Девушка по имени Каламити (ЛП) - Лори Даниэль - Страница 2

— Что происходит? — бабушка закричала со своего тюфяка в углу.

Я оглядела женщину, задаваясь вопросом, что могло причинить ей такую сильную боль, когда поняла, что у нее в руках одну из моих серебряных манжет. Мой взгляд метнулся к моему запястью, чтобы проверить, было ли то, что я увидела, на самом деле реальным. Я чувствовала себя так, как будто я была голой, когда смотрела на свое обнаженное запястье, украшенное линией загара. Ощущение того, что оно было снято, было освобождающим, и все же у меня в животе крутились дурные предчувствия.

Женщина попятилась, сбросив книгу со стола, на который она опиралась, и посмотрела на дверь. Я хотела сказать ей, чтобы она забирала ее и убегала, но после секундного раздумья передумала. Бабушка была бы в ярости, но на самом деле, женщина выглядела так, будто не могла ходить, не говоря уже о беге.

Я поднялась на ноги, чтобы встать перед дверью. Я свирепо посмотрела на Бенджи, нашу черную овчарку, когда он дремал в углу. Он был ужасной сторожевой собакой.

— Что, во имя Алирии, происходит, Кэл? — бабушка кричала, обеспокоенная настолько, что встала со своего тюфяка, чтобы посмотреть на сцену.

Ее раздраженное выражение сменилось недоверием, когда она заметила женщину. Ее испуганный взгляд переместился с манжеты в руке женщины на мое обнаженное запястье.

Бабушка двигалась быстрее, чем я когда-либо видела прежде, и вырвала наручник из руки женщины. Она надела его обратно на меня с такой силой, что я поморщилась и потерла больное запястье.

— Ты идиотка! — закричала она на женщину.

Я чуть не сделала шаг назад от ее тона. Никогда раньше я не видела, чтобы она так реагировала. Женщина молчала, схватившись за живот, ее глаза расширились от боли.

Когда я наблюдала, как бабушка носится по маленькому коттеджу, хватая разные предметы со своих столов, в моем животе образовалась нервная яма.

— Бабушка, что происходит?

Она проигнорировала меня, сосредоточив все свое внимание на отрывке из одной из своих книг, ее палец лихорадочно двигался вниз по странице. Она взяла несколько трав, которые были у нее в одном из кувшинов, и бросила их в огонь. Она стояла ко мне спиной, и я услышала, как она тихо напевает, а затем наступила тишина.

Прерывистое дыхание женщины и потрескивание огня в очаге были единственными звуками, от густого напряжения в воздухе у меня выступил холодный пот.

Мое внимание привлекла дрожащая фигура женщины, когда она соскользнула на деревянный пол.

— Ей действительно нужна помощь, — сказала я неподвижной, но напряженной спине моей бабушки.

Я не знала так много об исцелении, как она, иначе я бы взглянула на эту женщину. Люди со всего Алжира приезжали к бабушке, когда болели. Я кое-чему научилась, наблюдая за ней то тут, то там, но она никогда не учила меня многому так, как мне всегда хотелось. Я предположила, что это потому, что у меня не было магии. У моей бабушки была здесь какая-то цель; я не была так уверена, что у меня была.

Бабушка лечила всех, независимо от того, могли они заплатить за это или нет, и именно поэтому мое сердце забилось в замешательстве, когда она сказала:

— Я надеюсь, что она умрет за то, что сделала!

Она, наконец, отвернулась от огня, чтобы свирепо посмотреть на женщину.

— Что с тобой не так?

Я смотрела на нее так, как будто она была моей внучкой, а не наоборот. Должно быть, это был сон. Вся ситуация была слишком странной, чтобы быть реальной.

— Я надеюсь, что ты страдаешь, Рейна! Потому что ты только что вынесла смертный приговор своей дочери!

У меня отвисла челюсть, когда я посмотрела на больную женщину. Она была моей матерью? Женщиной, которую я не видела двадцать лет, пока была жива? Моя бабушка никогда много не рассказывала мне о ней, и мои вопросы давно прекратились, когда я поняла, что ее никогда не будет в моей жизни. В детстве я представляла себе сотню вариантов знакомства с ней, но такой никогда не приходил мне в голову.

Разве можно лучше впервые увидеться со своей дочерью, пытаясь обокрасть ее?

Я подавила смех, так как не верила, что у меня должна была быть такая реакция. Даже если бы существовала книга правил, я не думала, что эта конкретная ситуация когда-либо была бы указана там. Итак, я стояла неподвижно, тупо глядя в огонь и пытаясь игнорировать тупую боль в груди.

Мои бабушка и мама лишь мгновение смотрели друг на друга, пока беспокойство просачивалось в мои легкие. Тишина была тяжелой и начинала душить меня, но когда я хотела что-то сказать, Рейна опередила меня.

— Прости. Мне просто нужно немного денег, и я уйду.

— Что, на твоей модной маленькой работе в городе сейчас недостаточно платят?

Моя бабушка никогда много не рассказывала мне о моей матери. Но то, что она жила прямо в Алжире, в нескольких минутах езды от коттеджа, вызвало острую боль в моем сердце, более близкую, чем я бы предпочла. Я оттолкнула боль, стиснув зубы, чтобы заменить ее негодованием.

— Мама, я больна. Я больше не могу работать.

Гнев в глазах моей бабушки исчез, когда она восприняла новости.

— По-моему, ты не выглядишь больной. Ты похожа на человека, который выкурил слишком много Полуночного Масла, а потом у него закончились деньги на продолжение.

Моя мать пыталась обокрасть меня, так что не было ничего невероятного в том, что она пристрастилась к Полуночному Маслу. Нет, невероятным было то, что моя мать проститутка.

Или была. Я предположила, что она сейчас не может работать; никто не стал бы так рисковать.

Полуночное Масло использовалось в борделях, чтобы женщины могли избежать реальности незнакомого мужчины у себя между ног. Оно действовало только на женщин, и я никогда не видела, чтобы им пользовались сельские жители, кроме проституток. Я слышала истории о том, как оно уносило тебя в солнечное поле, где все, что ты мог чувствовать, это теплое солнце и высокую траву, ласкающую твою кожу. Ломка была болезненным опытом; я видела своими глазами, как бабушка лечила многих проституток от ее симптомов.

Я всегда знала, что я внебрачный ребёнок. Но теперь я узнала, что я внебрачный ребёнок шлюхи.

Это было не совсем то, от чего у меня скрутило живот. Было много проституток, искавших помощи, чтобы облегчить симптомы абстиненции, которые входили в нашу перекошенную деревянную дверь, и каждая из них была больна по-своему.

У моей матери не было другой причины остаться без работы и денег, если только у нее не было той единственной болезни, которая лишала проституток бизнеса. Оспа. У нее не было симптомов, поскольку на ее коже не было повреждений. Те, у кого проявлялись симптомы, умирали от них, а те, у кого их не было — выживали.

Было ли слишком рано для заметных симптомов? Или моя мать была одной из счастливчиков?

Я смотрела, как ее рвет на пол, и чувствовала, что меня саму сейчас стошнит. Почему моя мать выбрала такой образ жизни? Была ли жизнь шлюхи более захватывающей, чем жизнь по воспитанию ее дочери? Неужели мой отец был просто еще одним постоянным посетителем?

Мои глаза расширились, когда бабушка схватила кожаную сумку, наполняя ее хлебом и флягой с водой. Она собиралась отослать ее прочь? Независимо от того, как я относилась к своей матери, она все еще нуждалась в помощи. Мы никогда раньше не отказывали нуждающимся и не собирались начинать сейчас. Кроме того, учитывая ее нынешнее состояние, моя мать даже не выжила бы в будущем.

— Бабушка, ты не можешь отослать ее.

Она бросила на меня несчастный взгляд, ее карие глаза смягчились.

— Я не отсылаю ее прочь, Каламити.

Моя мать подняла голову, ее брови нахмурились.

— Ты действительно дала ей это имя?

— Я не давала ей имени. Ты дала, Рейна, — ответила бабушка, укладывая маленькое одеяло в кожаный мешочек.

Я в замешательстве не могла понять, почему бабушка собирала вещи и что означал их разговор о моем имени. Я всегда знала, что оно странное. Но предполагала, что бабушка хотела, чтобы я была не такой как все. Когда одна из соседских девчонок назвала меня трагедией, я заткнула ей рот кулаком. Я многому научилась с этим именем и не стала бы менять его сейчас. Я тяжело сглотнула, моя грудь сжалась. Осознание того, что моя мать назвала меня в честь трагедии, было, как ни странно, самой болезненной правдой этой ночи. Я хотела казаться равнодушной к этому, но не могла избавиться от чувства, как будто кто-то только что ударил меня кулаком в живот.