Чокнутая будущая (СИ) - Алатова Тата - Страница 33

И через двадцать минут фирменный поезд увозил меня в Москву.

На телефон я взглянула только после того, как поезд тронулся. Город плавно оставался позади — сколько лет я его не покидала? Восемь? Девять? С тех пор, как мы с бабушкой ездили в отпуск на море, утекли реки воды.

Пропущенных было семь — два от Алеши, два от богической Риммы и три от Антона. На мгновение я задумалась, кому перезвонить — разговаривать особо не хотелось, но и волновать мужа тоже не следовало. Сердце у него слабое.

Пока я колебалась, телефон зазвонил снова. Антон.

Покосившись на соседок по купе, которые воодушевленно хрустели чипсами с таким видом, будто только ради этого и сели на поезд, я вышла в коридор.

— Сбежала? — весело спросил Антон. — И далеко?

— В Москву.

— Что будешь делать?

— Послезавтра моя мама выходит замуж. Алеша не хотел никуда ехать и меня просил не бросать его одного, поэтому я написала ей, что не смогу быть. Кажется, она обиделась, по крайней мере, ничего не ответила. Скоро она обидится снова — из-за того, что я не предупредила ее заранее, что все-таки приеду. Короче, тут все сложно, но мама — единственный известный мне кровный родственник.

Вы только посмотрите на меня!

Минуту назад я была уверена, что не расположена к беседам, а сейчас обстоятельно докладывала Антону во всех подробностях о том, куда, зачем и к кому.

Совсем ты, Мирослава, одичала. Тебе так хочется рассказать о себе — после долгих месяцев обсуждений исключительно Алешиного здоровья да раскладов для клиентов. Рассказать любому, кто хоть что-нибудь спросит. И особенно — рассказать Антону, в которого ты влюбилась однажды между чахлыми монстерами.

Прислонившись лбом к вибрирующему окну, я бессмыссленно пересчитывала летящие мимо березки. Середина января — черно-белое время, лишенное ярких красок, скоро наступит пора для рассады, а потом придет весна и цветы в моем саду распустятся. Босой и в тонком сарафане, я буду пить травяной чай в беседке, оплетенной клематисами, и аромат жасмина перемешается с мятным. В моем цветущем саду я не буду чувствовать себя одинокой, не то что внутри января, когда так холодно и тоскливо.

— В своих выступлениях, — проговорил Антон, и показалось, что он стоит у меня за плечом, — твоя мама говорит, что женится, а не выходит замуж, потому что ее кавалер любит собирать пазлы и наводить порядок.

— Ты что, — поразилась я, — фанат женского стендапа?

Я услышала короткий смешок.

— Не сказал бы. Но твою маму смотрю.

Я рассмеялась, а на глазах выступили слезы.

— Ты как королев-лев, Антон. Защищаешь свой прайд. Но я не твоя семья, по крайней мере, недолго ею пробуду.

И запоздало поняла, что для него это не играло особой роли. Бывшие жены Алеши, актуальные жены Алеши — все они находились в ареале его заботы.

Даже если он нас всех терпеть не мог.

— Собралась разводиться? — уточнил он спокойно.

— Ну хотя бы мне не понадобятся алименты, — пробормотала я. — Я не знаю. Уйти сейчас — значит, бросить Алешу в трудные времена, правда? Как будто ты предатель и слабак, а думать так о себе неохота. Остаться с мужем? Но что тогда останется от меня? В любом случае, мне нужна передышка.

Антон не стал ни читать мне нотаций, ни уговаривать, ни отговаривать. Вместо этого спросил:

— У тебя есть деньги? Где ты остановишься? У матери?

— Прекрати немедленно, — у меня от обиды вспыхнули щеки. — Все это тебя не касается. Просто передай, пожалуйста, Алеше, где я, чтобы он не решил, что я пропала без вести. Или это слишком неудобно для тебя — встревать в наши дела?

— Мне все равно. Просто скажи, чего именно ты ждешь от моего брата? Чтобы он испугался, что может тебя потерять? Чтобы он дал тебе время и не беспокоил? Чтобы он…

— Стрелялся из-за меня на дуэли, — перебила я лихорадочно. — Чтобы он бросился вдогонку. Чтобы он дышать без меня не мог! Чтобы он с ума сходил, чтобы он хотел меня, чтобы он боролся за меня! Что? Слишком многого хочу? Так не бывает?

— Мирослава… — боже, ну что за непереносимая беспомощность в этом длинном, поэтапном выдохе.

Я вдруг поняла, что реву уже основательно. Окно запотело от моего дыхания, а березки размазались из-за слез.

Почему так больно?

Потому что я говорила вовсе не об Алеше?

Потому что вдруг поняла, что не будет никаких дуэлей, безумств и любовной горячки?

Что я проживу банальную, обыкновенную жизнь, в которой не найдется места ни одному из великих арканов, обещанных мне таро.

Безысходность, коснувшаяся меня в кафе, выбрала именно этот момент, чтобы накрыть с головой.

Я же хорошая красивая девочка. Почему никто не готов умереть ради моей любви?

Или быть красивой и хорошей недостаточно?

Или все дело в том, готова ли я умереть от любви?

Или пустота внутри меня способна породить лишь пустоту?

— Антон, — проговорила я так тихо, что вряд ли он мог меня услышать. — Ты же всегда исправляешь ошибки брата. Исправишь и эту тоже?

Это было несправедливо — вешать на него еще и такое.

Как будто я приковывала его к себе цепями братских обязательств.

Но мне было плевать.

Плевать, что Алеша на мне женился лишь для того, чтобы мне было удобнее делать его жизнь проще.

Плевать, что Антон к этому не имел никакого отношения.

— Разводись, — вдруг произнес Антон отчетливо и ясно. — Ты не выживешь с Лехой.

И повесил трубку, оставив меня в растрепанных чувствах.

Ровно через двадцать секунд на мою карту упали деньги с сообщением «хорошего отдыха. Не вздумай трепыхаться из-за этого».

Поезд прибывал в Москву в семь тридцать утра.

Я шла по Казанскому вокзалу с легкой сумкой, растерянная и потерянная.

Вечером я заснула, как только слопала РЖД-шный ужин — фирменный же поезд, тапочки и зубная щетка. И забыла написать маме, что приеду.

А теперь было слишком рано.

Звякнуло сообщение: «перейди дорогу на Ленинградский вокзал, есть завтраки в “Хлебе насущном”».

Глупый король-лев.

И тогда я влюбилась в Антона во второй раз.

Занесите в протокол, господа присяжные заседатели: со вчерашней сотней на карте это не было связано.

Ну хорошо, немного.

Но он помнил, во сколько прибывает мой поезд.

Подумал, что я давно не была в столице.

Понимал, что мне понадобится еда и кофе.

Кто бы из вас сейчас не влюбился? Или хотя бы не растрогался?

Во мне, кажется, буйствовал подростковый запоздалый пубертат.

Все, что люди испытывают в шестнадцать, настигло меня в двадцать девять.

Гормоны, помноженные на отчаяние.

Завтракала я долго, пила кофе за кофе, готовилась к разговору с мамой.

Завтра у нее свадьба.

Будет ли она более счастливой, чем я?

В Москве у меня был еще один человек, которого я очень хотела навестить. Подруга бабушки, Анна Викторовна. Они дружили еще со школы и встречались хотя бы раз в год. То мы ездили к ней, то она к нам. В последний раз мы виделись на бабушкиных похоронах, а потом все свелось к поздравлениям на Новый год, 8 марта и Пасху.

К этим мерцающим открыткам в мессенджере.

Старушки ведь просыпаются рано?

«Анна Викторовна, я в Москве. Увидимся?» — написала я, с жалостью спрашивая себя, почему своих друзей у меня так и не появилось.

«Деточка, жду тебя. Адрес помнишь?» — тут же ответила она мне.

И десять алых сердечек.

Маме я позвонила, когда уже вышла из метро в Измайлово.

— Привет, — сказала, недоуменно глазея по сторонам. Как могло все так измениться и в то же время остаться знакомым? — Это твоя дочь, если вдруг ты вычеркнула меня из контактов. Позволишь ли ты завтра быть на твоей свадьбе?

— Славка, — я прямо увидела, как она закатывает глаза и щелкает зажигалкой, — а еще позже ты не могла об этом сообщить? Ресторан ведь уже заказан, все гости посчитаны.