Трудовые будни барышни-попаданки 4 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 17

Дочка нахмурилась. Но тут лицо ее прояснилось, она улыбнулась.

— Хорошо, маменька.

— А сейчас — спать, — сказала я.

Через десять минут мы были вдвоем. Странно, в то время дети постоянно видели, как родители пьют, с гостями или без них. Но Миша только лишь сейчас открыл бутылку коньяка. Налил себе щедро. Я, глядя на его лицо, не стала требовать дамский напиток, а лишь указала на бутылку. Муж налил мне треть своей порции.

— За здоровье Лизоньки, — сказал Миша. Выпил, почти не дрогнув, и сразу же продолжил: — То, что принц Майкл рисует твои портреты, меня не особо радует, но, может, на его заступничество можно рассчитывать в свинской истории?

— Ни на его, ни на заступничество принца Николая, — вздохнула я. — Великие князья навестили меня не только чтобы полюбоваться на корабли и самокат. Но и передать тебе предостережение — не усердствуй.

— И несомненно, сделали это в более вежливой форме, чем мой сегодняшний собеседник, — невесело сказал супруг, наливая еще коньяку.

— Твой тезка?

— Он самый, Михаил Андреевич Милорадович, генерал-губернатор Санкт-Петербурга, — кивнул муж, опять не вздрогнув, будто жаждал и пил воду. — Сегодня я нанес ему визит. По инициативе прямого начальника — Василия Сергеевича Ланского, так что не откажешься. Приехали вместе в особняк на Большой Морской. Тезка встретил в приемной и начал орать профессиональным голосом — на поле боя должно быть слышно, сквозь канонаду и барабаны. Что существуют указания, которых не понимают только мальчишки. Что не допущу, не потерплю, разорю, что и за меньшее неповиновение отправляли на край географической карты.

— А ты? — беспечно спросила я, слегка похолодев. Впрочем, чего бояться, раз супруг вернулся.

— Подождал, когда выдохнет. Сам гаркнул — привлечь внимание. После чего спокойно сказал, что не совершал ни проступков против службы, ни поступков, несовместимых с дворянской честью. И если его сиятельство не сменит тон, то уйду. Но не в отставку, а из кабинета.

Миша опять взялся за бутыль. Уловил мой сочувственный взгляд с легкой примесью укора, налил поменьше.

— Василий Сергеевич, добрая божья коровка, глядел на меня со страхом. А тезка… Сперва как на кровного врага. Потом — как на французский гренадерский полк, идущий в штыки. Благородный человек, не отнимешь. Наконец, уже другим тоном спросил: «Что вам надо?»

Супруг выпил коньяк, печально улыбнулся.

— Отвечаю: «Довести расследование до конца, в том числе и прежде неизвестное обстоятельство: исчезновение женщины, с подозрением на смертоубийство. Ваше сиятельство, я могу прекратить такое дознание только после прямого распоряжения своего начальника, получившего соответствующее распоряжение от государя».

— Умеешь ты сказать, Миша, — вздохнула я. — После таких ораторских красивостей и отправляются на край карты.

— Михаил Андреевич еще немножко посверкал лазерным взглядом. Потом сказал: «Лишь мое благосклонное отношение к одной особе…» И умолк.

Еще и этого не хватало! Я с искренним любопытством уставилась на мужа — продолжай, миленький.

— Я тянуть кота за хвост не стал, спрашиваю: «Речь идет о моей супруге?» Тезка промолчал, но я понял по взгляду: да. Тут Василий Сергеич меня за рукав — пойдемте, пойдемте. Вышли. Он потом еще долго меня уговаривал забыть. Не о разговоре, конечно, о расследовании.

— А ты? — вздохнула я с облегчением.

— Ответил речевым штампом, который так выбешивает филологов, да и тебя, дорогая: «Я вас услышал». Мог бы, между прочим, сказать, что продвинулся в расследовании. Немножко разобрался с этой свинской историей — понял всю структуру и иерархию, всех великих свинских магистров этой сексуальной ложи, например роль некоего герра Хрюкинда, ответственного за самые изысканные извращения, а также прочих господ с характерными псевдонимами…

Миша, забыв о недавних опасностях, рассказывал с энтузиазмом мальчишки-курсанта, впервые участвующего в серьезной операции. Я взяла супруга за руку, погладила, улыбнулась и перебила настолько деликатно, насколько возможно. Извините, такой рассказ коротким не будет, а я за день умаялась, будто с грузом за плечами прокатилась на самокате до центра столицы и вернулась.

— Свинтусы, магистры, десять космических иерархий… Милый, а ты понял, к какому второму сенсационному выводу мы пришли за полчаса?

Михаил Федорович удивленно взглянул на меня, потом рассмеялся:

— Мы выяснили, что к тебе неравнодушен великий князь, а я тебе сообщил, что и генерал-губернатор питает схожие чувства. Да ты не Мушка, ты медоносная пчелка, к которой разные мишки так и тянутся. Между прочим, Сперанского — ты принимала в мое отсутствие — тоже Михаил зовут, да еще Михалыч. Он тебе куры не строил, для полного комплекта?

— Нет, — расхохоталась я. — Другим мишкам — крылышками по носу, а мед только тебе.

И мы обнимались пару минут. Да не стоя, а кружась по комнате, будто не было трудного дня.

— Уф-ф-ф, — наконец сказал супруг, выпуская меня из объятий. — У всех мишек свои интересы, и мне почему-то кажется, что Михаил Павлович намекал тебе не по просьбе Михаила Андреевича. Вот генерал-губернатор мог действовать в интересах великого князя. Но если у каждого из них своя мотивация, я не удивлюсь.

— И я не удивляюсь. Завтра сдвинем все дела, посидим, поговорим. А сейчас…

— Я бы продолжил: «А сейчас пора спать», — грустно заметил муж, — но по тону понял, что осталось еще одно дело.

— И не связанное ни с какой свинской масонской ложей, — тем же тоном заметила я. — Ведь начали с самокатного переполоха. Вряд ли придворный агент царицы-вдовы, приставленный Адмиралтейством к странствующему бритту, хотел разбить у меня зеркало головой несчастного мальчишки.

— Ну да, — кивнул муж. — И конечно же, сбежались все, от гостей до прислуги. Даже не спрашиваю, а кто в лавке остался — кто наблюдал за помещениями, куда гостям вход воспрещен? Никто. Ты с тех пор была в конторе-кабинете?

Эх, Миша мой — Пуаро, только усы покороче. Сама об этом подумала, но не решилась бросить гостей.

— Если бы гаденыш поджег кабинет, то мы бы узнали через пять минут, а если он нассал на ковер, убрать не поздно, — беспечно заметила я.

— Пошли, — сказал муж с обычным спокойствием, как всегда, когда предстояло какое-то очень неприятное, но неизбежное дело.

И мы направились по коридору. Идти не так далеко, но на душе стало муторно и пакостно. Будто идешь в ограбленную квартиру.

Дура я или не дура? Кабинет был конторой-дублем основной конторы в соседнем корпусе и запирался только на ночь. В другое время, если бы я отошла, а гость направился в кабинет, любая горничная вежливо поинтересовалась бы, куда он идет, и сопроводила в приемную, подождать. В кабинете брать особо нечего — деньги, бумажные и звонкие, акции компаний и прочие компактные ценности, включая, между прочим, некоторые чертежи, хранились в несгораемом, невзрываемом и невскрываемом шкафище с цифровым замком.

Так что незваный визитер мог только нагадить. Вот понять бы как.

В коридоре уже были зажжены газовые лампы. Нет, их изобрела не я, а господин Кулибин. Наш всеобщий любимый «дедушка Иван Петрович». Мы застали самый излет его жизни в Нижнем, но сумели продлить ее уже почти на шесть годков. Спасибо доктору Пичугину и новому смыслу, который получил старый изобретатель на склоне лет.

Я разглядела чуть приоткрытую дверь в кабинет и печально кивнула: да, кто-то был.

— Вряд ли на пороге граната-растяжка, — сказал муж, уловивший мою эмоцию, — но войду первым.

Когда я вошла, супруг уже засветил все лампы, бормоча: «При осмотре нужно паникадило». Я улыбнулась. Он всегда так говорил, зажигая и люстру, и настенные светильники, когда мы жили в эпоху электричества.

— На полу чисто, — заметила я.

— Так-так, — бормотал дорогой, тяжело дыша, как сеттер, рвущийся с поводка. — Каждый прокурор — немного опер. Сейчас вспомню вчерашний вечер в этом кабинете… Что же исчезло… Ничего не исчезло, зато появилось. И кого эта дрянь хотела провести?