Пожарский 1 (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 20

– Приемлемо.

Управляющий явно обрадовался:

– Прошу за мной!

За портьерой обнаружилась узкая дверь, ведущая на узкую же лестницу совершенно скромного вида. Вряд ли по ней можно было что-то серьёзное пронести, на тесных площадках особо не развернёшься. Хотя... Портфель с камнями взял – и вперёд, не сундуки же им таскать.

В закрытый автомобиль с затемнёнными стёклами усаживали меня чуть не под руки, с поклонами. Часть для пассажиров от шофёрской оказалась отделена толстым стеклом, так что управляющий лично учтиво поинтересовался, прежде чем передать адрес шофёру:

– Куда прикажете, ваша светлость?

– В Земельный банк.

А в Земельном банке с такими же поклонами встречали. Может, предупредили их – не знаю уж. Целая толпа набежала в пиджачках с серыми нарукавниками. Глазки бегают, улыбки насквозь фальшивые.

– Ваша светлость!.. Рады приветствовать!..

Как же, рады они! У кого-то уже ручки чесались на подмосковное княжеское имение лапу наложить, я прям чую. Да они и сейчас надеются.

Проводили меня мимо общего зала для публики попроще, в кабинет одного из старших служащих. Снова:

– Чай, ваша светлость? Или кофе изволите?

Скоро уж в глазах заплещется.

– В это время года предпочитаю молодое италийское вино. Но в ситуациях, требующих внимательного обращения с деньгами, не пью. Так что изволю видеть окончательные бумаги, согласно которым ваш банк признает полное покрытие всех долговых обязательств моих лично и рода Пожарских в целом, отказ от любых претензий ко мне и роду – имущественных, денежных и иных прочих, а также полное освобождение имения Пожарских от любых обременений, – я раскрыл чемоданчик и вытащил необходимое количество банковских чеков. – Чрезвычайно рассчитываю на вашу расторопность.

Бумаги выправили честь по чести, что банк ни так, ни сяк, ни раскосяк к Пожарским претензий не имеет. Внезапно предложили мне ради такого знаменательного случая открыть вклад на выгодных условиях. Я про себя подумал, что условия, как всегда, для банка выгоднее, чем для всех остальных, но согласился – пусть будет. Все оставшиеся чеки этого же банка на вклад и впендюрил. До сих пор не могу с суммами определиться – много ли – мало ли. Скорее, много, потому как разговаривать со мной стали куда услужливее.

– Потребуется совсем немного подождать, ваша светлость. Сейчас оформим необходимые бумаги на вклад.

ЗАСЕКЛИ!

Салтыков

Записка о том, что меч Пожарских вновь проявился, застала боярина Салтыкова в самом разгаре переговорного процесса, суть которого по-простому можно было определить как «баня с девками» – чтобы, значицца, заграничные переговорщики немного размякли и поплыли. Сам боярин тоже был деятельно занят и «не велевши беспокоить», поэтому, к тому моменту как из баньки на вольный воздух выкатился да гостей покамест с помощниками отправил продолжать наливаться, записочек на серебряном подносике скопилось аж три: о том, что потерянный меч вновь проявился в особняке Пожарских, о том, что зафиксировано движение артефакта и о том, что объект совершил остановку в Гостином дворе.

– Отряд на захват отправили?!

– Немедля отправили, ваше благоименитство!

– Продавать побежал, сучий потрох! Взяли?!

Докладывающий секретарь вытянулся в струнку:

– Взять самого Пожарского не удалось. Управляющие Гостиного двора стеной встали: недозволительно покупателей тревожить, царскую общественную безопасность вызвали...

– Хватать надо было до прибытия тех, и весь разговор!

– Увидеть Пожарского не удалось, – секретарь вытянулся ещё сильнее, – охрана «Уральского ювелирного дома» не допустила наших воев во внутренние помещения. К тому же все свидетели в голос заявили, что меча у Пожарского не видели...

– Не видели! – побагровел Салтыков. – Дурошлёпы! Сказано было: слово есть, позволяющее мечу размер менять! В горсти́, поди, пронёс!

– Ваше благоименитство! Михаил Глебович! – меж рядов ближников протиснулся посыльный с очередной запиской. – Меч с Гостиного двора вывезли! И вот ещё...

– А ну! – Салтыков вырвал подставленные записки, пробежал глазами.

В первой говорилось, что меч покинул пределы Гостиного двора, направление движения предположительно на север. А во второй, что государь, царь и великий князь всея Руси Фёдор Иоаннович отечески надеется, что боярин Салтыков помнит о запрете на клановые и родовые войны в стенах столицы. Михаил Глебович аж зубами скрипнул.

Сын Иван, о чём-то переговаривавшийся с ближниками, подошёл к отцу, спросил по-тихой:

– Перебрасываем отряд на север? Как место отфиксируют – перехватим?

Тот молча показал ему государеву записку. Иван почитал, хмыкнул.

– И что? Так спустим?

На крыльцо гостевого дома, качаясь и цепляясь друг за друга, вывалили развесёлые европейские гости, закричали пьяными голосами:

– Герр Саллтыкофф! Ититте к нам!

Боярин осклабился любезно:

– Одну минуту, гости дорогие! – и тихо велел сыну: – Против государя не попрём... покудова. Поверенного по месту пошли, пусть на мальчишку надавит. Коли вернёт реликвию, с отступными за волнения да с извинениями – можем и простить. Царское слово всё-таки, не фунт изюма.

ПРЕТЕНЗИИ

Я всё ждал: когда Салтыковские бойцы очухаются. Скоро ведь вычислить должны. Неудивительно, если у них маг сидит сканирует, параметры-то Кузькины им известны. Вот ещё печаль! Надо теперь думать, как ему отпечаток магического поля сменить, иначе каждый встречный-поперечный по мечу сможет моё местоположение узнать. Ну, кроме схрона. Там такая защита стоит, её ни один сканер не пробьёт.

Но, как ни странно, ничего не происходило. Я успел подписать все документы – на имение и на вклад, принять листы, уляпанные печатями и уложенные в специальные банковские папки, и только тогда по изменившемуся поведению банковского служащего стало понятно, что и этот получил сигнал о некотором тревожном обстоятельстве – только скрытый от глаз посетителя. Похоже, Салтыковские наконец-то заявились.

Вошёл ещё один служащий, обменялся с первым малопонятными взглядами, начал:

– Ваша светлость, банк приносит свои извинения...

– Кто там опять по мою душу?

– Э-э-э, поверенный бояр Салтыковых.

«Поверенный!» – разочарованно вздохнул Кузя. Согласен, с поверенным не больно-то раздерёшься. Нет, были случаи... Но как подсказывает опыт, народишко это, как правило, хлипковатый, больше способный в знании законов и всяческих писулек.

Никто кроме меня Кузиных стенаний, понятно, не слышал. Служащий бормотал:

– Настаивает на личной встрече с вами. Согласно его заявлению, эта встреча в ваших же интересах. Что-то о... мнэ-э... досудебном урегулировании... Если вы изволите, мы можем предоставить один из переговорных кабинетов.

– Много чести. Сюда зови.

– Как прикажете.

Он исчез и прочти сразу вернулся, сопровождая среднего роста мужчину в хорошем костюме с портфелем дорогой кожи в руках.

– Добрый день, господа! – он слегка прищёлкнул каблуками и поклонился. – Князь Пожарский, Дмитрий Михайлович?

Я вдруг, совершенно неожиданно для себя, разозлился:

– Что хотел?

– Мой наниматель и доверитель, боярин Салтыков Михаил Глебович, имеет основания полагать, что из семейного хранилища рода Салтыковых вами был похищен принадлежащий роду Салтыковых...

Я перебил:

– Плевать я хотел на барахлишко выскочек Салтыковых и на дыры в их хранилище! Всё, что у меня – по праву моё. Коли Мишка Салтыков не согласен – пусть мне вызов на Арену присылает, а нет – так засунет свои основания в задницу да и сидит помалкивает! Пошёл вон! – последнее я едва ли не прорычал, но поверенный не среагировал никак.

– Ваша светлость, я имею прямы указания от моего доверителя зачитать вам условия возврата...

Вот такой наглости я не ожидал.

– Ты, вошь постельная, потерялся, что ли?

А тот, словно не слыша меня, вынул из портфеля лист и натурально вознамерился мне его зачитывать!