Санитарная рубка - Щукин Михаил Николаевич - Страница 17

— Мешок снимите. Наручники тоже. И уходыте.

Приказание было мгновенно исполнено, и Богатырев, растирая затекшие запястья, прищурился от режущего света, который после темноты непроницаемого мешка показался по-особенному ярким. В большой комнате, озаренной этим светом до последнего уголка, имелся только миниатюрный столик, на котором лежали яркие рубиновые четки, и просторное кожаное кресло ядовито-зеленого цвета. В кресле сидел немолодой горбоносый мужик, одетый в дорогой костюм и ослепительно-белую рубашку без галстука. В упор смотрел на Богатырева, пытаясь поймать его взгляд, и молчал. Протянул руку, взял четки со столика, стал их медленно перебирать. Внимательный, абсолютно холодный взгляд из-под седых бровей ничего хорошего не предвещал.

Наконец, мужик заговорил:

— Слушай, харашо слушай, от этого двэ жызны завысысят, твоя и дэвушки. Вы нам нэ нужны. Но нужны другым людам. Оны и дэвушку твою дэржат. Ты хочэшь освободит? Хочэшь?

«Магомедов! — догадался Богатырев, вспомнив, кому принадлежит этот гортанный голос, услышанный в Первомайске из окна особняка Караваева. — Похоже, между ним и Караваем чего-то случилось, раз так говорит…» Напрягся, стараясь не качнуться и понимая прекрасно, что любое неверное движение или слово может быть для него последним, даже если он и не нужен этим кавказцам, то и лишний свидетель тоже не представляет никакой ценности.

— Хочэшь? — повторил, уже требовательно, Магомедов.

— Да… Хочу… — в два приема, осиплым от удавки голосом, выговорил Богатырев.

— Харашо. Тэбя отвэзут, гдэ дэвушка находытся. Но освобождать ее ты будэшь сам. Если получытся. А нэ получытся… — Магомедов развел руками. Глухо, едва слышно, стукнули четки.

Богатырев едва не спросил — за что такая милость? Но вовремя сдержался и прикусил язык, сообразив, что вопросы здесь задавать в прямом смысле опасно для жизни.

Повелительно и коротко Магомедов что-то сказал на родном языке, и Богатырева, по-прежнему цепко придерживая за локти, вывели из комнаты, сразу же, за порогом, надели на голову мешок и защелкнули на запястьях наручники.

Снова ехали, на этот раз уже без лихости, осторожно, будто подкрадывались. И снова никто не произнес ни одного слова. Остановились, но из машины не выходили, видно, осматривались. Затем неслышно открыли дверцы, вывели Богатырева на волю и сняли с него мешок. Яркий день набирал силу, вовсю жарило солнце, и от соснового бора, который высился рядом с гравийной дорогой, наносило густым смолевым запахом. Яростно зеленела и лезла из теплой земли на свет молодая трава — все напоминало о живой жизни, которая течет сама по себе, не зная ни остановок, ни перерывов.

«Третий номер», не давая Богатыреву толком оглядеться, подтолкнул в спину, и они спустились в маленькую ложбину, которая начиналась за крайними соснами. Там конвоир снял наручники с Богатырева, сунул их в карман, раздернул замок своей длинной кожаной куртки и ловко, перекинув ремень через голову, вытащил короткоствольный автомат без магазина. Протянул Богатыреву Тот, уже ничему не удивляясь, взял автомат.

— Прямо пойдешь, там пень. Магазин на пне. Девушка вот здесь. — И он показал пальцем на двухэтажный особняк из красного кирпича, ясно видневшийся сквозь ближние сосны, — В доме три человека, три. — И растопырил пальцы, словно боялся, что Богатырев его не поймет. Круто развернулся, быстрым шагом двинулся к машине. Взревел мотор, сухо щелкнула скорость, и на дороге осталась после шипованных колес жиденькая полоска пыли.

«Значит, сумку они не взяли и пистолет не нашли. Иначе зачем бы автомат мне всучили, могли бы пистолет отдать… Ладно, гадать будешь, когда старым станешь, если позволят до старости дотянуть… Пошли!»

И он пошел по направлению, которое указал «третий номер». Метров через двадцать увидел потрескавшийся пень, обросший понизу мхом, а в выгнившей сердцевине этого пня торчал полностью снаряженный магазин. Привычным жестом Богатырев вставил магазин в автомат, передернул затвор, загоняя патрон в патронник, защелкнул предохранитель. И эти звуки, привычные для слуха, словно отсекли все вопросы, ни на один из которых не имелось ответа: кто эти люди, как они оказались связаны с Алексеем, что за бумаги лежат в сумке и почему так быстро и ловко кавказцы взяли именно его — он ведь появился в Сибирске, ни о чем не ведая, всего лишь несколько дней назад? Сейчас это не имело для него значения, кроме одного — найти и вытащить Анну из чужих рук.

Двухэтажный особняк, когда Богатырев подошел к нему ближе и разглядел, стоял первым в длинном ряду таких же каменных строений, поражавших аляповатым размахом, словно хозяева и строители желали перещеголять друг друга — в размерах, в высоте, в толщине кирпичных заборов, в количестве окон и балконов. Общее же впечатление от этого каменного изобилия отдавало чем-то тюремным, будто не элитное жилье для себя построили, а некую особую зону. Кирпичный забор возле первого особняка еще не закончили, в большом прогале, ведущем во двор, виднелись штабели кирпича, две бетономешалки, горками были насыпаны мелкий щебень и песок. Но работы никакой не наблюдалось, ни одного человека во дворе не маячило. Возле крыльца стояла черная иномарка и отражала стеклами и зеркалами блескучее солнце.

Мирная картинка…

Если не считать, что иномарка была один в один похожа на ту, которая подъезжала к дому в 3-м Индустриальном переулке.

Богатырев понимал, что лучше бы дождаться темноты, но до вечера, до темноты, оставалась еще уйма времени, и поэтому он не мог просто сидеть где-то под сосной и дожидаться. Лучше уж так — сразу в лоб, без обходных маневров, без тылов и флангов. Кнопки звонка возле железных дверей не было, и он, поднявшись на крыльцо, постучал кулаком не слишком громко, но настойчиво. Дверь открыли довольно быстро, в проеме возник мордатый парень с короткой стрижкой, сердито открыл рот, желая, видимо, послать незваного гостя куда подальше, но Богатырев не дал ему заговорить, упер автоматный: ствол в живот, коротко, шепотом, приказал:

— Ложись, руки за голову.

Парень быстро, прямо на глазах бледнея, отшагнул от порога, послушно растянулся на полу и завел руки за голову.

— Где еще двое? Девушка где? Тихо отвечай.

— Наверху, на втором этаже. — Парень сглотнул слюну и дошептал: — Все там, дверь напротив лестницы.

— Молодец. — Ребром ладони Богатырев рубанул парня по шее и сразу же, не давая опомниться, добавил прикладом автомата по голове. Парень икнул и обмяк. Связывать его было некогда. По лестнице — вверх. И тут, когда он уже был на последних ступеньках, на него безмолвно, без лая, ринулась собака, оскалив клыки, чтобы сомкнуть их в железной хватке. Короткая очередь срезала ее в прыжке и отбросила назад. Тонкий, почти щенячий визг, прозвучал так, словно собака хотела кому-то пожаловаться. Богатырев перепрыгнул через нее, пинком открыл двери и влетел в комнату.

— На пол! — И для понятливости влепил в люстру одиночный выстрел, который прозвучал в просторной, с высоким потолком, комнате так оглушительно, будто взорвалась граната. На стол, уставленный бутылками и закусками, посыпалось стеклянное крошево. Парень в адидасовской униформе и с перебинтованной головой послушно лег на пол. Немолодой мужик, аккуратно и прилично одетый, сидевший за столом, медленно стал подниматься из кресла, продолжая держать в руке недопитую рюмку. Подняться ему Богатырев не дал — опрокинул стол и вдавил его обратно в кресло. Лишь после этого обернулся — где Аня? Она сидела в углу со связанными руками, и длинные концы матерчатой ленты по-змеиному извивались на полу. На связанных руках лежал противогаз, видимо, недавно с нее снятый, потому что она задыхалась и кашляла.

— Ключи! У кого ключи от машины?

Парень с забинтованной головой медленно дотянулся до кармана, вынул ключи и положил на пол. Схватив ключи, Богатырев кинулся к Анне, подхватил ее одной рукой и вскинул на плечо, как вскидывают драгоценную добычу. Выскочил из комнаты, закрыл за собой дверь и громко предупредил: