Лоскутик и Облако - Прокофьева Софья Леонидовна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/26
• Следующая

— Я тут, ваше величество! — Слыш, вытянув вперёд руки, бросился на королевский голос. Но, к сожалению, он угодил пальцем прямо в глаз королю.

— Вы ещё не знаете, какой я замечательный парикмахер! — гулко захохотал туман. Голос шёл сразу со всех сторон — сверху, снизу, из всех углов зала. — Сейчас я вам устрою прелестные причёски!

В тот же момент волосы Слыша и короля, потрескивая, встали дыбом. Жирный королевский кот вскочил на спинку кресла. Вся шерсть на нём взъерошилась самым необыкновенным образом. Он превратился в чёрный пушистый шар с двумя зелёными огнями. Кот жалобно замяукал, пуская во все стороны искры.

— Нет, быть туманом — это не в моём характере! — послышался голос Облака. — Туман — это что-то жидкое, доброе и глупое. А мне хочется быть сейчас кем-нибудь страшным и кусачим…

И тотчас туман стал редеть, как будто молоко разбавили водой. Из тумана проступил трон, золочёные кресла, чёрные окна.

Через мгновение туман исчез.

И тут все увидели посреди зала огромного белого крокодила. Крокодил разинул зубастую пасть. Волоча брюхо по полу, извиваясь всем телом, он пополз на короля.

Король с ногами забрался на трон.

Кот, шипя, как огнетушитель, повис на мягкой обивке кресла.

— Не пугайтесь, ваше величество! Это всего-навсего Облако, — задыхаясь, прошептал Слыш. — Серое, некультурное Облако. Оно умеет только летать над деревьями и поливать дождём убогие деревенские крыши. Я предложил ему сыграть в карты, но оно струсило и улетело. Уверяю вас, оно не умеет ни читать, ни писать. Оно даже не знает, что такое часы и для чего они…

— Я не знаю, что такое часы? — вне себя от возмущения рявкнул крокодил. — Да знаешь ли ты, что все башенные часы на свете мои друзья! Я знаком с их стрелками.

Я качался на их маятниках. А они рассказывали мне, что такое время и почему его нельзя остановить.

— Врёшь, врёшь, врёшь! — прошептал Слыш. — Нашёл дурака. Никогда не поверю. Вот часы. А ну-ка скажи, сколько времени?

— А вот и скажу!

— А вот и нет!

— А вот и да!

Из огромного камина посыпалась копоть. В чёрном облаке из трубы вывалился Сажа. Он шлёпнулся прямо в золу. Из чёрного стал серым.

— Сюда! — крикнул он Облаку, протирая глаза и кашляя. — Улетай в трубу, спасайся!

Король схватил Сажу за руку:

— Я поймал шпиона!

Но так устроен мир, что ни один король на свете не может удержать за руку ни одного трубочиста. Сажа вывернулся и бросился к Облаку:

— За мной! Облако, миленькое, скорее!

— Сначала я докажу этому невежде, что он ничего не понимает в облаках! — Крокодил, возмущённо отдуваясь, пополз к часам.

Умные часы старого мастера затикали громко и взволнованно. Конечно, они хотели предостеречь Облако, предупредить об опасности. Но, видно, Облако от обиды совсем потеряло голову.

— Сейчас ты увидишь, что такое настоящее Облако! — рычало оно. — Часовая стрелка прошла цифру три… Уф! Я докажу тебе! Теперь минутная стрелка… Погоди, погоди, дай подумать…

От усилия Облако само стало похоже на часы.

— Я даже сниму колпак, чтоб тебе было лучше видно! — Слыш на цыпочках подошёл и снял стеклянный колпак, предохранявший часы от сырости.

Мудрые часы тревожно замолчали, а потом пробили тринадцать раз, что делают часы только в самых исключительных случаях.

— Три часа двадцать пять минут. Что, видишь? — с торжеством воскликнуло Облако.

В этот момент Слыш шагнул к Облаку и ловко накрыл его стеклянным колпаком.

— Вот и всё, ваше величество! — тихо и устало сказал Слыш. — Теперь займёмся трубочистом.

Но Сажи нигде не было. Только из каминной трубы падали невесомые чёрные хлопья.

Облако закрутилось внутри тесного колпака. Побелело, как взбитые сливки. Его стрелки бешено завертелись, обгоняя друг друга.

— Ну и буду сидеть тут! Мне тут как раз очень нравится! — крикнуло Облако. Голос его из-под колпака доносился глухо и слабо. — Всё равно вы со мной ничего не сделаете!

— Ты так думаешь? — с наслаждением прошептал Слыш. Он сказал это совсем тихо. Но чем тише он говорил, тем лучше его было слышно. — А мы тебя заморозим!

— Откуда знаешь? — Облако задрожало.

— Да так… Сказало одно пьяное Облако… — небрежно сказал Слыш. Но в глазах у него загорелись злоба и торжество.

— Погибло… — простонало Облако. — Я так и знало, что в конце концов всё кончится очень плохо…

Стрелки его остановились.

Лоскутик плакала.

Мало сказать плакала — она рыдала. Она рыдала уже пять часов подряд. Нос у неё распух, а веснушек стало в два раза меньше.

Лоскутик затыкала себе рот ладонями, бросалась лицом в подушку, но не могла остановиться.

Над ней, воинственно сжав кулаки, стояла Барбацуца.

Она пробовала успокоить Лоскутика, как ей казалось, самыми верными и надёжными способами: несколько раз съездила её по затылку, дёргала то за одну косичку, то за другую. Но даже это не помогало.

Тогда Барбацуца схватила Лоскутика, повернула к себе и затрясла так яростно, что остаётся только удивляться, каким образом голова Лоскутика осталась на плечах, а не вылетела, например, в окошко.

— Говори, что случилось!

Лоскутик продолжала рыдать.

— Отвечай, негодяйка!

Лоскутик только заливалась слезами.

Тут Барбацуца повела себя самым странным и неожиданным образом. Из груди её вырвался хриплый стон. Она обхватила Лоскутика костлявыми руками, прижала к себе, задышала всё чаще и чаще и вдруг тоже зарыдала.

— Пожалей ты меня, старуху… Не могу слышать, как ты плачешь! Не могу! Помираю! Хоть скажи, что случилось?

И вот тогда Лоскутик, не переставая плакать, рассказала ей о своей дружбе с Облаком, о Вермильоне и Саже. И о том, что Облако улетело во дворец и пропало.

Барбацуца оглушительно высморкалась в подол юбки.

— Что же мы сидим сложа руки? Бежим к этому Вермильону или как его там! Где моя шаль?

Барбацуца начала метаться по комнате, с удивительной ловкостью опрокидывая стулья и скамейки.

— Очень мне надо — искать это Облако! — бормотала она. — Что такое Облако? Сырость, слякоть, пустота, так — пшик, и больше ничего! Ох, старая дура, с кем на старости лет связалась… С девчонкой и сыростью!

В стекло ударила горсть песка. Барбацуца распахнула окно.

— Не твой ли это художник? Волосы долгие, сам в краске.

Под окном действительно стоял художник Вермильон.

— А ну иди сюда, мазилка! Да поторапливайся! — крикнула ему Барбацуца.

Вермильон вошёл в комнату. В руке он нёс маленький клетчатый узелок. Собственно говоря, это был носовой платок, в котором что-то шевелилось.

Вермильон бережно положил узелок на стол, развязал его. В узелке оказалась жаба Розитта. Она хрипло и утомлённо дышала. Живот её раздувался и опадал. Глаза глядели встревоженно и серьёзно.

— Что?! — завопила Барбацуца. — Жабу ко мне на стол?! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Прочь эту гадость! Выкинь в окошко!

Барбацуца ухватилась за угол платка и дёрнула изо всех сил, но Лоскутик успела подхватить жабу Розитту в воздухе. Прижала её к груди:

— Это жаба Розитта! Она друг Облака!

— Ох я старая карга! — Барбацуца воздела руки к потолку с таким видом, как будто только потолок мог её понять и посочувствовать. — С кем связалась! С девчонкой, Облаком, мазилкой и жабой! Нет, пора из меня сварить бульон! Давно пора!

Жаба Розитта закашляла, заскрипела на руках у Лоскутика:

— Кхи… Кри… Пхи… Трр… Фрр… Ква…

— Она говорит, — объяснила Лоскутик, — что никто ничего не знает. Летучие мыши всё забыли, потому что слишком долго висели вниз головой. Ночной Философ его видел. Облако превратилось в занавеску и висело на окне. Но потом принесли лампу, и он больше ничего не мог разглядеть.

• Предыдущая
• 20/26
• Следующая