Спецхран (СИ) - Прягин Владимир - Страница 44

Алексей прикинул расклад:

— На вашей ветке кооперации между странами пошла лучше?

— Грубо говоря — да, хотя там всё в комплексе развивалось. Одно тянуло за собой другое. Для иностранцев, которых пригласили в Россию на следующий конгресс, решили организовать экскурсию по Уралу. Всё это курировалось правительством, выделялись большие деньги. Железную дорогу начали ускоренно расширять, первую в регионе. Её только что достроили, как раз в семьдесят восьмом — из Перми в Екатеринбург.

— А в нашей реальности такой экскурсии не было?

— Была, но на шестнадцать лет позже и при других обстоятельствах. А у нас её подготовка шла ещё при Александре Втором. Он лично проявил интерес. Активнее стал общаться с учёными и промышленниками. И, может, как раз поэтому экономические реформы пошли быстрее. Я понимаю, что в моём изложении всё это слишком прямолинейно выглядит и топорно. Почти как в комиксе. Но чтобы убедительно изложить, нужна как минимум диссертация, а не двухминутный рассказ.

— Ну, общее направление я понял, надеюсь. Хотя вопросы остались. Ты говоришь — реформы ускорились при царе. Но революция-то у вас произошла всё равно? Иначе откуда взялся Союз?

— Буржуазная революция у нас случилась намного раньше, потому что капитализм развивался бурно. А потом и социалистическая. Причём обе — без крови. Тем более что международная обстановка была к тому моменту спокойнее, чем у вас. Глобальный кризис был тоже, но не перерос в побоище. Удержались на грани.

— Надо же…

— Да, вот так. Но я ещё раз подчёркиваю — не ищи тут слишком явных причинно-следственных связей. Конгресс геологов — это не пресловутая бабочка, которая спровоцировала вал изменений. Это скорее первая веха, где изменения стали чётко заметны. Самая глубокая точка в прошлом, где мы можем отследить тень из будущего.

— Блин! Ну, ты загрузила.

— Сам напросился.

Она выключила компьютер и встала из-за стола:

— Пойдём. Пора встречать Настю.

Они вышли из квартиры. Спускаясь в лифте с хромированными стенами и чисто вымытым зеркалом, Алексей вдруг припомнил:

— Кстати, про тысяча восемьсот семьдесят восьмой. Не знаю, как тут у вас, а у нас на ветке в этот году Минводы были основаны. Тоже эхо из будущего? Или чистое совпадение по принципу «иногда банан — всего лишь банан»?

— Не знаю. Может, и эхо, а может, и совпадение. Для нас, по-моему, разницы нет в практическом плане. А про банан я боюсь даже переспрашивать. Краснею заранее.

— Это из анекдота про Фрейда.

— Кто такой Фрейд?

— Понятно.

До станции дошагали без спешки. Вместо визгливого, переполненного базарчика там стояли аккуратные павильоны. Вокзальное здание оказалось по форме почти таким же, как в параллельном мире, но выглядело опрятнее. Вдоль рельсов росли подстриженные кусты.

Стоя с Анной в торце перрона, Алексей сказал:

— Раз уж начали, давай всё-таки проясним до конца. Вот несколько дней назад мы заглянули в мир «немножко в стиле Андропова». И я у тебя спросил — а твой социализм как привязан к той четвёрке генсеков? Чья он проекция? Ты ответила, что есть версия, но объяснить не успела — нас отвлекли.

— Да, — подтвердила Анна, — версия есть.

— Главное, — продолжала она, — не забывай, что участники того саммита на вокзале важны как символические фигуры. Именно в этом смысле появляются их проекции в информационном поле. И, соответственно, ветки в пространстве-времени.

— Да, я помню, ты говорила. Проецируется не реальный Андропов, а его образ в коллективном сознании.

— Теперь давай подробнее глянем, как проходила встреча в Минводах. Есть поминутный хронометраж. И да, эти четверо какое-то время общались в своём кругу, без свидетелей — Брежнев, Андропов, Черненко и Горбачёв. Охрана присутствовала поблизости, но её в расчёт не берём — в разговоре она никак не участвовала.

— Логично.

— Но был один короткий момент, который для классического историка с вашей ветки тоже не имеет значения. Хотя важен в символическом смысле.

— Ну-ка.

— Отмотаем мысленно плёнку чуть-чуть назад. Вот прибывает поезд с генсеком. На перроне его ждёт Горбачёв — он первый секретарь крайкома, то есть партийный босс на региональном уровне. Рядом стоит Андропов. Он приехал из Кисловодска, из санатория, чтобы поддержать Горбачёва. Два будущих генсека — в наличии. Но кроме них и охраны есть ещё один человек на перроне. Иван Тихонович Таранов, председатель крайисполкома. В тамошней иерархии он — рангом заметно ниже, чем Горбачёв. Но тоже местный руководитель, поэтому присутствовать должен. Протокол требует.

— Таранов? — переспросил Алексей. — Фамилия ничего мне не говорит.

— Если формулировать упрощённо, он — главный администратор края, а Горбачёв — главный идеолог и контролёр от партии. Поэтому Горбачёв стоит выше и находится на виду. На тот момент у вас даже в конституции закреплено главенство КПСС.

— Это да.

— Ну вот. Поезд останавливается. Из вагона выходит Брежнев, следом за ним — Черненко. Таранов здоровается и отходит в сторонку. Находиться в этой компании ему не по чину. Но формально он поучаствовал в саммите напрямую.

Алексей взглянул удивлённо:

— Свой социализм вы считаете проекцией этого эпизода?

— Господствующая теория — вот такая, хотя стопроцентно не знаем. Таранов, естественно, тоже был членом партии и функционером, но занимался больше хозяйством. И карьера у него соответствующая. В молодости — замдиректора машинно-тракторной станции, затем директор совхоза, ну и так далее. Закончил сначала техникум, потом заочно два института — сельскохозяйственный и педагогический.

— Это, конечно, круто, но…

— Дело даже не в этом. Нас ведь интересуют символы, а не конкретные персоналии. И вот тебе символ — практик-хозяйственник тихо отходит в сторону, а в центре внимания остаются те, кто нацелен на высший партийный пост. Так было у вас на ветке. Но информационные тени отбросили не только генсеки, но и скромный региональный администратор.

— Гм, — сказал Алексей, — и как мы это толкуем? Ваш здешний мир — эта ветка хозяйственников, а не идеологов?

— Если утрированно, то можно и так.

Продолжить расспросы он не успел. Подъехала электричка — голубовато-белая, с вытянутой обтекаемой мордой. Раздвинулись двери, перрон заполнили пассажиры. Показалась и Настя.

Она тоже была худая — но, в отличие от Анны, не хрупкая, а спортивная. Напоминала легкоатлетку, бойкую спринтершу. На ходу едва не подпрыгивала, переполненная энергией. Волосы у неё были светлые и короткие, наряд предельно простой — льняное платье-миди без рукавов, кроссовки.

— Ага! — провозгласила она. — Приветик. А я вас увидела прямо сразу. Стоят такие серьёзные, деловые, все из себя…

— Не тарахти, — попросила Анна. — И познакомься — Лёша.

— Знакомлюсь, куда ж я денусь. Ну, ничего так. — Настя критически его оглядела. — Но вообще, Анька, ты меня удивила. Это ж надо было додуматься — дружка себе притащить аж с той стороны. А такая вроде тихоня-мышка…

— Я сама себе удивляюсь.

— А ты, друг ситный, — сказала «спринтерша» Алексею, — не стой, рассказывай. Ты, значит, капиталист? Настоящий?

— Натурпродукт. Без консервантов и ГМО. Потомственный эксплуататор.

— Смотри у меня, потомственный. Если обидишь Аньку…

Она поднесла к его лицу кулачок. Анна тяжко вздохнула и изобразила фейспалм. Последние пассажиры, спускавшиеся с перрона, хихикали, проходя мимо них. Электричка, тронувшись мягко, скрылась за поворотом.

— Да уж, подруга, — не унималась Настя, — ты у них, получается, почти неделю барахталась. Ну, и как оно? Чем вы там занимались?

— Ну…

— Разгадывали шарады, — подсказал Алексей, — и в города играли. На раздевание.

— Уже неплохо. Кто выиграл?

— Я, конечно. Аня поддавалась всё время.

— Я вам тут не мешаю? — спросила Анна. — Может, вы пока пообщаетесь, а я посижу где-нибудь в вокзале?