Русская война 1854. Книга вторая (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 52

— Тихо! — шикнул на него Уваров, крутя головой из стороны в сторону.

Словно опасность какую-то почувствовал, мелькнуло в голове у Прокопьева, и в этот самый момент с резким треском что-то разнесло несущую рейку правого крыла. С запозданием в пару мгновений, показавшихся мичману вечностью, до ушей долетел грохот выстрела. По ним! По ним кто-то стрелял!

С прогнувшимся крылом «Ласточка» резко клюнула вправо, уходя разом на сотню метров в сторону французских позиций. Уваров умудрился закрутить ее восьмеркой, медленно, насколько возможно, сбрасывая высоту. И в этот самый момент мичман Прокопьев увидел вспышки со стороны Инкермана — получилось! Наши вырвались на плато, и теперь надо было только доложить об этом генералу Горчакову. Пусть он больше не сдерживается и ударит по французам, чтобы те ни в коем случае не смогли объединить свои силы с англичанами.

— Держись! — Уваров зачем-то резко дернул «Ласточку» вправо.

Прокопьев только потом понял, что пилот каким-то образом снова успел почувствовать выстрел еще до того, как тот прозвучал. И в этот же момент его зрение, натренированное обращать внимание на любые сигнальные вспышки, уловило еще одну. Только это был не фонарик, а блики солнца на непривычно огромном ружье. И лицо, замотанное белой тканью, из-под которой было видно только черные на солнце зрачки.

— Сейчас опять выстрелит! — заорал мичман, надеясь, что Уваров сможет и на этот раз увести их в сторону.

Но тут хрустнуло перебитое крыло, окончательно отрываясь от «Ласточки», и планер завертело в воздухе. Прокопьев чуть не потерял сознание, ударившись головой об одну из реек, но тут сильная рука дернула его вперед и вытолкнула из планера. Дальше мичман действовал уже на инстинктах. Как на тренировках потянулся к шнуру парашюта, дернул за него, и через мгновение белый купол рванул его вверх.

Теперь надо приземлиться и добраться до своих. Прокопьев закрутил головой, пытаясь понять, где же парашют спасшего его Уварова, но его не было. Похоже, пилота унесло в сторону вместе с остатками «Ласточки». А ведь если бы не он… Неожиданно Прокопьев вспомнил подстреленного по дороге домой мичмана Кононенко. Неужели и его ждала бы та же судьба?

* * *

После такого удачного начала сражения дальше все пошло совсем не по плану. Сперва ракетчики попали под обстрел — как рассказал пребывающий в состоянии шока Димка Осипов, что-то было с зарядами, и им пришлось подбираться ближе. И кто бы знал, что такое может случиться? Потом 4-я пехотная дивизия генерала Киткарта, наплевав на потери, навалилась на правый фланг генерала Павлова и выиграла время, чтобы англичане подвели артиллерию и закрепились на новых позициях.

На левом фланге все вышло еще хуже. Бригада Адамса сначала отошла при появлении полков генерала Павлова, но потом воспользовалась большей дальностью своих ружей и пушек и принялась обстреливать 17-ю дивизию. И хоть бы кто там догадался отдать приказ окапываться. Нет, они мужественно стояли, терпели, а потом, потеряв половину офицеров и несколько сотен солдат, без всякой пользы откатились назад. Наступление на какое-то время замерло, но хотя бы начальный этап плана был выполнен.

Мы выбрались на плато и закрепились.

— Григорий Дмитриевич! — сквозь перестраивающиеся для новой атаки полки ко мне прорвался поручик Арсеньев. И ведь не боится на коне скакать почти на первой линии. — Владимир Александрович ранен, вы сможете помочь?

Я не сразу понял, кто это, но потом подсказала местная память. Владимир Александрович — это сын Александра Сергеевича Меншикова, поэтому ради него и бегает адъютант пресветлого князя.

— Что с ним?

— Задело осколком ядра. В голову и шею, сознание не потерял, но бредит, — тараторил Арсеньев. — Вы говорили, что сможете использовать свои «Ласточки» для доставки раненых! Так поспешите!

Я действительно решил выделить группу Степана именно для спасения тяжелых раненых прямо с поля боя. Да, много мы не сделаем, но хоть кого-то вытащим с того света, и то дело. Недавно как раз отправили один из планеров с генералом Кишинским, который получил неприятное ранение в живот, и никто из полевых медиков не мог остановить кровотечение. Потом был еще один с простым солдатом, лишившимся ноги. Лесовский еще было попробовал возразить, стоит ли ради такого жечь ускорители, но я его даже слушать не стал. И не зря: народ ведь все видит. И когда нижние чины поняли, что ради обычной жизни мы готовы гонять целую «Ласточку», настроение сначала вокруг нас, а потом и дальше как-то разом стало боевым и дерзким.

— Готовить планер? — Лесовский снова оказался рядом.

— Нет, — я покачал головой.

— Нет? Вы за это ответите, капитан, — тут же зашипел адъютант. — Званием, честью и головой. Если Владимир Александрович умрет…

— При полете с травмой головы он как раз и может пострадать, — только отмахнулся я. — Так что пусть едет на платформе с остальными ранеными. Она как раз должна скоро отходить, так что поспешите, поручик Арсеньев. Если, конечно, не хотите ответить потом званием, честью и головой. Так ведь вы сказали?

Адъютант Меншикова покраснел от злости, но ничего не сказал. Развернулся и поскакал обратно, а я вскинул взгляд к небу. Мы уже несколько раз подавали сигналы в сторону Чоргунской позиции, чтобы те выдвигались вперед, но пока от генерала Горчакова так и не пришло ни одного подтверждения.

— Капитан! — а вот ко мне прорвался и генерал Данненберг, принявший командование над объединившимися полками Соймонова и Павлова. А вместе с ним и великие князья. Немного бледные, но труса не празднуют. Оба на передовой, оба стараются подбодрить своим видом войска, и ведь работает. Не хуже, чем вид эвакуационного планера.

— Да, господин генерал, — я повернулся к высоким гостям.

— Где ваши «Ласточки», капитан, почему нет сигнала от генерала Горчакова? — Данненберг пронзил меня взглядом. — Если из-за вас наступление провалится, то…

Ну вот, и еще один с угрозами.

[1] С такой же ошибки началось и настоящее Инкерманское сражение. Наши генералы грамотно разыграли начало партии, заставив врага ошибиться, но вот потом…

Глава 24

Вообще, Петр Андреевич Данненберг — нормальный мужик, насколько это возможно для генерала в это время. Но сейчас, после частичного успеха контратак Каткарта и Адамса, он переживает за общий результат и за то, как это скажется на его карьере.

А я вот переживаю за наши потери. Да, благодаря согласованности действий мы не допустили глупых ошибок, и десятка тысяч смертей из моей истории уже не будет. Но даже сотни лежащих на поле боя солдат — это много. Если бы мы бы не поспешили с ударом, если бы подвели свои укрепления поближе, если бы не дали англичанам использовать преимущество в дальнобойности… Сколько бы нижних чинов сегодня не погибло? С другой стороны, мы — армия, мы защищаем мир в империи. Это наша миссия и цель, за которую мы получаем жалованье.

А каждый лишний день войны, каждый новый караван с провизией и боеприпасами, который едет через всю Россию — это удар по мирной жизни. Это необходимость затягивать пояса для обычных людей, которые будут перерабатывать, недоедать… Ради нас. И сколько бы семей лишились кого-то из родных, не здесь, а там, если бы я смог продавить свою линию и потратить больше времени на подготовку этого наступления?

И почему в жизни всегда все так непросто⁈

— Григорий Дмитриевич, — спокойный голос Михаила Николаевича вырвал меня из нахлынувшего потока мыслей. — Так что со связью?

— Мы не видим ни одной «Ласточки» в небе над Чоргунской позицией, — доложил я. — Мы и не должны, они могли подняться выше. Но даже так, заметив наши сигналы, пилоты бы передали подтверждение.

— Думаете, что-то случилось у генерала Горчакова?

— Или просто с «Ласточками».

Я неожиданно замолчал, осознав простую вещь. Даже не принявшая сигнал «Ласточка» уже помогла — мы узнали, что есть проблема, и могли ее решать. В случае же обычных гонцов генералы бы до последнего считали, что все нормально.