Темный всадник (СИ) - "Каин" - Страница 13

Дважды синодника просить не пришлось. Жрец тяжело поднялся, вынул из складок рясы фляжку, к которой приложился, едва открутил крышку. В воздухе растекся аромат трав и алкоголя. Лука шумно выдохнул, принюхался к своему рукаву и утер выступившие на глазах слезы.

— Чаек крепкий, — сообщил он зачем-то, а потом махнул ладонью. — Кто вам поверит…

Затем взял со стола кусок пирога, сунул его в рот, почти не жуя, развернулся и засеменил к выходу. Группа задержания последовала за ним, оставив нас со спящим в кресле Двушкиным.

Некоторое время во дворе царило молчание. А затем, Зимин вздохнул, обернулся к нам и произнес:

— Итак, у меня две новости, дамы и господа. Как водится, хорошая и плохая. Хорошая в том, что я и Павел Филиппович оказались правы. И конюший невиновен. А плохая в том, что других подозреваемых у нас нет. А так как дело уже заведено, и группа должна будет отчитаться о результате, застряли мы здесь, скорее всего, надолго.

Мы вышли с территории особняка Двушкина. И на площади, нас встретила толпа с угрюмыми лицами. Все собравшиеся были одеты в уже знакомые рубища, вышитые чудными рунами. Вид серого сборища вызывал неприятные ассоциации. Отчего-то мне показалось, что картина эта напоминает мне межмирье, где призраки ждут, когда для них откроются двери в новую жизнь.

Судя по количеству людей здесь собралась вся деревня. Среди них были и женщины в сарафанах и косынках. У некоторых из них я заметил серпы. Оставалось надеяться, что эти инструменты жители случайно захватили с работ, а не собирались разобрать нас на части. И хоть бояться простых людей не стоило, меня происходящее напрягло. Было в этих сумрачных лицах что-то торжественно темное.

— Секта у них здесь, что-ли? — едва слышно пробормотал Зимин, с холодным любопытством рассматривая толпу.

Вперед вышел староста, который провожал нас к особняку Двушкина. И которого, очевидно, выбрали в качестве переговорщика. Он поклонился в пояс и начал:

— Не велите казнить, милсдари.

— И не думали, добрый человек, — ответил кустодий, сверля старосту стылым взглядом. — С машинами что-то случилось?

Парламентер поспешно замотал головой:

— Что вы, милсдари? — испуганно затараторил он. — Я же говорил, у нас воровство запрещено. Грех это. Наши в деревне даже двери не запирают. В любую избу войти каждый может, кто через ворота прошел.

Зимин усмехнулся:

— Ну, неудивительно, с такими-то питомцами.

Он кивнул в сторону одного из домов, за забором которого громко лаяла собака. Здоровая, лобастая, с широкой челюстью, наполненную острыми зубами.

— Да, это не от воров, милсдарь, — отмахнулся староста. — А от гостей с болот. Дюже они собак не жалуют.

Шуйский удивленно поднял бровь:

— Гостей с болот? — переспросил он. — Это кто такие?

— Ну, от тех, которые в топях живут, и богу своему болотному поклоняются, — спокойно пояснил староста, и тут же сменил тему разговора. — Так вы, милсдари, прибыли, чтобы разобраться с теми, кто на болотах озорничает да людей губит?

Стас кивнул:

— Так и есть. А вы знаете что-то?

— Давайте ко мне домой пройдем, и расскажу, что знаю, — ответил староста. — Заодно отобедаем. Время за полдень, а вы наверняка окромя чая и пирогов ничего у достопочтенного Никона и не отведали.

Мы переглянулись, и Шуйский с готовностью кивнул:

— Все равно придется опрашивать всех жителей.

— Пожалуй, — согласился с ним Зимин и обернулся ко мне:

— А вы как считаете, Павел Филиппович?

Я пожал плечами:

— Ну, идемте.

Староста довольно улыбнулся и указал на дом, который расположился неподалеку, на площади:

— Все уже подано. Токма вас ожидает.

Он развернулся и направился к дому. Мы последовали за ним. Толпа молча расступилась, позванивая инструментами и пропуская нас, но до ворот особняка старосты я чувствовал, как спину буравят тяжелые взгляды селян.

Староста подошел к дому, потянул на себя скрипнувшую калитку и прошел на территорию. Нечаева толкнула меня в бок, указав взглядом на полосу из песка, которую нарочно насыпали под полотном двери. Мы легко ее перешагнули и я заметил, как староста довольно кивнул при этом.

— Прошу, милсдари, — с улыбкой произнёс он, жестом приглашая нас за собой.

Мы последовали за мужчиной, обходя дом, за которым раскинулся задний двор. Он походил на двор Двушкина, хотя уступал в размерах. Тут также стояла беседка, только не резная, как у помещика, а попроще. Но все же добротная, из широких досок, выкрашенная белой краской.

Хозяин дома провел нас к накрытому внутри беседки столу, сел в старое плетеное кресло, которое видело лучшие времена, но было еще крепким. Мы тоже заняли места на удобной лавке.

— Прошу, милсдари. Отведайте, что Искупитель послал. Не побрезгуйте.

Я отметил, что Искупитель сегодня был щедр. Потому, что послал он запеченного с лесными травами глухаря, куски жареной оленины с ягодным соусом, и крупную рыбу в золотистом кляре. На деревянном подносе лежали крупные ломти домашнего хлеба с семенами, сочные перья зеленого лука, и лохматые веточки петрушки с каплями воды на ножках.

— Все дары леса, окромя зелени, — поймав мой удивленный взгляд, ответил староста. — И уверяю вас, все разрешения на охоту у местных жителей есть. У нас тут еще поблизости перепелиная ферма, так что если желаете…

— Не желаем, — ответил Зимин, с растущим интересом осматривая стол. — Вы будто готовились к нашему приезду. Или вы так каждый день пируете?

— Таковы местные традиции, — развел руками староста. — По покону, для обеда на столе должны быть мясо, птица и рыба. И если покон нарушить — Искупитель может разгневаться и лишить дом достатка. Охотники у нас знатные. Хоть силой не владеют, но у простых людей свои таланты. Вы отведайте. Вашему помощнику, который подле ворот вас ожидает и с собой говорит, моя дочка уже отнесла угощение. Так что никто голодным не останется в этот день. Все по покону.

— Благодарю, — ответил я, зная, как Фома не любит голодать.

— Никто не должен нуждаться. Это правило, которому мы следуем всегда, — произнес мужчина и вновь обвел стол. — Отобедайте, гости дорогие.

Уговаривать нас не пришлось. И мы принялись за еду. Которая и правда оказалась весьма хороша. Мясо было прожарено именно так, как полагалось. Дичь осталась сочной, а рыба была мягкой и жирной в той степени, в которой положено.

И когда румяная девушка в сарафане убрала опустевшую посуду, а на столешнице появился исходивший паром самовар и заварочный чайник, я откинулся на спинку кресла, весьма довольный обедом.

— Странно, что ваш помещик не предложил нам обед, — заметил Шуйский, хрустя луковой стрелкой.

— Может не до этого было, — пожал плечами староста. — Мы как увидели, что вы к выходу с его владений идете, так сразу поняли, что разговора по душам у вас не вышло.

— Это почему?

— Кто же до обеда разговоры разговаривает? — резонно заметил мужчина. — Сначала покон велит накормить, напоить. Потом уже говорить про всякое важное.

— Значит, Двушкин не вашей породы? — предположил Зимин.

— Он хозяин,- уклонился от прямого ответа староста. — Ему можно всякое, чего нам не простится.

— Передайте мою благодарность тому, кто кухарил, — произнес Стас. — Так вкусно готовить умеют не во всяком ресторане Петрограда.

— Благодарствую, — довольно ответил староста, разливая по чашкам отвар. И по беседке поплыл аромат лесных трав и еще какой-то жгучей специи, от которой Нечаева тихонько чихнула, прикрыв рот белоснежным платочком.

— Так вы говорите, что знаете что-то про болота.

— Как же не знать, господа хорошие. Почитай всю жизть мы от этой напасти страдаем. Поначалу жалобы писали самому…- он показал пальцем в небо.

— Императору? — спросил я.

— Искупитель с вами, — охнул староста. — Неужели мы самого емператора такой мелочью стали бы беспокоить. Ему и без наших страданий есть чем заниматься. Стали бы мы по такому пустяку отвлекать самого емператора. Из-за простых селян мы жандарму писали, который к соседней деревне приписан. Важный такой дядька. Завсегда ходит в мундире с начищенными пуговицами, в отглаженных штанах и в белых штиблетах.