Другая единственная - Колесникова Наташа - Страница 27

Как же все несправедливо, неправильно получается! Хотя… Ему дали две недели, чтобы выплатить неподъемный долг. После долгих телефонных переговоров и встреч, которые закончились ничем, после яростных упреков жены, ее истерик, ее шумного ухода к родителям такая тоска навалилась, что он уехал на неделю в Испанию, чтобы в последний раз насладиться морем, красивой южной природой, может быть, красивой женщиной, пусть даже проституткой. А судьба подарила ему невероятную любовь, и теперь уже не хотелось возвращаться, чтобы умереть. Он вернется, чтобы до последнего бороться, использовать все свои возможности, согласиться на любые условия, но только выкарабкаться и привезли в Москву Габи.

Такой — слабый, растерянный — он и встретил свою великую любовь. Она воодушевила его, но… хотелось сделать для Габи нечто невероятное и увидеть ее блестящие от восторга глаза… Что может быть слаще? И пусть ей это не совсем и нужно по большому счету, но он хотел… Глупая фраза — бросить к ее ногам весь мир, но это так.

Судьба подарила и отняла… Почему?! Что он сделал неправильно?

Сильный грохот у железных ворот отвлек от воспоминаний. Самарин встал с кресла, недовольно поморщился, подошел к окну. Похоже, кто-то сильно колотил ногой о железные ворота. Там же 6ыла кнопка звонка, неужели дружно нажать ее? Впрочем, если человек напился в стельку и заплутал в дачном поселке, до кнопки ли ему?

Самарин снял со стены помповое ружье «Ремингтон», загнал патрон в ствол и вышел на веранду. Пьяный скорее всего, но всякое может случиться, особенно после того, как взят крупный кредит в банке и заключены два крупных контракта, которые явно не понравятся конкурентам, а их, помимо Булыгина, хватает. Значит, следует позаботиться о своей безопасности.

— Кто там? — резко спросил он, приоткрыв дверь веранды.

— Это я, Паша! — ответил из-за ворот пьяный женский голос.

Самарин не сразу сообразил, что это Лена, и лишь когда она назвала свое имя, подошел к калитке, распахнул ее, с изумлением уставился на женщину. Она стояла, покачиваясь, в руне держала початую бутылку виски.

— Лена? Что ты здесь делаешь?

— Приехала вот… в гости. Ну, приглашай. — Она повернулась к водителю такси, сунула ему бутылку: — Все нормально, можешь ехать.

Гот усмехнулся, взял бутылку, согласно кивнул и, развернувшись, поехал в Москву, а Лена, не дождавшись приглашения, решительно направилась к дому.

— Слушай, классный домик ты себе отгрохал, Паша! Знаешь, мне жутко хотелось посмотреть, что же тут получилось? Давно собиралась, но ты же не приглашал… Ну вот я и решила сама приехать. Слушай, да все отлично, мне нравится.

Она остановилась в гостиной, призывно посмотрела на Самарина:

— Ну где у тебя тут спальня? Пойдем… посмотрим, как она выглядит?

Самарин остановился рядом с ней, засунув руки в карманы спортивной куртки, глупо усмехался, глядя на чересчур решительную гостью. Да если 6 она была простой гостьей, а ведь это его ближайший помощник по бизнесу!

— Лена, ты соображаешь, что творишь?

— Вполне. А ты… соображаешь? Вот скажи, пожалуйста, зачем ты довел меня до такого состояния? Не мог просто пригласить, показать свой дом… уже готовый… к употреблению? Я же видела только эскизы…

— Лена, пойдем на кухню, я тебе дам горячего крепкого кофе или чаю, если хочешь…

— А спальню показать не желаешь?

— Об этом потом поговорим, пошли. — Он крепко взял ее под руку, повел на кухню.

Там посадил Лену на стул, включил электрический чайник, сам сел рядом с ней, обнял за плечи. Она потянулась к нему губами, но он прикрыл их ладонью.

— Почему, Паша? Я… не такая, как та… фотография?

— Лена, ты очень красивая женщина, но, понимаешь, сейчас я не могу… Это опрометчиво и опасно.

— Ох, как мы рассуждаем! У тебя что, «критические» дни, Паша?

— Что-то вроде этого. У твоего мужа большие уши и длинные руки, зачем нам злить его еще и этим? Я вообще был против кредита, этих крупных контрактов, нужно работать спокойно, понемногу наращивать свой потенциал.

— Ты боишься Булыгина? — усмехнулась Лена. — Почему? Он вчера приезжал ко мне на дачу, сказала — не могу. Он не обиделся. И знаешь что сказал? Что без него ты был бы трупом. Может, объяснишь почему?

— Ничего я не буду тебе объяснять. Дам кофе и отвезу домой, на дачу.

— Да я не для того приехала сюда… Но если так… Пошел ты со своим кофе, Паша? Отве-ве…зи прямо сейчас. Спальню не хочешь показать, да? Там, наверное, уже не фотография, а портрет во всю стену висит, да? И ты смотришь на нее и сам себя…

— Лена, пожалуйста, успокойся.

Но она уже завелась не на шутку.

— Как это — успокойся? Ты хоть понимаешь, чурбан, что значит для женщины навязываться вот так?!

— Ладно, поехали, — жестко сказал он.

Снова взял Лену под локоть, повел к выходу.

— А может, я просто посплю здесь на каком-то диване? У тебя же много спален тут…

— Ты должна ночевать дома, Лена!

— Ты так думаешь? Какой же ты дурак, Паша.

— Наверное, Лена… Но это сейчас необходимо.

— Ты боишься Булыгина?

— Да, боюсь, потому что не хочу рисковать своим делом.

— Дурак ты! И не прикасайся ко мне, надоел!..

Он посадил ее на скамейку во дворе, вывел из подземного гаража свой «мерседес», посадил Лену на заднее сиденье, сам сел за руль. Ворота отъехали в сторону, повинуясь переносному пульту управления, и «мерседес» рванулся по направлению к Калиновке.

Лена откинула голову на спинку сиденья, пьяно сказала;

— Но почему ты должен был стать трупом, Паша? И кто она… фотография эта?

— Как-нибудь расскажу, но не сейчас. Лена, ты о чем думала, когда решилась на такое в самое сложное время нашей фирмы? Ты понимаешь, как я могу расценить это?

— Я думала? А как ты можешь расценить, Паша? Я хотела… решиться. А когда еще? Ждем, все мы ждем… прибудут составы, перевезут на склад… Деньги на счет переведут, отдадим долг… А пока… Мы же вместе, значит, вместе и ждать… ждать нужно.

— Не самое умное решение!

— Ты думаешь? Ну если ты так думаешь…

Машина мчалась по зимнему шоссе меж сосен и елей, запорошенных снегом. Самарин нервно кусал губы, не понимая, чем вызван этот поступок Лены. Возможно, провокация. Обжегшись на молоке, дуешь на воду, и даже если она действительно приехала к нему по собственной инициативе, за этим видится нечто страшное. Особенно в день заключения крупных сделок. Разумеется, она могла перенервничать, выпить лишнего и принять неверное решение… Ничего странного в этом не было. Он ей понравился с первого дня работы в «Центурионе», всегда это чувствовал. Но она стала женой Булыгина, и этим все сказано.

В Калиновке он отыскал в ее сумочке связку ключей с пультом дистанционного управления воротами, открыл их, подогнал машину к дому. Лена спала, пришлось будить ее, потом отпирать двери дома, держа под руку почти бесчувственную женщину. Он привел ее в спальню, уложил на широкую кровать. После недолгого раздумья снял полусапожки, потом стащил джинсы вместе с колготками. Чуть позже расстегнул бретельки и снял лифчик, он же, наверное. сдавливает. нарушает кровообращение. Женщины никогда не спят в лифчиках, ну так надо его снять.

Лена внезапно открыла глаза, улыбнулась:

— Паш, как я тебе… такая вот?

Она была очень красивой. Самарин нервно облизнул пересохшие губы, кивнул:

— Ты очень красивая. Лена… Спи.

— Ну так или ко мне, будем вместе…

Она протянула к нему руки, обняла его, и Самарин, не в силах противиться внезапно нахлынувшему желанию, впился губами в ее губы. Долгий и страстный поцелуй он прервал сам.

— Извини, Лена, мне нужно возвращаться домой.

— Какой ты… «динамовец» самый настоящий, Паша! — капризно сказала она.

— Спокойной ночи.

Он вышел из дома, запер дверь, сел в свою машину и поехал домой. Конечно, нужно было остаться, но ситуации такова, что нельзя. Хотя… все уже свершилось, и он чувствовал себя почти так же, как в 99-м, до знакомства с Габриэлой. Почему-то казалось, что все это не случайно — к контракты, и кредиты, нее складывалось не так, как он планировал — постепенно и уверенно наращивать потенциал своей фирмы. Обстоятельства заставили его действовать резко и рискованно, а это опасно, опасно, черт побери! Решил для себя — если все сложится, как и задумано было, никогда больше не станет рисковать!