1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ) - Ангелов Августин - Страница 16

На улице ветер стих, а снег пошел гуще. Вокруг пахло свежим морозным воздухом, насыщенным озоном и не виднелось ни одного пешехода. Только два красноармейца в шинелях и в характерных буденовках, вооруженные винтовками, стояли у того парадного правительственного подъезда, из которого только что вышел Вячеслав. Крупные снеговые хлопья падали теперь неторопливо, кружась в свете электрических фонарей, которые создавали на территории Кремля достаточное, хотя и тускловатое для меня, привыкшего к светодиодным подсветкам двадцать первого века, освещение.

Снег поглощал звуки. И Менжинский шел сквозь снегопад почти бесшумно, лишь едва поскрипывали, приминая свежий снег при каждом шаге, его лакированные туфли, совершенно не предназначенные для подобной погоды. Впрочем, особенно холодно не было. Всего несколько градусов мороза, не больше. Но шарф, конечно, не помешал бы. Только Менжинский его не надел. Он слишком привык, что водитель ежедневно довозит от подъезда к подъезду. Не подумал Вячеслав, что и пешком захочется прогуляться.

Внизу в подъезде никто не дежурил. А на второй этаж вела самая обыкновенная лестница, полутемная, потому что свет на нее падал только от уличного фонаря через небольшое окошко. И враги легко могли устроить там засаду, чтобы, например, пристрелить главного человека в ОГПУ, а то и взять его в заложники, чтобы выведать важнейшие государственные секреты. Круглосуточная охрана стояла только по периметру самого Кремля, внутри же дежурила лишь на самых главных постах. А личных телохранителей, кроме шофера и Эльзы, у Менжинского не имелось. Да и эти двое находились рядом с ним далеко не все время. Такое положение представлялось мне грубейшим нарушением безопасности, которое следовало немедленно исправлять. И я завтра же собирался подготовить соответствующий приказ, удивляясь, почему сам Менжинский до сих пор не догадался усилить бдительность.

Внезапно из угла лестничной площадки выскочила тень. При приближении Менжинского она метнулась, но не навстречу, а куда-то вбок. И я, резко перехватив управление телом, нырнул рукой в портфель, где на самом дне под многочисленными бумагами и всякой мелочью лежал старенький «Браунинг», припрятанный на всякий случай и больше похожий на дамский пистолетик, чем на серьезное оружие. Но, тревога оказалась напрасной, потому что в следующий момент послышалось отчетливое «Мяу!», и тощая черная кошка, притаившаяся в углу, пробежала мимо вниз по ступенькам.

Оценив ситуацию, я убедился, что будь на месте этой кошки какой-нибудь настоящий враг, я не успел бы выстрелить до того, как бандитская пуля угодила прямиком в Вячеслава. Хорошо, что на этот раз все обошлось. Но, впредь надо обязательно себя обезопасить. Если и не обзаведусь завтра же личным телохранителем, то, во всяком случае, поставлю постового круглосуточно дежурить прямо в подъезде.

Копнув память Менжинского, я тут же понял, почему он не желал обзаводиться телохранителем. Вячеслав не хотел, чтобы кто-либо следил за каждым его шагом, поскольку все-таки подспудно опасался, что тогда каждый его поступок будет известен через этого человека или Ягоде, или Сталину. А имелось в его личной жизни нечто, что он совсем не хотел выносить на публику. Например, свои походы к любовницам. Ведь, помимо Эльзы, у него имелись и другие женщины на стороне. Причем, все старше его жены.

Нащупав в глубине портфеля рядом с пистолетом ключи от квартиры, я открыл рукой Менжинского оба замка, верхний английский, с простеньким цилиндровым механизмом, и нижний, сувальдный, который был лишь немного сложнее с точки зрения вскрытия профессиональным вором. Замки, конечно, не мешало бы заменить, как и саму старую деревянную дверь. Едва я переступил порог прихожей, как сразу из глубины квартиры пахнуло немного подгоревшей манной кашей. И тут же в коридор, тускло освещенный слабенькой электрической лампочкой, горящей в лампе-бра на стене, вышла незнакомая мне женщина пенсионного возраста. Но, Менжинский, оказывается ее знал. То была помощница по хозяйству Мария Николаевна.

— Аллочка не может подойти. Она сейчас кормит ребенка, — сразу предупредила домовая помощница.

Фактически, Мария Николаевна была самой настоящей приходящей служанкой. Услугами подобных домработниц совсем не гнушались пользоваться советские и партийные работники высокого ранга. В распоряжении многих наркомов, да и у самого Сталина на многочисленных дачах, имелись целые коллективы обслуживающего персонала. У Менжинского же была в услужении лишь пожилая Мария Николаевна. Она приходила в квартиру каждый день к десяти часам утра, и уходила в семь вечера.

Конечно, работала она не бесплатно. Марии Николаевне платили вполне приличную зарплату, примерно такую же, какую на заводе получал квалифицированный рабочий. Впрочем, она и трудилась совсем немало, не только поддерживая порядок на жилой площади, но и готовя обеды и ужины. Для этого ей даже разрешалось ходить в свое рабочее время по магазинам и на рынок, чтобы прикупить для хозяев за их деньги качественные продукты. А готовить она умела очень неплохо. И потому, благодаря ее усилиям, на столе у Менжинских всегда имелось что-нибудь вкусненькое. Вот только манная каша, которой прикармливали малыша, судя по запаху, на этот раз немного пригорела.

Сняв верхнюю одежду в прихожей, Менжинский прошел в детскую, где возле деревянной кроватки сидела кормящая жена с младенцем на руках. Сделав вид любящего мужа и отца, Вячеслав обнял и поцеловал жену и маленького сына. На самом деле Алла была вполне симпатичной особой. Вот только после рождения ребенка она немного располнела и до сих пор пребывала в послеродовой депрессии. Аллочке постоянно казалось, что она подурнела, и потому муж охладел к ней. Она даже подозревала, что Вячеслав, возможно, завел себе любовницу. И, конечно, она оказывалась права в этом своем подозрении. Вот только не знала, что любовница имелась у ее мужа даже не одна, и что они всегда присутствовали в его жизни, как до брака с ней, так и после. И брак с молоденькой Аллочкой ничего, в сущности, не изменил в привычном укладе личной жизни Вячеслава с обязательными любовницами на стороне.

Менжинский прекрасно знал, что Аллочка не слишком хорошо осознавала свое собственное привилегированное положение, позволяющее ей совершенно не нуждаться в деньгах. Она не была слишком красивой или слишком нежной, или даже слишком умной, и многие советские девушки гораздо лучше нее, очень хотели бы оказаться на ее месте. Ведь каждая мечтала стать женой столь крупного государственного руководителя. Отлично понимая всю заурядность их отношений, Вячеслав охладел к Алле, как только она родила. Но, он старательно продолжал делать вид, что любит ее вполне искренне. Хотя, какие-то чувства у него все-таки к ней остались, поскольку до сих пор сильно ревновал Аллу к любому мужчине. Но, скорее, эта ревность больше основывалась на жадности собственника.

Сама Аллочка мужа, конечно, любила, но тоже своеобразно, постоянно причитая, что все вокруг не слишком ее радует. Ей, например, вместо тесной казенной квартирки, хотелось бы жить в собственном большом доме с садом где-нибудь на южном берегу, чтобы оттуда ежедневно смотреть на морской простор. Аллочка мечтала о переезде на юг, время от времени жалуясь Вячеславу на то, что мечта ее никак не сбывается. Она же так мечтает о тепле и солнечных днях, а жизнь ее однообразно тянется в холодной Москве! Этими причитаниями молодая хозяйка квартиры часто донимала и домработницу. И Мария Николаевна, родившаяся и выросшая в том самом Крыму, о переезде куда Аллочка мечтала, еще больше бередила выдуманную душевную рану молодой женщины, откликаясь каждый раз на ее стенания и рассказывая ей что-нибудь из своего детства о теплых солнечных днях, проведенных на берегу Черного моря.

Запах пригоревшей манной каши перебил все остальные. И Вячеслав не сразу заметил, что и на этот раз Мария Николаевна порадовала, приготовила к ужину нечто вкусненькое, великолепную отварную осетрину под соусом. Поскольку отдельной столовой в квартире не имелось, а были лишь спальня, детская и кабинет, пищу, обычно, принимали прямо на кухне за небольшим столом, приставленным к стене, возле которого могли усесться на табуретках только три человека. Нахваливая стряпню домработницы, Менжинский с удовольствием прожевал нежное мясо осетра. Впрочем, парочка кусочков досталась и Аллочке, которая присоединилась к вечерней трапезе, когда уже уложила малыша обратно в кроватку. После ужина, вымыв посуду, домработница ушла. А Вячеслав вспомнил, что в восемь обещал зайти доктор Лев Григорьевич Левин, врач Лечебно-санитарного управления Кремля и санчасти ОГПУ.