Пожарский 1 (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 16

Когда до Насти дошло, что это легендарное оружие хранится прямо здесь, в паре этажей от неё, она немедленно отправилась в схрон – хотя бы посмотреть! И нашла меч Пожарских в одном из запасников. Не сразу, где-то на третий день.

Меч в точности соответствовал последнему пессимистичному описанию.

– Не может быть, – бормотала Настя, – не может быть, чтобы ты был просто железкой! Ты должен откликаться на призывы, я чувствую!

МАНИПУЛЯЦИИ КУЗЬМЫ

– Она так активно меня тискала, что мне стало даже интересно, – Кузьма вскрыл третью лечилку, глаза его блестели не менее ярко, чем у Горуша. – Прости папаня, я решил поиграть. Ну, правда, лежать столько лет пылью покрываться, а тут такая девочка...

Я подозрительно посмотрел на него. Хотел сказать, мол: кажется, тебе хватило, – но тут он продолжил:

– Они же сейчас вообще не стесняются. Прикинь, пап, в наше-то время: и платья в пол, и коса до пола же, и взгляд туда же...

– В пол, а как же! – нетрезво согласился Горуш, и я внезапно почувствовал себя старым дедом на этом празднике жизни.

– Ну вот, а я что говорю! А ту-у-ут... Приходит чика!

Я решил не обращать внимания на непонятный лексикон, позже разберёмся...

– Вырез на платье – во! – махнул рукой Кузьма.

– Да чё ты городишь! – засмеялся Горуш. – Ты б ещё до пупа показал!

– Говорю тебе! – слегка обиделся Кузьма. – Сиськи почти до сосков наружу! Беленькие, нежные, голос у Кузи сделался мечтательным. – А ножки – почти до... как это у людей называется?.. до развилки, о! А какие ножки, я вам скажу!

Я понял, что слушаю, раззявив рот самым дурацким образом. Что?! Ядрёна-Матрёна, чего он несёт? Он же МЕЧ!!!

– И вот она пришла меня уговаривать, – Кузьма пьяненько захихикал. – Она-то думает, что железку! Волшебную просто. Что только она не перепробовала: всякие заклинания, призывы, стишки дурацкие бессмысленные на каком-то нерусском языке. Потом давай на гарду нажимать, выпуклости искать, вмятины. Я так подумал, – Кузя выразительно пошевелил бровями, – приятно, вообще-то. Дай-ка, пару ямочек в металлическое яблоко добавлю. Для пущего интереса.

Горуш засмеялся, прикрывая рот ладонью.

– Приволокла ведь камни драгоценные, – ухмыльнулся Кузьма, – пыталась воткнуть... гладила... О-о! Как она гладила...

Горуш покрутил головой, усмехаясь:

–Ты нам тут порно-то не рассказывай!

Чего?.. Порно? Что это? Оставь волшебных созданий на несколько сот лет – и всё, я их уже не понимаю! К Кузьме сейчас взывать явно было бессмысленно, а к элементалю...

– Горуш, ну ты-то чего?

– Хозяин, а чем мне тут заниматься? Тыща лет скоро, думаю, как один сижу. Камушки колупаю, повреждения, какие мог, починил. Скушно ить мне! Подсмотрел у Демидовских ковырятелей этакую забавную штуку, вроде как щуп в небо – да и себе вырастил. Слушаю всякое. Когда новости, когда песни, а когда и вот такое.

– Чего ты вырастил? – ошалело переспросил я.

– Антенну он вырастил, – пробормотал Кузя, умащивая голову на сложенные на столе руки, и совсем уж пьяненько, но снисходительно-поучительно повторил по слогам: – Ан-тен-ну.

– Это шт... Да вы тут совсем страх потеряли без меня! А ну, не спать! Кузька, засранец, рассказывай, как в таком убогом виде посреди бульвара оказался!

Меч встрепенулся и сел почти прямо, вытаращив на меня глаза:

– Ну, чё ты, пап, правда... Щас, – он с силой потёр лоб. – М-ф-ф-ф... Чё там?

– Девка Салтыковская! – сердито напомнил я.

– А! Наська-то – огонь! – Кузьма снова расплылся, как кот на миску со сметаной. – Бегала ко мне неделю. Так, и эдак. И разговаривать пыталась, и стращать. Совсем девка обалдела! Пищит сама, ножками топает: «Так и сгниёшь тут! Заржавеешь, и всё!!!» Ты, говорит, раз разумный – должен соображать, что всё равно тебя никто из схрона не вытащит. Я молчу. Думаю: ну и заржавею, тебе ли не всё равно? Пока я заржавею, тыща лет пройдёт – и то не факт. Лучше бы, думаю, ещё раз ногой топнула, вон как мячики в вырезе прыгают...

– Не отвлекайся! – потребовал я.

– Да как не отвлекаться, пап!

– Молча! Волю в кулак! И ближе к делу!

– Мх-х... – Кузя пятернёй взъерошил волосы. – К делу, к телу... Ну вот, пришла она в очередной раз – книжку приволокла! Давай мне её листать, картинки показывать – умора! Я едва сдержался, чтоб на весь схрон не заржать. А она: «Был бы ты мечом, как из комиксов...»

– Это чего такое?

– Да книжка эта. Букв нет почти, сплошь картинки, как для малышни. Но всё для взрослых, и дамочки там такие...

– Кузьма!

– Да я ж про дело! Так вот: «Был бы ты мечом, как из комиксов, я б тебя на улицу брала гулять...» Я молчу. Она психанула, книжку швырнула да пошла.

– Как – ушла?

– Молча. Ой, нет, не молча, ругалась всякими словечками непонятными. Я лежу себе, думаю: всё одно ведь придёшь за книженцией своей! И тут... почувствовал я... Как будто завибрировало магическое поле, понимаете? Я прям осознал, что мой Пожарский где-то здесь, неподалёку. А х ты ж мать-перемать, думаю – наружу надо, срочно! А как?!

– Дай-ка я угадаю, – прищурился Горуш. – Она за книжкой пришла – а ты нужным ей мечом оборотился?

– Н-н-не сразу, – Кузя, к моему удивлению (хотя куда уж больше-то удивляться, скоро глаза выпадут) слегка смущённо повозился.

– Н-ну? – строго спросил я.

– Н-н-у-у-у... как моментом-то не воспользоваться?

– Так-так, – Горуш снова засмеялся в кулак.

Кузьма помялся.

– Да там просто всё было. Часа не прошло, слышу – бежит назад. За книжкой, значицца. Ну, думаю – всё, Кузя, последний шанс. Забегает она в зал – и видит: стоит пацан и меч – точь-в-точь как в книжечке – в руках крутит.

Горуш хмыкнул:

– Я так понял, ты сам себя крутил?

– Не то что бы сам себя... Это как если бы папаня рукой крутил или чем ещё...

Я с клацаньем захлопнул челюсть. Второй раз за сегодня!

– Чем-чем? Кузенька, а ты не охренел ли часом?

– Каюсь безмерно, что есть – то есть. Охренел, – Кузя слегка вытянул шею и посмотрел на меня жалостно честными-пречестными серо-стальными глазами.

– Тьфу ты, артист с погорелого театра! Дальше что?

– Ну, дальше. Стою, кручу... А сам смотрю в вытаращенные Настенькины глазки, такие синенькие, м-м-м, как самые чистые сапфиры... А она мне: «Ты кто такой?!» – Кузьма помялся. – Соврал я ей. Говорю: «Слуга ваш ближний, вот, за арсеналом ухаживаю». А она мне ещё: «Плохо, ухаживаешь, пыли вон сколько!» А я ей: «Так арсенал огромный, а я один!»

– Вот ты брехун! – не выдержал Горуш.

– Да ладно тебе. Слушай, что дальше было... Стою, кручу, значит... А потом говорю: «А хочешь, расскажу как артефакт изменить, себе подчинить?»

– Ещё бы она не хотела! – с видом следственного эксперта ухмыльнулся Горуш. – И ты?

– Ну-у-у... Расстегни, говорю, пуговки, да покажи мне сисечки, – Кузьма помолчал. – Как она орала! Это надо было слышать. И что меня, меня прикиньте, запорют. И вообще распнут! А я ей: «Ну распнут, так ты всё равно тайну не узнаешь. Вот прямо сейчас язык откушу, хрена тем дознавателям. А тебе вот за сисечки сладкие...»

– Ну не томи! – не выдержал Горуш. – Показала?

Что с моими вещами происходит? А?

– Не-а, – Кузьма засмеялся. – В этот раз – нет. Представляете, неделю ко мне ходила, торговалась. «А если не грудь, а попу? А если не всю, а одну? А если только до сосков?..»

– Мельчает боярская кровь... – неодобрительно проворчал Горуш.

– Конечно, мельчает! Я говорю: «До сосков я и так прекрасно вижу! Ты мне целиком показывай. Вот сюда выкладывай, я уж руки подставил...»

– А она?

– «А если я тебе другую приведу?» Ну, я ей и говорю: «Приводи! Вот ей-то все секреты и открою!»

– Да не может быть, а? Неужто сдалась? – Горуш прям расстроился.

Кузьма хитро прищурился:

– И показала, и потрогать дала... Если б я ещё понаглее был, может и ещё что дала... Ну я и говорю: слушай, мол, слово заветное... Чего там наплёл, не помню. Там такие мяконькие и упругие, не до того было...