Русская война 1854. Книга вторая (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 16

— А что у нас?

— У нас… — Нахимов снова что-то считал. — При таком построении до врага смогут достать 33 орудия с десятки, 17 с Александровской и еще 23 с закругления Константиновской батареи. Итого 73, вот только, к сожалению, не все смогут что-то сделать кораблям линии.

Адмирал сжал кулаки, но на этот раз сдержался. А я больше ничего не спрашивал. И сам знал, что на Александровской и десятой батареях всего по две бомбические пушки, а на Константиновской их и вовсе нет. Впрочем, 34 пудовых единорога тоже могут доставить неприятности — только бы враг вошел в их зону поражения.

Неожиданно меня осенило.

— Французы держатся дальше, так как знают, что с их стороны у нас более мощные и новые орудия? А англичане знают, что их, наоборот, нет, и поэтому встали ближе?

— Возможно, — Нахимов сжал зубы от ярости, осознав, что стоит за этими словами. — Подождите! Англичане разделяются!

Адмирал заметил изменение тактики противника, как только корабли начали расходиться.

— Пять идут, чтобы встать к западу от Константиновской батареи. Планируемая дистанция — 1400 ярдов, перевес по орудиям — шестикратный, — Нахимов принялся надиктовывать новое сообщение для земли. — Еще четыре корабля встанут с северо-запада, чтобы получить 11-кратное преимущество по количеству орудий. Скорее всего, именно с этой стороны и будут сокращать дистанцию.

И мы снова следили за боем, не имея возможности ничего сделать. Пока не имея…

А внизу сражались простые артиллеристы, солдаты и моряки. Я приметил, как два корабля — кажется, «Аретуза» и «Альбион» — сблизились с берегом, намереваясь поразить башню Волохова и батарею Карташевского. Они смотрелись гораздо менее опасными, чем огромные каменные форты, но при этом очень мешали взять их в клещи.

— Опасно! — Нахимов тоже болел за наших.

— А вы?.. — неожиданно спросил я. — Вы же совсем недавно так же штурмовали береговые укрепления Синопа. Там, конечно, не Севастополь, но тоже пушки, тоже укрытия. Как вы смогли их взять?

— Знаете, что говорил адмирал Нельсон о сражении кораблей и бастионов? — неожиданно задал ответный вопрос Нахимов. Волнуется.

Я покачал головой, потом вспомнил, что меня не видно, и повторил ответ через трубку.

— Он сказал, что на такое решится только безумец, — пояснил адмирал. — И с тех пор пушки стали только опаснее, рискуя отправить любой корабль на дно с одного удачного выстрела.

— Так что же вы сделали?

— В такой ситуации есть только один выход, — спокойно продолжил Нахимов. — Сокращать дистанцию ярдов до трехсот, чтобы каждый выстрел поражал цель. Чтобы количество пушек кораблей смогло подавить береговые укрепления. Пока только так…

Он сказал «пока», словно догадываясь, что уже в следующем году в море выйдут корабли, которые изменят это правило. Предтечи броненосцев, плавучие батареи, укутанные стальными листами, которые смогут принимать на себя ядра пушек и бить в ответ. Столько, сколько надо. Но сейчас не время думать о будущем!

— Значит, скоро враг пойдет на сближение? — я словно разом почувствовал огромное напряжение, которое давило сейчас на всех участников сражения.

Стрелять! Стрелять как можно быстрее и точнее! Нам, чтобы враг не решился подобраться ближе. Им, чтобы, наоборот, подобраться и воспользоваться своим преимуществом.

— Скоро… — выдохнул Нахимов. — И тогда только от простых артиллеристов и их командиров будет зависеть, смогут ли они выдержать. Выстоять под градом ядер, воспользоваться тем, что и враг стал уязвим, и поразить его.

Мы несколько бесконечно долгих минут следили за боем. Уже начал меняться ветер, и я понял, что скоро нам придется спускаться. Обновить ускорители, чтобы держать высоту, да и, в конце концов, просто согреться. Гусиный жир и бурки помогали, но не бывает идеальной защиты от такого ветра.

— Ха! — неожиданно радостно усмехнулся Нахимов. — Французы ошиблись!

— Что?

— Даже не одна, а две ошибки!

— Да какие⁈ — возмутился я.

— Первая: они распределили цели. На нижних палубах у них бомбические пушки, и они хотели с их помощью разрушить сам земляной бруствер десятой батареи. Со среднего дека стреляют по пушкам, а с верхнего — просто по окрестностям, надеясь помешать подходу подкреплений. Если бы огонь был сосредоточен на чем-то одном, у них был бы шанс, а так… Они сами уменьшили свою силу в три раза! И вторая ошибка — их адмирал слишком поспешил отдать приказ переходить на общий залп. Они не пристрелялись! Видите, тяжелые ядра бьют не по батарее, а просто в скалы. А средний дек часто берет с перелетом.

— Но почему они не внесут корректировки?

— Дым! Пороховой дым, — ответил Нахимов. — Его так много, что сейчас они просто не видят, куда стреляют. У нас похожая проблема, но форты могут ориентироваться на вспышки вражеских пушек, и ваши рыбки их корректируют.

— Дым, — я улыбнулся.

И как я сразу не понял, у меня ведь и у самого на него большие планы.

Глава 8

Судьба. Именно это слово появилось у меня в голове, когда я увидел, как из боя выходит один из французских линейных кораблей. «Шарлеман», 80 пушек, совсем новый парусный красавец, построенный всего два года назад. Именно его Наполеон III ввел в Черное море в нарушение конвенции о проливах, именно он стал одной из тех последних капель, что сделали эту войну неизбежной. И вот с кучей дырок в борту, со сбитой грот-мачтой он медленно отползал из строя, словно символ того, как неожиданно и неправильно пошла эта война для тех, кто ее начал.

В общем, на левом фланге у французов не задавалось, а вот на правом англичане давили. Корабли отходили и снова заходили на дистанцию огня, сбивая прицелы защитникам города. Впрочем, те быстро пристреливались и снова поражали противника. Пока… Одна из бомб упала во внутренний двор Константиновкой батареи, да прямо рядом с подвезенными снарядами. И почти сразу же еще одно попадание в верхнюю незащищенную платформу батареи. Всего пару мгновений назад похожая на ежа позиция неожиданно оказалась обескровлена, и сейчас в строю осталось только одно орудие.

— Нам нужно туда, — Нахимов не мог мне приказывать. Сейчас он просто просил, а я… Я ведь знал, что мы отобьемся. Вроде бы… Но в то же время цинично остаться в стороне, когда мы можем что-то сделать, было просто нельзя.

— Сейчас выйдем из зоны турбулентности, — именно в этот момент мы оказались с обратной стороны восходящего воздушного потока, и «Ласточку» болтало из стороны в сторону. — Где-то минута, и я смогу включить ускоритель.

— Быстрее… Они сейчас пойдут на прорыв, — Нахимов говорил очень тихо, словно все свои силы сейчас пытался передать тем, кто сражался на земле.

Внизу тем временем один из английских кораблей действительно начал поворачивать к берегу. 91-пушечный винтовой корабль Ее Величества «Агамемнон». В отличие от «Шарлемана» этот был гораздо опаснее еще и тем, что на нем находилась ставка контр-адмирала Лайонса. То есть это был не случайный маневр, а начало действий целой эскадры.

До меня долетели еле слышные слова Нахимова — он молился — и неожиданно болтанка кончилась. Словно на мгновение ветер остановился, и в тот же момент я врубил свой последний ускоритель. «Ласточка» заложила полукруг над Большой бухтой и вышла на глиссаду перед Константиновской батареей. Уши заложило, но я уверенно завершил маневр — горка, касание земли… Мы с Нахимовым скатились с «Ласточки», и через мгновение ее уже подхватил ветер, впечатывая в стену укрепления.

Мы этого уже не видели, взбегая вместе с матросами подкрепления на позицию.

— Ваше превосходительство! — среди множества мертвых тел стоял весь залитый кровью артиллерист. Он как раз закончил наводить уже заряженный пудовый единорог и поднес факел к запалу. Выстрел.

Снаряд улетел точно в сторону «Агамемнона».

— Представьтесь, фельдфебель, — Нахимов подскочил к солдату, помогая ему забивать внутрь новый снаряд. Рядом поворачивались и готовились к выстрелам и другие орудия.