Мистер Фермер. В объятиях тьмы! (СИ) - "Focsker" - Страница 21

— Да не, вы что, он воняет как десять Кобо, да и храпит так же…

— Эй засранец, ты кого вонючкой назвал⁈ — Внезапный крик с ворот отвлёк меня от му. Показывая рогатому кулак, на нас с ворот сердито глядел Кобо. Парни, мои лучшие воины, прибывали в добром здравии, шрамы на их лицах уже почти сошли, да и, судя по активности, раны так же затянулись. Приятно знать и видеть, что даже без меня и моего прямого участия, жизнь в Озёрном ни на секунду не остановилась и даже не замедлилась. Хорошая работа, Обба.

Раненого паренька я нашёл в сторожке, на кровати, где некогда ночевал и сам я. Хоть Эсфея и подлатала его, выглядел тот скверно. Бледнее обычного, на горле какая-то тряпка в виде повязки, говорил мало, сильно хрипел, было сложно разобрать его слова. Блять, как же мне тебя жалко друг. Эльфы ублюдки, такого талантливого управленца чуть не загубили. Долго не думая, собираю инквизицию в очередной поход, к ним дополнительно отряд носильщиков, быстро разгрузив овощи из деревни, заполняем сумки рыбой и вместе с ранеными, больными, отправляем домой, восстанавливать своё здоровье. Сейчас поднять Обба — одна из моих приоритетных задач. Ухаживать за ним, лечить как магией, так и народными средствами, лучше Эсфея и Хохо никто сможет.

Пожав тому руку, поблагодарив за отлично проделанную работу, высылаю отряд домой, а сам, дернув к себе Меллэра, отдаю приказ Кобо привести мне ублюдка, посмевшего напасть на моего верного кролли.

Пусть этот уродец только посмеет говорить со мной в том же тоне, что и с Обба. Клянусь, живым он из моих рук не выберется.

Голого, измазанного дерьмом, с примотанным к голове, запихнутым в рот словно соска, большим пальцем, гордого эльфа пинками, смехом и улюлюкуньем гнали на отмель. Он оказался не так туп, чтобы кидаться на меня, и не так умён, чтобы принести извинения за содеянное. Чёртов провокатор, из себя он представлял младшего сына побочной, малозначимой ветви, главной задачей которого стала дальнейшая эскалация конфликта путём выдвижения неисполнимых, нереалистичных требований. Ему велели вести себя гордо, смело, показав всем эльфийский настрой. Этот идиот даже не понял, что стал разменной монетой, что гордость его, как и жизнь, должна была закончиться в тот же момент, когда он ударил Обба.

Через Озёрный, сияя своей голой, бледной задницей, он, мыча, со страхом шёл к лагерю предупреждённых, так же смеющихся с сородича мятежных эльфов. Ублюдок должен был показать воинственный настрой, смелость и решительность короля остроухих, но опозорился. Мы не били его, почти, и именно сородичи исправили это досадное недоразумение. Когда пленник проходил рядом с укреплениями Хранителей и посмел повернуть голову в сторону шатра их предводительницы, в спину его тут же полетели камни. Убивать парламентёра, даже за то, что он напал на дорогого мне Обба, я не стал, не смогу уподобиться этому куску дерьма пришедшего ко мне в Озёрный. Допросив длинноухого, узнав всё, что могу, я отдал его мужскую честь и достоинства на развлечения Му и кролли, после чего, когда парни выплеснули пар(кто как мог и хотел), совершил с ним небольшой обряд, подсмотренный в каком-то кино, а дальше отправил к своим. Парламентёр уходил опозоренным, измазанный дерьмом, проведшим ночь на привязи, со свиньёй, с пальцем во рту и со слезами на глазах.

Помимо горе парламентёра были ещё воины, двое, сопровождавшие его и непричастные к инциденту. Будучи плененными, к ним я требовал уважительного отношения, держал их в подобающих условиях и в качестве залога. Любая последующая атака на наши отряды связи, обозы или прочие — равносильна смертному приговору для двух пленников. При этом резать их будем не мы, а остроухие Меллэра. Я был верен своим принципам и лишний раз проливать кровь народа-соседа был не намерен, тем более, когда и без меняя, моих кролли и му, многие жаждали смерти этих двух пленников.

В «Попущении», доблестного эльфа, топавшего домой, я так же задействовал и мятежного выр-выр. Вместе со мной тот прошёлся по Озёрному, затем по лагерю эльфов. Так же, как и все, он смеялся с поверженного, тыкал в него пальцем, а после, остановившись у разделявшей нас реки, взобравшись на насыпи, с невысокой стены, взглянул на озеро. Всё по обе стороны водной глади уставлено шатрами. Все исходившие от озера русла превратились в запруды. Заваленные деревьями с часовыми, караулами, они выглядели как врата, неприступные надводные стены возведённые для удержания Скачущего по воде. До сего момента выдр выглядевший беззаботным, уверенным в себе, стал каким-то озадаченным, местами даже напуганным. Сейчас он лучше других мятежников-подстрекателей, коих сам и провоцировал на бегство, понимал, насколько самоубийственна та идея, которую он продвигал. Потому он и молчал, не смирившись с поражением, продолжал раздумывать, выдумывать новый способ побега, что в свою очередь мог быть полезен не только ему одному. Этот выдр был хитёр. Сукин сын ловко выкручивался из любого нашего спора, лавировал между вопросами, останавливаясь лишь на тех, из которых мог извлечь собственную словесную выгоду. Он обладал незаурядным умом, был хитро выебанным, и потому использовать его предстояло чуточку иначе, нежели как других.

Когда голозадый эльф достиг середины реки, внезапно, словно из самой разделявшей нас реки, в шею ему прилетела стрела. Все по обе стороны охнули. Посланник свалился в воду, пал на четвереньки, второй выстрел поразил его прямо в голову, добил. Кто стрелял, откуда? Долго покрутить своей головой мне не удалось. Зуриэль, предчувствуя угрозу, тотчас стягивает меня с насыпи, уводит обратно в Озёрный. Кто-то очень не хотел слышать слова переданного мною послания. Не хотел, чтобы опозоренный эльф, отомстить за которого будет не просто, заикнулся о моём настрое и желании «жить дружно».

У воды поднялась паника, наши эльфы дежурно стали готовиться к обороне, а враги к штурму. Я спокойно отпускаю «на погулять» выдру, сам же велю организовать за ним слежку. Причём использовать в ней планирую не только силы приданных мне эльфов, кролли и му, но и его же сородичей, имевшихся в рядах доверенных воинов Обба. Многие высказывались о мятежнике крайне двояко, зачастую негативно, потому даже среди своих в Озёрном, где всем заправляли храбрецы и трудяги, он оставался чужаком.

Освободившееся от надзора, пыток и допроса время решил уделить Эльфам, тем самым, что пришли к нам и так беззаботно подставили свою спину. Родственники Меллэра, воинственные, гордые долгожители, что тысячами лет служили текущему правителю, их внезапное желание перемен и резкость в действиях пугали, ведь со слов той же Семечко, Хранители всё всегда делают неспешно. Истинные мотивы их были известны, но все тонкости, детали, только предстояло изучить.

Из общения с «соседями» мне удалось выяснить следующее. Несколько оскорблённых династий, что видели в своём текущем правители не прежнего, любвеобильного властителя, а… шутка то или нет, демона, восстали против зла, чудовища, а не всех эльфийских порядков и своего короля. Атака на правителя стала сигналом к началу крупных, внутреннеполитических изменений. Стали вводиться очень странные, а местами даже жестокие правила. Несколько фей, узнав что их пытаются сделать крайними, взбунтовали против новых, принятых после покушения законов. Феи — это сила, числом фей во служении измерялась значимость и влияние семей Хранителей рощи. И когда кто-то хотел насильно забрать фею у одной семьи Хранителей и передать другой, тем более без её на то воли, то вспыхивали очень серьёзные конфликты. Новый правитель, демон, ища поддержки у большинства, решил забрать фей у слабых семей и передать их семьям самым многочисленным. Естественно, подобная риторика устроила большинство, что на голосовании и ознаменовало начала бунта меньшинства. Пока эльфы спорили, дрались и резали друг другу глотки, в надежде украсть силу у соседа, Лефсет, посеяв хаос внутри своего королевства, тайком от имени совета издаёт указ, требующий придать огню всех нелояльных его власти сородичей. Процесс запущен, эльфы, до этого нейтральные, не желавшие ввязываться в сомнительную авантюру связанную с феями, так или иначе оказываются частью большой охоты, открывшейся внутри их собственного общества. Лефсет извратил, очернил принцип управления лесом, оставшийся Хранителям от предков. Он пробудил в душах гордецов алчность, жадность, словно питаясь злобой и страхом, устроил бойню в своём лесном дворце, а после, когда врагов там не осталось, направил своё войско на других.