Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 34

Когда я уцепился за сучару, он сразу же начал пытаться вырываться из моих рук. Пришлось, после того, как я уронил помятого жулика, снова приложить его по морде. Но уже рукой и вполсилы. И это, как всегда, помогло договориться с криминалом. Оставшись в сознании козлина, моей непреклонной воле уже не противился и вëл себя прилично.

— Так ты говоришь, что я подыхать буду? — косясь в сторону двери, задал я вопрос секретному сотруднику оперчасти. — Чего молчишь, сучья морда? Отвечай, падла, когда тебя лейтенант милиции спрашивает! — принялся я накачивать себя перед тем, как совершу беспредельное деяние в отношении посягнувшего на моё здоровье гада.

— На х#й иди, мусор! — прошамкал разбитым ртом, продавший родине свою священную воровскую идею, уголовник, — Один хер, удавят тебя! Не свои, так наши на пересылке удавят! — он даже попытался мне улыбнуться.

Его глумливой гримасы мне хватило, чтобы восстановить в своей душе равновесие.

И не скупясь на размах, я еще раз засадил грубияну по рёбрам. Но уже с левой ноги. Он выпучил на меня глаза и, захрипев, обмяк. Завалившись боком на пол, жулик в ужасе смотрел на меня. Он даже попытался отползти по узкому проходу в сторону двери.

Испугался он не побоев. Наверное, по моим глазам он примерно понял, что сейчас с ним случится. И изо всех сил постарался этого избежать. Из-за нанесëнных травм кричать ссученный не мог физиологически, хотя и делал такие попытки. Я прямо по лавке обошел его и очередным футбольным ударом скорректировал его местоположение, отшвырнув от двери. Обратно, к его, уже не шевелящемуся другу. Потом расстегнул молнию на своих джинсах и достав коммуникатор, направил струю на голову паскудника. В ответ снизу раздался утробный вой попавшего в капкан дикого зверя.

— Я тебя, тварь, сейчас еще и в парашу головой окуну! — успел пообещать я жулику продолжение его гражданской казни. Нисколько и не на секунду не сомневаясь, что так и сделаю. Весь врождëнный и благоприобретëннй гуманизм исчез из моего сознания вместе с брезгливостью.

Но в этот момент лязгнул замок и дверь в «хату» распахнулась на всю доступную ширину.

В камеру влетели четверо. Один был одет по гражданке, а остальные трое были по форме. Тот самый капитан, что угощал нас с Асташкиным чаем и старшина с сержантом.

Меня, опять не дав до конца справить малую, но социально обидную нужду на поверженного сексота, грубо оттолкнули в сторону. И, опять же, не дав застегнуть штаны, тотчас начали грубо выкручивать руки.

В совсем еще недавно, почти тихой, как украинская ночь «хате», теперь стоял невероятный гвалт. Кричали все. Надрывались, как резаные, гражданский и капитан. И даже нижние чины визжали, словно при трудных родах через анус. Но все они благим матом почему-то орали именно на меня. Причем, блага в их воплях во много раз было меньше, чем мата. Свойственного всем тюремщикам. Грубого, злобного и сверх всякой меры изощрённого.

Не ругался на меня в сем скорбном помещении только один человек. Этим смирным существом был свежеобоссанный мною и еще совсем недавно грозный жулик.

Неудобно изогнувшись из-за сильно вывернутых рук, я всё же смог приподнять голову и взглянуть на него. И увидел, как мелко трясутся плечи офоршмаченного блатаря. Некогда злобный и крученый, как поросячий хвост, он претерпел кардинальные изменения. Подсадной босяк, всхлипывая, по-детски плакал. С тихой обреченностью и ни на кого не обращая внимания. Ни на меня, ни на суетливо хлопочущих ментов. Ни, даже, на своего рядом лежащего бездыханного кореша. Остывающего в луже своей крови и милицейской ссанины. Этакая вот метаморфоза. Ну да ничего уже не поделаешь. Н-да…

— Ты, что, сука, натворил?!! — утратив над собой контроль, визжал на меня седовласый капитан, — Ты же его убил! И второго тоже покалечил! — он энергично тыкал вниз пальцем на труп и на всё еще хнычущего босяка.

Выглядел мой возмущенный коллега по внутренним органам так, будто бы он вот-вот кинется на меня с кулаками.

— Ну, если уж на то пошло, то это не я сука! — насколько это было возможно, из своей позы «зю» возразил я оперу ИВС, — Это они суки! Я про то, что твои подсадные агенты суки, а никак не я! Кстати, они по твоему ведомству оформлены или тебе их одолжили на эту внутрикамерную? Впрочем, это уже всем похер, крайним теперь всё равно ты будешь! — под конец своей пламенной речи успокоил я собрата по внутренним органам.

Капитан смотрел на меня и, шумно втягивая воздух ноздрями, собирался с мыслями.

— А ну отпустили, у#бки! Быстро отпустили, кому сказал! — уже во всю глотку рявкнул я на удерживавших меня старшину и сержанта. — Через час вместе с этим вот мудаком в соседней камере сидеть будете!

Кивнуть на капитана я по объективным причинам из своего скрюченного положения не смог, но я надеялся, что все и так поняли, кого я в полный голос только что объявил мудаком. Нарушив все мыслимые и немыслимые нормы субординации, прописанные в Положении о прохождении службы в МВД СССР.

К моему удивлению, первым ослабил хватку относительно немолодой старшина. А потом уже и сержант, глядя на него, от меня отцепился и даже отшагнул в сторону. Я с облегчением разогнулся, потирая ноющие плечевые суставы.

— Я до Генерального прокурора СССР дойду, чтобы вас, блядей, по приговору в Тагил отправили! — со всей неукротимой злобой, какую только смог изобразить на своём лице, продолжил буйствовать я. С удовлетворением убедившись, что обошлось без вывихов. — И только попробуйте отпираться от того, что прекрасно знали, что я сотрудник милиции! Я тогда забью хер на службу и в Москву поеду. И там поселюсь! Безвылазно буду в ней жить, пока все инстанции не обойду, и ко всем первым руководителям на приём не попаду! От Генпрокуратуры и МВД до Комитета партийного контроля!

Присутствующие, как загипнотизированные бандерлоги, молчали и оторопело таращили на меня глаза. А я уже вошел в раж и останавливаться не хотел. Видимо, сказалось нервное напряжение непростых последних суток.

— Вы, придурки, справки обо мне наведите для понимания того, что всё оно обязательно так и будет! Бараны тупые! В этом городе только ленивый не знает, что моя тётка с членом Политбюро ЦК КПСС Арвидом Яновичем Пельше долгое время работала! И, что они до сих пор дружеские отношения поддерживают! — злобно сверкая глазами, в полной тишине завершил я свой наводящий ужас монолог.

— Успокойтесь, Корнеев! Пожалуйста, прошу вас, успокойтесь! — подал голос гражданский, первым пришедший в себя через полминуты, — Не то это место, чтобы кричать здесь такое! И, чтобы фамилиями членов Политбюро бросаться! — громко шипел не прямо на меня, а немного в сторону товарищ, — Предлагаю пройти в кабинет начальника ИВС и там продолжить этот разговор!

То, что я сейчас услышал от этого кренделя, мне понравилось. Я даже повеселел. Если для дальнейшей беседы он предложил кабинет начальника этого богоугодного заведения, значит, мой истерический экспромт удался. Иначе, меня опять бы отвели в унылые капитанские хоромы.

— Что ж, тогда ведите меня в кабинет начальника, таинственный незнакомец! — вспомнив Остапа Ибрагимовича Бендер-бея, весело подмигнул я непонятному мужику с бескрайними полномочиями.

В ответ он как-то неуверенно заморгал. А потом он посмотрел на лежащий в обширной луже крови труп. И на забитого беспощадной чехословацкой обувью жульмана. И только после этого поднял растерянный взгляд на меня. Не увидев на моём лице присущей данным обстоятельствам скорби или хоть какого-то раскаяния, гражданский товарищ стал еще более серьёзным. Затем он развернулся и безмолвно шагнул к двери. Стараясь не наступать в потёки и пятна искупительной крови.

А я двинулся за ним, не разбирая дороги. Всё равно мои уже осквернённые «Цебо» и обе штанины джинсов были заляпаны босяцким гемоглобином. А ведь я вроде бы всего один раз ударил с ноги по фэйсу представителя криминалитета. А, может, и не один. Разве всё упомнишь в такой мешанине? Да и ну его на хер! Не время сейчас этой фигнёй голову забивать!