Эскимо с Хоккайдо - Адамсон Айзек - Страница 12
- Предыдущая
- 12/63
- Следующая
— Отлично, — сказал я. — А слыхал ты насчет Хидэто Иманиси по прозвищу Перманент?
Мацука управлял преступным синдикатом Ямага-магуми. Играл в гольф с министрами, обедал с главами корпораций и, едва подкатывал кризис среднего возраста, затевал очередную войнушку.
Такэси только фыркнул.
— А знаешь ли ты, что он — гермафродит?
Такэси фыркнул опять, но более заинтересованно.
— Данные медицинского обследования, — дразнил я. — Может, удастся и картинки предоставить.
Такэси взвесил мою информацию, точно булыжник в руке — крупные ли пойдут круги, если бросить в воду. Прежде чем ответить, он прямо-таки зашелся в приступе фырканья.
— Ты каким образом такое раскопал? — спросил он.
— Ты себе не представляешь, сколько нужно виски, чтобы напоить обычную медсестру из Нагасаки.
Он еще пофыркал и признался:
— «Балаган» это не опубликует. Громилы из Яма-гама перевернут наш офис вверх дном, распугают всех рекламодателей. Мне в жопу воткнут самурайский меч. И вообще, мы пишем только о развлечениях.
— Крестный отец с двойным набором половых органов — это ли не развлечение?
— Предпочитаю долгую и счастливую жизнь с моим собственным набором половых и прочих органов.
— Стареешь, Такэси!
— Как говорится: тростник, что гнется под ветром, не ломается.
— От тростника слышу.
Такэси затих. Уж не обиделся ли? Он же все-таки работал в «Балагане» и жил в картонной коробке. Сюжет о якудза-гермафродите и вправду мог закончиться убийством журналиста. Такэси стал бы героем, а на меня легла бы тяжкая ответственность: еще одного слабого писаку превратил в великомученика и поборника свободы прессы. Такое со мной уже случалось.
Не дожидаясь извинений, Такэси вновь заговорил:
— Я мало что могу сказать про Ёси, — сообщил он. — После клиники в Хоккайдо он держался в тени. Официальная версия «Сэппуку» — Ёси писал демо к новому альбому. Сам он помалкивал. Мы много месяцев пытались отрыть какую-нибудь грязь. Ёси нас обычно не подводил — по три скандала в год подкидывал. А тут — и у дома его подкарауливали, и по всем барам прошли — пусто.
— Теперь вы заполучили сюжет.
— Ага, — подтвердил Такэси. — Лишь бы о причинах смерти еще пару дней не объявляли. Пока мы можем строить догадки и подбрасывать намеки. Версия всегда идет лучше фактов.
Не поспоришь.
— Еще один, вопрос, — сказал я. — Ты что-нибудь слышал о таком Яцу как-бишь-его? Двойной шрам на лице, работает на «Сэппуку»?
— Яцу Кидзугути, — подхватил Такэси. — Твердый орешек. Много лет назад работал с якудза в Осаке. Угодил за решетку, а когда вышел, перебрался в Токио, пустил свои связи в ход и получил заем на строительство. Еще до кризиса с дзюсен. Прикупил акции нескольких крупных компаний и затеял собственную сокайя. Деятельный малый.
Дзюсен — так кратко обозначали крупнейший скандал с фальшивыми займами и отмыванием денег, который чуть было не уничтожил банковскую систему Японии. По сравнению с ним ссудо-сберегательный кризис44 в Америке — карманные деньги, отнятые у школьника. Меня особо не удивило, что Кидзугути был в этом замешан. Не удивило меня и его участие в специфическом японском рэкете сокайя. Делается это так: рэкетир покупает небольшую долю акций, а потом угрожает сорвать собрание акционеров, если не получит отступные. Одержимые страхом «потерять лицо» японцы всегда предпочтут заплатить шантажисту. Можно сказать, деловая рутина.
Меня удивило другое: как этот мафиози пролез в музыкальный бизнес? От такого вопроса Такэси зашелся смехом:
— Всем известно: на сокайя теперь не разживешься, экономика в упадке, власти давят. Но детишки покупают музыку, что бы ни творилось на фондовой бирже. Я так думаю, ему надоело быть одиноким волком, он нарыл какой-нибудь грязи про «Сэппуку» и выжал из них приличную должность и долю доходов.
Вроде разумно. Если этот Кидзугути занимался всяческим рэкетом, он не мог обойти вниманием индустрию развлечений. Но что-то тут было неладно, что-то меня смутно беспокоило, а впрочем, сказал я себе, в индустрии развлечений хватает темных пятен.
— Еще что-нибудь скажешь?
— Задарма?
Мой черед фыркать.
— О'кей, — вздохнул Такэси. — Есть одна наводка, неподтвержденная. Якобы в ночь смерти Ёси видели в «Краденом котенке» — убогое такое заведение в Кабуки-тё. Любая девчонка в стране пошла бы с ним, только свистни, а он болтается в Кабуки-тё! Просто не понимаю.
— Слыхал пословицу: в слишком чистой воде рыбка не водится.
— Слыхал. Но все равно не понимаю.
И это говорит человек, который согласился жить в картонной коробке, лишь бы не спорить с женой о расходах! На этот раз я удержался и не высказал крамольную мысль вслух — опасался, что он опять заговорит про Сару.
— Кстати, я вот еще чего не понимаю, — завел он. — Чего это Сара перестала приезжать с тобой в Японию?
— Потом объясню, — пообещал я, вешая трубку.
Я представил себе, как Такэси в своем офисе обиженно смотрит на телефон. Почему-то эта картина меня не утешила, но я не стал раздумывать, почему, я сбежал вниз по ступенькам, выскочил из гостиницы и устремился в погоню за призраком Ёсимуры Фукудзацу.
Шаткие стеллажи упираются в сводчатый потолок, пол заставлен картонными коробками с журналами. Новые выпуски японских комиксов вперемешку с замшелыми учебниками, страницы которых уже пожелтели. Дешевые романчики бунко45 борются за место под солнцем с устаревшими пособиями по бизнесу и разрозненными томами энциклопедии. Снова комиксы. Я представил себе, как спасатели попытаются проложить себе путь через завалы книг, когда случится Большой Толчок, как они будут искать уцелевших людей под нагромождением печатных слов.
Это я зашел в букинистический магазин в Дзинботе переждать час пик. Тесный магазинчик покажется раем после давки в поездах на линии Яманотэ. К тому же до открытия заведений в Кабуки-тё оставалось немало времени, а я и так больше четверти своей сознательной жизни провел в гостиничных номерах, подыхая со скуки.
Протиснувшись между тесными рядами стеллажей, я добрался до дальнего угла, где молодой парень в очках с проволочной оправой, как у Леннона, пристроился возле старой лампы, способной осветить разве что две-три пылинки в ближайшем соседстве. Он читал потрепанный том «Моей Антонии»46 на английском. Чем юного токийца привлекла многословная хроника из Небраски? Понятия не имею. Хорошо хоть не Айн Рэнд.47
Я подошел к прилавку и постучал по нему костяшками. Что-то пробурчав, парень аккуратно отметил место, на котором остановился, снял очки и протер стекла тряпочкой.
— Как вам книга? — спросил я.
— Прекрасная! — скучным голосом ответил он. — Уилла Кэзер — просто бомба!
Что, в самом деле? Я лишний раз убедился, что не смогу писать статьи для демографической ниши generasiax.com — для людей в возрасте от 20 до 31 с половиной. Кто их знает? Может, они все без ума от Уиллы Кэзер.
— Вы уже добрались до той сцены, когда доят коров? — поддержал разговор я. — Люблю эту главу. Кэзер пишет — как из пулемета херачит.
— Чем могу вам помочь?
— У вас есть отдел журналов? — намекнул я.
Продавец махнул рукой в сторону картонных коробок, наваленных в дальнем углу.
— Те, что посвежее, там.
Меня не больно-то привлекают потрепанные журналы, но часы пик длятся долго. Поблагодарив, я поплелся обратно, обходя старые и совсем старые коробки, пока не добрался до упаковки с надписью «Новые журналы».
Новизна — понятие относительное. Самый свежий номер «Молодежи Азии» был датирован позапрошлогодним февралем. В тот выпуск я не подготовил очерка, поскольку увлекся сюжетом о семнадцатилетнем пацане из Гонконга, революционере в области чревовещания. К несчастью, одно из его выступлений не понравилось «Триаде», и киллеры добрались до артиста раньше меня. Они даже его куклу изувечили.
44
Ссудо-сберегательный кризис (Save and Loans Crisis) — вялотекущий финансовый кризис в США 1980-х — начала 1990-х гг., когда американские налогоплательщики обнаружили, что управляющие компании неразумно или даже мошеннически распоряжаются вверенными им средствами.
45
Издание карманного формата (яп.).
46
Айн Рэнд (1905–1982) — американская писательница и философ.
47
«Моя Антония» (1918) — роман американской писательницы Уиллы Кэзер (1873–1947).
- Предыдущая
- 12/63
- Следующая