пере… хм. А потом в гости сколько раз я сюда приезжал.

Отпрял, глаза его блестят. Смотрит, за плечи взяв. Начал песню мне напевать. И тут меня осенило:

— Дядь Шурик?

— Ну или так! Сколько лет, сколько зим!

Снова обнял, я в ответ.

Узнал я его. С глазом у него нормально всё было. Много раз гусар Азаров у нас гостил, на плечах меня таскал постоянно, а я усы его всё накручивал в обратную сторону. Нравилось мне делать всё наперекор.

— А помнишь, как ты мою саблю в море утопил? — Вспоминает былое, сияя. — За ней ныряли матросы батьки твоего. Ой, сорванец он был, братцы!

— Это когда огромного краба ещё вытащили со дна? — Усмехнулся я, вспомнив тот эпизод.

— Так он же драться за саблю начал, решил, что она его и не отпускал, — заявляет дядя Сашка и смеется ещё громче, товарищи подхватывают.

Спешившись, гусары стали кланяться мне короткими кивками, представляясь. Последним сам ротмистр. Но он сразу с делом:

— Нам приказано оборону держать в бухте Якорной. В лесу скудном чалиться — дрянная затея, без вида на море, мы как слепые котята. Позволь, князь, лагерем у тебя стать? Всем же веселее.

— Земли много, пожалуйста, — ответил ему дружелюбно.

— Соболезную утрате, Андрюш, — произнёс Азаров, тяжело вздохнув. — По–другому здесь всё было.

— Разрушили всё, — согласился с грустью.

По плечу похлопал меня.

— Хороший был мужик, — выдал ещё один старый гусар и тоже по плечу хлопнул…

Было тихо и спокойно, только чайки покрикивали. Но вот табун в сто двадцать гусар набежал. Стали живенько лагерь оборудовать. За каждое дерево спросили. Полевая кухня на телеге подъехала, кашей меня угостили.

Дядя Шурик, разобравшись, что к чему озадачился. Мол, живу я в нищете не по заслугам.

— Батя его лучшим мехаводом был в Приморье, — выдал за костром. — Столько жизней спас, никакие крысы его имя не запятнают после.