Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Алекс Коваль - Страница 55

Это было потрясающе. Волшебно! Как теперь собрать своё расщепленное на атомы тело и вернуть душу с небес на землю? Как жить-то дальше без этих руки и хриплого шепота: сладкая… конфетка… моя…

Я замираю и пытаюсь отдышаться. Слушаю, прислушиваюсь к себе и своим ощущениям. Лишь немного погодя, когда отголоски оргазма отпускают и тело превращается в вату, я с трудом разлепляю свинцовые веки. Так хорошо, что даже дышать забываю. Все мышцы тянет. Между ног влажно, и мне бы попасть в душ. Надо попасть в душ…

Пытаюсь подняться с кровати. Волков не дает, шепчет в полудреме:

– Куда ты?

– В душ. Мне надо ополоснуться, – ладошкой его колючей щеки касаюсь.

– Утром, – звучит умоляюще. – Все утром… Спи, конфетка, – судя по тому, как уверенно меня под себя подминают, вариантов нет. Да, честно говоря, сил, чтобы встать, тоже. Поэтому удобней пристраиваюсь в объятиях своего хитрого опера и, переплетая его длинные ловкие пальцы со своими, как по щелчку, отключаюсь.

Виктор

– М-м, они шнова у тебя обавденные, Чип! – заявила Ру с набитым ртом, уплетая за обе щеки блины со сгущенкой, пальцы сладкие облизывая.

– Я рад, что мои кулинарные таланты не начали деградировать, – щелкаю племяшку по конопатому носу, – но с набитым ртом не разговариваем, помнишь?

– Мхм. Прошта вкушно.

Время семь утра, а я, удивительно, но огурцом. Выспался и полон сил. Разве что в затылке еще тупой болью отдаются отголоски вчерашнего, штормит время от времени на ровном месте и кусок в глотку не лезет - мутит. А так, жить вполне можно. Даже встал без будильника, чтобы мелкую в школу проводить. Из кровати и общества Кулагиной выбираться не хотелось, конечно, но мне ничего не мешает вернуться туда после ухода ребенка. Там глядишь, может, чего и сообразим… на двоих.

Блть! Зазевался и сжег блин. Третий подряд.

– Чип, а можно я мяч в школу возьму?

– Зачем?

– У нас двух последних уроков не будет. Училка заболела. Пока автобус буду ждать, погоняем с девчонками в футбол. Можно? Я, честно, оставлю его в раздевалке.

– Ну, если честно.

– Зуб даю!

Подмигиваю племяшке, кивая на часы:

– Лети, давай, собирайся. Через двадцать минут автобус. Только сильно не шуми там наверху, лады?

– Почему?

– Тони спит.

– А… о-о-о! У нас? Дома? Спит?!

– Угу. У меня в комнате. Я дверь, конечно, закрыл, но зная, каким ты можешь быть слонопотамом…

– Сам такой! – тычет локотком в бок футболистка, сгружая грязную посуду в раковину. Улыбается самодовольно, глазами в меня стреляя снизу вверх. – А я знала!

– Чего ты знала?

– Что не уйдет! Я вчера сказала ей, что тебя обнять надо. М, обняла?

О, еще как! Но ты, принцесса, до таких подробностей пока не доросла.

– Обняла. По голове погладила, в больное место поцеловала. Видишь, как хорошо помогло, – развожу руками, – я сегодня почти здоров.

– Круто! А вы теперь начнете встречаться?

– Ру. Не форси.

– Ну что? Она классная. Не профукай, Чип. Я тут стараюсь, стараюсь, а ты вон, почти все блины сжег.

– Э-э-эй! – моя очередь возмущенно шипеть ребенку вслед. – Когда это я что-нибудь профукивал, футболистка? Ну-ка давай поговорим, – ответа нет. – Ру! И между прочим, блины не самая сильная моя сторона! – она летит наверх и хохочет.

Козюля! Одна – коза, вторая – козюля, так и живу.

Сковорода зашкварчала, в нос ударил запах гари.

Пздц, еще один блин сожрала урна.

Честно говоря, я офигел, когда шум в комнате услышал, и глаза открыл. Фокус долго ловил. Сотрясение, да еще и темнота непроглядная, не сразу понял, что это Кулагина в моей комнате копошится. А понял, как раз на том моменте, когда мое полотенце к ее ногам свалилось, шикарный голый силуэт обнажая. Спиной ко мне стояла. Футболку мою стащила домашнюю, на себя натягивая. Жаль, темно было. И свет включался далеко, а я трупом почти лежал. Я бы включил. Пусть бы потом поотбивалась.

Ночь прошедшую вспоминаю и улыбаюсь. Сам себе, блин. Свихнулся окончательно, но тепло так на душе, петь охота, ей богу! Может, это просто голову мне так отменно отбили?

Разбираясь с блинами, выхожу проводить Руслану. Ей до остановки бежать чуть больше пяти минут. Мелкая машет мне всю дорогу, кажется, радуясь “гостье” еще больше, чем я. Хотя, клянусь, это невозможно!

В дом возвращаюсь и сразу в спальню лечу. Спать не хочу. Вот еще, такое очешуенное утро на сон тратить! Чем ближе к комнате, тем скорость больше сбавляю. Захожу не шумя. Улыбаюсь, смотрю на нее, глаз не отвести. Как спала, сладко посапывая, в одеяло укутавшись, так и спит. Даже позу не поменяла, одна рука под подушкой, второй обняла ее.

Ох*енная. Я не знаю, почему именно она так меня вставляет. Почему на ней меня так косит, но я разве что слюни еще не пускаю, когда на нее смотрю. Вся. Вся от макушки до пяточек – идеальная. Моя. Неделю в гордость поиграли и хватит. Не знаю, что дальше. И думать не хочу. В данный момент просто хочу утром с ней насладиться. У меня такого десять лет не было!

В комнату прохожу, тут из-за задернутых штор легкий полумрак. Отдёргиваю, впуская утренний свет, Тони на постели закопошилась возмущенно. На кровать с ее стороны присаживаюсь, подушечками пальцев по щеке ее веду, прядь с лица за ушко убираю. Улыбается, еще не до конца проснулась. Жмурится, сладко потягиваясь. На спину переворачивается и глаза свои зеленые, осоловелые со сна открывает.

– Привет…

– Привет, конфетка.

Вперед поддаюсь, в губы чмокаю.

Тони выворачивается, отбивается, ладошками мне в плечи упирается и причитает возмущенно:

– Вик! Ну, Вик, я ведь даже не умылась, а ты уже с поцелуями лезешь! – сама хохочет.

У меня же душа замирает. Как в старые добрые времена. Выползти с другой стороны кровати пытается. Не даю. На локоть опираясь, ее между рукой и собой прямо в одеяле зажимая. Затихает лиса, сонно улыбаясь. Правильно, конфетка, поздно бежать. Да и некуда, ты на моей территории. Догоню и отлюблю.

Нависаю над ней. Большим и указательным пальцами подбородок ловлю. Фиксирую. Снова (да, гад такой!) в губы чмокаю. Еще. И еще. И еще с десяток раз целую. Терзаю буквально своими губами, до припухлости и красноты ее губ. Ну что я сделаю, если они такие мягкие и такие сладкие? Как медом намазаны, честное слово! А я тот еще медведь – сладкое люблю.

– Все? – шепчет хитро, когда отстраняюсь. – Закончил свое нападение, варвар?

– Это были еще только предупредительные выстрелы в воздух, Кулагина. Вкусная. Еще хочу.

– Тс-с-с, тормози, – ладошкой рот мне закрывает. – Много сладкого на завтрак вредно, сахар на ушах выступит.

– Ты такая ворчливая стала, ей богу! – ладонь сдвигаю и носом своим о ее, усыпанный веснушками, трусь.

– Старею. Рубеж пройден, четвертый десяток пошел.

– Очень на то похоже.

– Эй! – возмущенно щиплет меня за руку. Правда, тут же за шею обнимает и на себя тянет. Мое сердце сейчас остановится. Навсегда! Так бешено грудную клетку разрывает своими мощными ударами.

Подчиняюсь, обнимаю и носом в ее шею утыкаюсь. Делаю вдох – мной пахнет. В моем доме, на моей постели, в моей футболке, еще и аромат геля для душа на ее коже – мой. Моя вредная коза. Глаза закрываю. Хорошо! Как же кайфово! Так лежать – это круче, чем секс. Хотя секс я тоже люблю, особенно с Кулагиной. Исключительно с Кулагиной! Все остальное чистая физика. С ней – однозначно нет. С ней – что-то на ином уровне. Какое-то слияние, блть, душ. Пафосно? Еще как. Но по-другому то, что творится со мной, когда она рядом, когда я с ней, в ней, на ней, в ее руках – по-другому слов не подобрать.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает и пальчиками осторожно затылок поглаживает, по месту удара. – Еще болит?

– Самую малость. Слегка штормит, время от времени в глазах темнеет, но жить буду.

– Точно?

– От меня так просто не избавиться, конфетка.