(Не) курортный роман (СИ) - Алекс Коваль - Страница 37

Я снимаю с себя прилипшую к телу мокрую одежду, предусмотрительно оставив только боксеры. Во избежание, так сказать…

Тянусь к Карамельке. Она даже не пытается протестовать, когда я снимаю через голову ее платье, вышвыривая из душевой. В кучу к своим мокрым вещам. Сажусь рядом, упираясь спиной в холодную кафельную плитку, и перетягиваю Стеф к себе. Усаживаю между своих ног, оплетая руками и ногами, изо всех сил прижимая спиной к своей груди. Молча утыкаюсь губами в ее висок и закрываю глаза, позволяя Ростовцевой прореветься. Не мешая, не встревая, не успокаивая, просто поддерживая и обнимая. Понятия не имею, что сегодня в ее жизни произошло такого, что весь вечер пошел по всем известному месту, но я хочу, чтобы она знала, что не одна. Хочу, чтобы чувствовала, как быстро бьется мое сердце у нее за спиной. И как крепко способны обнимать мои руки в те моменты, когда эта поддержка ей нужна.

Блин, да я тот еще косяк! Совсем не идеальный. Но я хочу, чтобы она знала, что я ее «косяк», со всеми потрохами…

Сколько мы пробыли в таком молчаливом положении – сложно сказать. Время в этой душевой стерлось. Так же. как и границы. Сидели, отогревались, до тех пор, пока Стеф не начала клевать носом. Только тогда я подхватил ее на руки и вынес из душа. Наскоро обтерев махровым полотенцем, натянул на нее свою чистую футболку и уложил в кровать, на этот раз укладываясь следом. Дабы предупредить ее новый побег, лег на ее половину, зажав Ростовцеву между баррикадами из подушек и собой. За все свои героические моменты выдержки позволил себе единственную слабость на сегодня – обнял.

Ее тело в моих руках ощущалось так хорошо и до одури правильно, что впервые с момента прилета в Сочи я отрубился. И проспал, не пошевельнув и мизинцем до самого утра.

Стеф

За всю свою жизнь мне «посчастливилось» болеть с похмелья лишь дважды. Первый раз – после вечеринки в честь своего совершеннолетия. Второй… сегодня. Почти что исторический момент! Который я была бы и рада прочувствовать полной грудью, если бы могла чувствовать в этот момент хоть что-то, кроме тошноты и «вертолетов», что кружили на кровати даже с закрытыми глазами.

Пробуждение вообще было тяжелым. Виски крутило, как шурупы отверткой, на языке стоял горький привкус рома, а в глотку будто насыпали КАМАЗ песка. Засуха мучила страшная! Даже губы пересохли и, по ощущениям, потрескались.

Медленно приходя в себя, я с трудом разлепляю свинцовые веки. Солнечный свет больно бьет по радужке, глаза начинает щипать. Стараясь не делать резких движений, поворачиваю голову в сторону прикроватной тумбы – стрелки на часах стоят на десяти. Уф! Какое счастье, что сегодня официальный выходной. Можно весь день без зазрений совести провести в позе трупа, медленно умирая от жажды и голода.

Я реально нереально сильно хочу есть и пить! Но сил встать нет. Никаких. Поэтому я снова утопаю затылком в мягкой подушке, и зажмуриваюсь, напрягая извилины.

Так, что я помню? Что было вчера?

Пару минут изо всех сил третируя мозг, сдаюсь. С ужасом понимаю, что не помню ни черта с того самого момента, как переступила порог номера и поперлась в бар. И вообще, в баре ли я была? Если да, то с кем? Одна? Сколько выпила? Судя по похмелью, знатно я опустошила их запасы! А как я попала в номер? Сама вернулась, на своих двоих или…

Че-е-ерт!

Надеюсь, у меня не было секса с первым встречным?! И не с первым тоже?!

Проклятье…

Я резво сажусь на постели и сдергиваю с себя одеяло. Первое, что подмечаю – я в футболке. И это хорошо. Белая, длинная, брендовая, очень похожа на Сережину. А вот то, что кроме футболки на мне больше ничего нет, – это скверно. Очень!

Мы же…

С ним же…

Я же не настолько впала вчера в отчаяние, что трахнула Нагорного?!

Оглядываю кровать – нет, все хорошо, эта крепость не пала, баррикады на месте. Почему я в тот момент не подумала о других горизонтальных и вертикальных поверхностях, что потенциально могли бы быть траходромами, не спрашивайте. Чудо, что у меня в принципе получалось в это утро думать.

Окей, секса с Нагорным не состоялось. А не с ним? Ерзаю на постели и зачем-то ощупываю свое тело. Шею, грудь и попу.

Ну что за бред, Стеф?! Как будто секс по пьяни мог оставить на коже клеймо!

Если и мог, то не оставил. На ощупь все в порядке: руки и ноги на месте. Между ними все тоже… спокойно. Не печет и не горит – не похоже, что было «вторжение». Правда, попа почему-то болит.

Извернувшись на кровати буквой «зю», разглядываю на правой ягодице приличный синяк. Давлю, шиплю, бо-о-ольно! Господи, что я вчера с ней делала? Где я на нее так смачно шлепнулась? Может быть, частичная амнезия – это не наказание, а благословение? И мне вовсе не стоит вспоминать прошедшую ночь?

Ответить себе хотя бы на один из вопросов не успеваю. На глаза попадается графин с водой, стакан и таблетка аспирина, заботливо оставленная кем-то на тумбочке с моей стороны кровати.

Боже, человек, кем бы ты ни был, я тебя люблю и клянусь в твою честь назвать своего первенца!

Если он у меня однажды появится, разумеется. А то, судя по скотскому поступку Федора, с которым я вчера окончательно «завязала», брак и счастливые хлопоты материнства в ближайшее время мне не светят.

Щедро плеснув воды из графина, я разжевываю и запиваю таблетку, одним махом вылакав воду в стакане. Тянусь снова за графином, планируя дальше пить прямо с горла, как по ушам бьет бархатный смешок:

– Доброе утро, Карамелька.

Я оборачиваюсь. Сережа стоит в дверях, ведущих на террасу. В одних светлых шортах, низко сидящих на бедрах, с телефоном в руке, подпирает плечом косяк. Его русые кудри влажные и сексуально растрепанные, а на щеках отросшая щетина. Длиннее и гуще, чем обычно. Будто сегодня утром он забыл побриться. И это ему чертовски идет!

– Если это издевка, то прости, я не в состоянии достойно ответить, – бурчу, обнимая и прижимая к груди графин. – Если ты серьезно, то полагаешь, я похожа на человека, у которого это утро «доброе»?

– Нет, не похожа.

– Спасибо за честность.

– Но даже в состояние похмельного синдрома выглядишь ты потрясно.

– Ты мне льстишь.

– Что, совсем хреново?

– Совсем, – жалуюсь. – И хреново – слабое определение моего самочувствия. Больше подойдет что-то типа: лучше было сдохнуть еще вчера.

Нагорный смеется.

Я вымучиваю из себя улыбку. Смотрю на парня, и в горле отчего-то начинает снова першить, а в мозгу щелкать и клацать. Какая-то упрямая мысль, которую никак не удается поймать, мечется по черепушке.

Я снова прикладываюсь губами к графину и делаю пару-тройку смачных глотков. Совершенно не парясь по поводу того, как, должно быть, неэстетично смотрюсь со стороны. Пью, жадно глотая воду, которая катится по подбородку, каплями ныряя в вырез футболки с мужского плеча. С трудом душу в себе порыв перевернуть остатки на голову и то, пожалев матрас. И только утолив первые отголоски дикой жажды, вытираю рот тыльной стороной ладони и спрашиваю:

– Кстати, а ты когда вернулся?

Следует секундная заминка.

– Куда вернулся?

– Как «куда»? В номер!

– Я еще сегодня никуда не уходил. Встал два часа назад. Ждал, пока ты проснешься, заказал нам завтрак и…

– Я тебя не про сегодня спрашиваю, – перебиваю, водружая полупустой графин обратно на тумбу. – А про вчера. Нет, то есть фактически сегодня, но ночью. – Сползаю с кровати. – Во сколько ты вернулся в номер? Я уже была тут? – вскидываю взгляд, одергивая футболку, прикрывая ноги.

Нагорный выглядит так, будто ему только что хорошенько зарядили лопатой по темечку. Максимально дезориентированно. Отлипает от косяка и делает шаг, заходя в спальню. Интересуется осторожно:

– Ты… кхм, Стеф, прости за вопрос, но ты помнишь что-нибудь?

– Что-нибудь – это типа…