1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ) - Ангелов Августин - Страница 18

— И что это означает, применительно ко мне? — поинтересовался я у невидимки.

— То, что первый уровень трансформации твоя сущность преодолела. А он, между прочим, самый трудный и часто чреват отторжениями. Но, тебе повезло успешно прижиться на новом месте. И это означает, что наш эксперимент пока продвигается успешно.

Я не удержался и спросил:

— И много вас собралось в параллельном мире таких экспериментаторов?

— Коллектив. Но твой куратор — это я, — лаконично ответил он.

Я снова задал вопрос:

— А что означает надпись про навык целительства в пять процентов?

Невидимый сказал:

— Вспомни, что я обещал тебе помощь и связь, если согласишься участвовать в эксперименте?

— Да, было такое, — подтвердил я.

— Так вот. Помощь идет. Ты можешь ее использовать, развивая предоставленные навыки. И помощи будет больше по мере дальнейшей трансформации, усложнения задач и нарастания опасности. А связь, как видишь, осуществляется через сны.

В этот момент снова зазвонил проклятый телефон. И водитель, выполнявший еще и обязанности будильника, опять вместе со мной перебудил всех домашних. Маленький Рудик заплакал в кроватке, и Аллочка в ночной рубашке побежала к нему. Я же, то есть Менжинский, начал собираться на работу.

Снегопад закончился, но и в этот раз по дороге я не имел возможности хорошо рассмотреть Москву при тусклом свете фонарей. Ведь январь начался совсем недавно, а потому утром все еще довольно долго было темно. Рассветало только к девяти. Я же на службе оказался гораздо раньше. Лишь отметил, что, в отличие от двадцать первого века, старинные здания здесь еще сохранились, да на проезжей части во многих местах есть участки без асфальта, мощенные камнями. Заметил и много трамвайных линий, которые потом убрали, когда метро построили. Из храмов, судя по всему, тоже кое-какие уцелели пока. Сталинская реконструкция столицы еще не состоялась, и знаменитые высотки характерных форм еще нигде не торчали, а только еще шли дискуссии среди архитекторов, как следует преобразовывать столицу Советского Союза.

Спорили между собой архитектурные бюро урбанистов и дезурбанистов. Первые хотели превратить столицу в крупнейший советский город с высотными зданиями, тогда как вторые предлагали не гнаться за высотностью и многоэтажностью, а расселять горожан вширь, предоставляя им индивидуальные домики. При этом, по замыслу дезурбанистов, проблему связности территорий можно было решить бурным развитием автострад и автотранспорта с наделением каждой семьи личным автомобилем, как предметом первой необходимости. По схожей концепции отстраивалась, например, Северная Америка, хотя и там в некоторых городах побеждали все-таки урбанисты, отстраивая огромные небоскребы в том же Нью-Йорке.

Никаких новогодних праздников городские советские власти официально не отмечали. Ни гирлянд, ни иллюминации, ни наряженных елок нигде на улицах и площадях Москвы не было. Атеизм торжествовал. Вот только люди все равно встречали Новый год и праздновали Рождество в своих жилищах, покупая подарки близким и даже воруя елки из лесов, окружающих городские окраины. А по улицам шаталось много подвыпивших горожан. И в эти дни бдительность всех постов была усилена, о чем Менжинский, конечно, хорошо знал.

Но, несмотря ни на что, праздничное настроение жило внутри людей. И лишь коммунисты и комсомольцы делали вид, что ничего особенного не происходит, пытаясь игнорировать традиционный семейный праздник. Но, даже тот же Генрих Ягода не просто так в эти дни ходил со своей родней на каток. Он, понятное дело, тоже праздновал втихаря. А вот сам Менжинский не поставил дома никакой елки. Да и домашним своим не подарил ничего. Зачерствела у него душа, раз окончательно перестал быть ребенком и желать праздничных чудес.

Впрочем, как раз с ним самим и произошло самое настоящее новогоднее чудо. А как еще назвать мое внезапное появление в его голове? Тем более, что теперь меня неизвестный невидимый экспериментатор из параллельного мира наделил еще и способностью к целительству, которую можно пытаться развивать. Подумать только, всего пять процентов освоил, а уже могу снимать резкую боль! И, если продолжать в том же духе, то смогу, наверное, постепенно и все болячки, присущие Менжинскому, побороть? Тогда весьма оптимистичная перспектива для тела намечается. Глядишь, проживет гораздо дольше, да и качество жизни значительно улучшится, если пройдут астма со стенокардией, да еще и залечится позвоночник. С хорошим настроением я вошел в свою приемную, поздоровавшись с Эльзой и даже поцеловав ей руку.

— К вам сейчас Бокий на доклад подойдет, — предупредила секретарша-телохранительница, сверкнув зелеными глазищами.

— Когда придет, сделайте нам с ним по стакану чая, — попросил Вячеслав и прошел в кабинет.

Устроившись в своем начальственном кресле, Менжинский, как всегда по утрам, взял свежие иностранные газеты, заботливо подготовленные Эльзой на журнальном столике. А я старался не мешать Вячеславу, потому что зарубежные газеты для меня представляли собой совершенно нечитаемый материал, поскольку иностранные языки я не любил еще со школы, кое-как перебиваясь с тройки на четверку по английскому. Менжинский же был настоящим полиглотом, которому языки всегда давались легко в силу природного таланта к овладению ими.

Вячеслав только погрузился в чтение, как Глеб Иванович Бокий уже появился на пороге кабинета. Это был человек почти пятидесяти лет с удлиненным умным лицом, одетый в черный костюм, из-под которого торчала черная же рубашка без галстука, но с крупными белыми пуговицами. Большие залысины придавали высоту и ширину его лбу, отчего внешность казалась весьма интеллектуальной. А вдумчивый взгляд карих глаз еще больше усиливал это впечатление.

О нем я читал достаточно много. Глеб Бокий был просто легендой среди всех чекистов. О нем упоминали в разных заметках на эту тему не меньше, чем о самом Железном Феликсе. Прославился он для публики, начиная со времен перестройки и гласности, приписываемыми его отделу исследованиями паранормальных явлений, которыми, якобы, он руководил, сотрудничая, вроде бы, с самим Николаем Рерихом и даже собираясь организовать экспедицию в легендарную Шамбалу. Бокию приписывали и владение магией. Даже немцы из тайной организации Аненербе во время войны, когда уже прошло достаточно времени после его расстрела и разгрома отдела, руководимого им, искали свидетелей. А некоторые журналисты конца двадцатого века и начала двадцать первого утверждали, что прототипом для Воланда Булгакову послужил именно этот чекист-мистик.

На самом же деле Бокий возглавлял Специальный коммуникационный отдел (СПЕКО) ОГПУ, на который возлагались задачи радиоперехватов и перехватов телеграфных сообщений, поступающих из-за границы, их расшифровки и аналитики, обеспечение безопасности правительственной связи, шифрования сообщений, а также создания новых систем шифров, устойчивых к попыткам взлома ради недопущения утечки государственных тайн к иностранным разведкам. В сущности, спецотдел постоянно выполнял рутинную работу по расшифровке сообщений, поступающих в иностранные представительства, расположенные в Советском Союзе, в том числе и в Москве. А еще этот отдел занимался изготовлением фиктивных документов для агентуры ОГПУ, необходимых для внедрения. Курировал он и места заключения. Соловецкий Лагерь Особого Назначения, печально знаменитый СЛОН, тоже был создан с подачи Бокия. Имелась при отделе и специальная лаборатория, которая занималась не только разработкой и испытанием новой специальной техники, но еще и исследованием существующих ядов, а также созданием новых и применением их для оперативных нужд.

Судя по всему, Бокий тоже был человеком Сталина. Во всяком случае, хоть и занимал он в Центральном аппарате ОГПУ всего лишь положение одного из начальников отделов, но курировали Бокия напрямую из ЦК. И без утверждения оттуда никто другой не мог занять эту должность. Личностью Глеб, конечно был неординарной. Даже в здании на Лубянке про него ходили разные жуткие слухи, что, будучи направлен в Туркестан, в двадцатом году он учинил там такой террор, что буквально купался в крови.