Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 27

Народ жадно слушал наш диалог и встревать в него не торопился. Ибо все знают, что совершить ошибку в «хате» легко, а вот исправить её почти невозможно. И нести её придётся через всю свою босяцкую жизнь. Другое дело, если укажут старшие. Кого и как рвать. Или не рвать.

— Так среди нашего брата тоже паскуды встречаются! — не счел я возможным оставлять выпад мосластого жулика без ответной колкости, — Ты же сам понимаешь, что меня сюда закрыли, чтобы ссученных бродяг на меня натравить! Вот мы все и посмотрим, кто тут люди порядочные, а кто на продажных ментов работает! И я очень надеюсь, что таких дырявых сук в этой «хате» нет! — упёрся я тяжелым взглядом в глаза-буравчики того, которого я как раз такой сукой и считал.

И опыт, и чуйка, и ситуация давали понимание, что Васильича подвели именно под меня. Приходилось идти по краю, но ситуация сложилась таковой, что отмалчиваться было бы себе дороже. Да и терять мне нечего, потому, как было понятно, что мосластый старшой в курсе моей принадлежности к МВД. С учетом того, что привезли меня совсем недавно, такое его знание наталкивало на определённые мысли. Никакой «сарафан» еще сработать не успел. Да и какой тут «сарафан», если я не с этапа? Да и вообще, ни разу не из криминальной среды!

Для чего меня засунули в этот вонючий клоповник, заселённый не б/с, то есть бывшими сотрудниками, а уголовниками, я даже не догадывался. Я знал. И знал абсолютно точно. Так же я хорошо понимал, что без милицейской помощи прокурорские товарищи даже самую простейшую внутрикамерную разработку осуществить не в состоянии. Для этого у них элементарно нет ни ресурсной возможности, ни оперативной квалификации. Но сейчас меня волновало только одно. По какой схеме со мной будут работать. Разводить или ломать? В первом случае требовалось время, которого у засадивших меня сюда упырей было не шибко много. А вторым пунктом было то, что им никак не обойтись без грубой физической силы ссученных уголовников. Ну и само собой, без полной лояльности охраны.

Я, как мог, подогревал свою уверенность в том, что больше семидесяти двух часов меня в этом чулане не продержат. Во-первых, всё то, что мне пока вменяют, никак не тянет на реальный срок. Значит, в суд они меня направлять не собираются. Даже, как оказалось, при заангажированной до беспредела прокуратуре. А во-вторых, я успел сунуть Дергачеву бумажный комок с запиской для Паны. В том, что она не только задействует все свои личные рычаги, но и известит о случившемся Эльвиру, я ничуть не сомневаюсь. Лишь бы подполковник не забздел помочь своему до края борзому лейтенанту.

Со шконки слез парень, громко проявивший своё недовольство тем, что я мент. Был он моего возраста или чуть старше. Пройдя к такому же баку, но в противоположном углу камеры и стоявшем не на каменном приступке, как питьевой, а на полу, он открыл крышку. Из угла уже через секунду-другую резко пахнуло к «сплаву» смрадом застоявшейся мочи. Излившись в бачок, жулик накрыл его. Спросив разрешения у мосластого, он сел напротив него, ко мне спиной.

— Нет, Васильич, я точно тебе говорю, не опознает меня терпила! — продолжил он, как я понял, начатый еще до моего водворения разговор, — Не было меня там, бля буду! — небрежно и даже как-то машинально перекрестился он.

— Ну, коли не опознает, то и радуйся тогда! — добродушно ответил ему лошадинозубый Васильич, — Считай, что свезло тебе. Тогда сразу после очняка следак тебя нагонит на волю! Переведёт под подписку и гуляй босота! — хмыкнул он заваливаясь на шконарь, головой на сложенное поверх подушки шматьё.

Слава богу, значит, со мной решили работать по самой лайтовой версии. Потому и профессией моей ссученные жулики меня не попрекают в своём приличном камерном обществе.

Впрочем, ничто им, то бишь, засунувшим меня в каталажку товарищам, не мешает обострить ситуацию. Причем, в любой момент. Стало быть, по возможности нужно как-то подыграть ребятам и отвлечь их. Потратив какую-то часть их времени из начавшихся уже истекать трёх суток. Пусть порадуются, что объегорили молодого и наивного следака. Но спать все эти ночи всё равно буду вполглаза. Хрен их тут знает! И, что на уме у них, тоже никому неизвестно.

Остальные четверо сидельцев постепенно расположились за столом и назвались без кликух, по именам. У каждого из них я заметил на руках художественные отметины, которые свидетельствовали о том, что соседи мои люди сплошь заслуженные. Что по ленинским местам они хаживали. И некоторые не по одному разу. Все они были старше меня.

— Чифирнём? — заискивающе, с вопросом-просьбой обратился косоглазый Витёк к Васильичу, — Чтобы до отбоя еще разок успеть?

Если бы у Витька был свой чай, то он спрашивать разрешения ни у кого не стал бы. Предложить мог, а спрашивать нужды бы не было. А поскольку ни у кого другого он не поинтересовался на этот счет, то, значит, только у желтозубого есть запас заварки. Это я тоже отметил в своем мозгу. ИВС не тюрьма, с колобухами тут сложнее, да и мало, кто из близких уже успел сориентироваться и заслать сюда передачу. Но у желтозубого почему-то при себе чай уже есть. Н-да…

— Тогда крути дрова! — не стал возражать держатель стратегического запаса арестантского допинга, — И простынь тогда твоя!

У меня упали в никуда остатки и без того убитого настроения. В ближайшие полчаса, пока не проветрится, предстояло вытерпеть тяжкий и вероломный удар канцерогенными токсинами по моим несчастным лёгким.

— Погоди, Васильич! — подал я голос, — Давай, я дровами займусь?

Мужик обернулся и удивлённо воззрился на меня. Видимо, никак не ожидал, что я проявлю инициативу в решении такого насущного и специфического вопроса.

— Валяй! — отмерев, не стал он противиться, копошась в своём сидоре и доставая из него початую пачку байхового. — Только, смотри, чтобы хватило на полный сиротский кругаль!

Я поднялся с лавки и, перешагнув через нее, пошел к полке, на которой располагался «колхоз».

Там я взял алюминиевую казённую шлёмку, каким-то образом утаённую от сдачи вместе со всей грязной посудой после хавки. Она оказалась чистой, но с несколькими кусками серого хлеба. Выложив хлеб на застеленную газетой полку, я осмотрелся. И двинулся к каменному приступку, на котором стоял бачок с водой. Зажав миску в руках поудобней и покрепче, я начал шоркать её кромкой по камню. Полы, и особенно у входа в камеру, были гораздо удобнее для заточки отвальцовки миски. Но проявив опаску, что жулики могут посчитать такие мои действия неуместными, рисковать я не стал. Тот же Витёк запросто может возмутиться, что чистую посуду я запарафинил об пол, по которому все ходят от параши.

Намудохавшись до мокрой спины, я всё же заточил кромку шлёмки до необходимой остроты. Завернув матрац на нижней шконке, я приступил к заготовке экологически чистых дров. Начал со стороны стены. Откалывая щепу нужного размера от прикрученных к металлическому каркасу нар досок. Дыму от них будет не меньше, чем от туго закрученных в полиэтилен тряпок, но моим лёгким он обойдётся гораздо дешевле. Горящие тряпки и полиэтилен, это настолько грустно, что прежний мой опыт из девяностых, своей печалью помнится мне до сих пор.

— Бывал у хозяина? — перехватил я недоумённый взгляд желтозубого.

В ответ я неопределённо пожал плечами. Никто не имеет права, сидя на соседних нарах, лезть в душу другого арестанта и настаивать на каких-либо ответах, пока тот не упорол косяк.

— Диван, давай к «роботу»! — теперь уже распорядился косоглазый Витёк, принявший из моих рук пучок разноразмерной щепы. — Должно хватить! — жизнерадостно подмигнул он мне, очевидно в предвкушении вожделенного чифира, забыв на время, что я ненавистный мент.

Диваном оказался тот самый парень, который квартировал на втором этаже над многоопытным Васильичем. Он кинул осторожный взгляд на желтозубого и, не встретив возражений, подойдя к глазку, встал на стрёме, заодно заслонив обзор вертухаю.

Витёк и мосластый Васильич доверять ответственный процесс подъёма чифиря никому не стали и отошли в угол к «колхозу». Там они начали колдовать над приготовлением «блатной каши».