Русская война. 1854 (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 43

[1] Это не придумка главного героя. Осветительные ракеты с парашютами входили в базовую комплектацию того, что выпускал для императорской армии господин Константинов.

[2] Главный герой имеет в виду магний. Еще в 1829 году А. Бюсси смог его очистить, так что в небольшом количестве для осветительных ракет достать его было не так и сложно.

Я лечу.

Новостей от Волохова по нашему совместному производству пока нет, тренировки пехоты и учения артиллерии по стрельбе с закрытых позиций идут без моего участия. С медициной тоже удалось найти человека, которого заинтересовали мои идеи. И ведь как просто вышло! Утренний насморк помог получить бактерии, а смесь плесени с яблок и хлеба дала с ними реакцию. В общем, я прямо вечером отнес посветлевшую слизь Гейнриху для исследований, и тот сразу понял, что может дать подобное открытие.

Пришлось, правда, потребовать от доктора, чтобы тот главным образом думал не о науке, а о том, как можно выделить побольше этого вещества в свете увеличения числа раненых уже в самое скорое время. Но, кажется, он понял. По крайней мере, когда мы встретились во время тренировочных штурмов, Гейнрих похвастался, что поместил уже больше тридцати образцов моей плесени в разные среды и ждет результатов.

А я лечу!

Сегодня мы доработали парашют, который ставили на осветительные ракеты, до того, чтобы его мог использовать человек. Увеличили размах крыльев шаро-дельтаплана, и я разрешил первый полет без страховочного троса. Разрешил и первым же полез под уже третью модификацию «Карпа». Потому что никто из местных, даже Степан с его десятком полетов, еще не осознавал всей опасности того, что при этом происходит. А я точно не буду рисковать просто так. Проверю управляемость, зафиксирую сам факт взлета и посадки — и хватит.

Первое прошло без особых проблем. Шаро-дельтаплан заполнили теплым воздухом, и я медленно оторвался от земли. Потом с помощью еще закрепленного каната дежурный конь чуть разогнал меня вдоль берега, и я дернул за какой-то хитрый морской узел, отпуская себя в свободный полет. Дело осталось за малым… Проверить возможности вертикального и горизонтального маневра с учетом легкого ветра, а потом посадка в намеченной точке. Желательно до того, как меня снесет куда-нибудь не туда.

Вот только… Я лечу!

Сердце заходилось от восторга, в ушах свистело. Стекла в специальных очках немного искажали картинку, но как же это было красиво. Весь мир словно на ладони. Город, море, холмы — я случайно поймал восходящий поток и поднялся чуть выше. Стало холоднее, но… Теперь я видел еще дальше. Дома с разноцветной черепицей, люди словно трудолюбивые муравьи. На какой я высоте? Метров двести? Если взлететь еще выше, то точно увижу и наших врагов. Их укрепления, передвижения отрядов…

Я несколько раз выдохнул, беря себя в руки. Увижу, и что? Сейчас я не смогу ничего сделать, а чтобы смог, именно для этого и летаю.

Окончательно успокоившись, я вытянул руку с красным флажком и просигналил для наблюдателей с земли свой будущий маневр. Теперь можно потянуть один из управляющих канатов, на который закреплены плоскости правого крыла. Один оборот и закрепить на специальной рукояти! Элерон опустился на пару сантиметров, сопротивление воздуха с этой стороны стало больше, и «Карп» начал поворачивать. Не потому что так случайно получилось, а потому что я так захотел!

Возможно, можно было бы уже обойтись без шара. И даже без элеронов — в мастерской уже лежали чертежи самого обычного дельтаплана: одно крыло, для управления которым нужны лишь крепкие руки и ясная голова… Вот только, если я хочу думать о будущем, не просто подняться в небо, а покорить его — тогда нужно нарабатывать для этого технологии. И рабочее крыло — одна из них.

Я попробовал поворот влево — тоже все хорошо. Потом пришел черед вертикальных маневров. Два элерона вверх, и «Карп» опускается, вниз — и нос аппарата начинает задираться к солнцу. Все очень неспешно, наверно, в этот момент меня мог обогнать идущий по земле человек, но… Я летел!

— Аха-ха-ха-ха! — из груди вырвался смех. Как же я теперь понимаю Степана, который постоянно улыбается, оказавшись в воздухе.

«Карпа» тряхнуло резким порывом ветра, меня разом снесло на десяток метров в сторону моря. Я мгновенно успокоился и покрылся потом. Только сейчас пришло осознание, что подобный полет очень сильно выматывает. Я в воздухе всего пять минут, а тело ноет, словно после дневного перехода. Вцепившись руками в переднюю скобу, я старался компенсировать удары ветра. Заодно сбросил рули, выравнивая полет, и, кажется, тряска закончилась.

Спускаться?

Вместо этого я снова вытащил флаг и показал, что буду пробовать более резкие маневры на два оборота управляющих канатов. И вот «Карп» повернул вправо, потом влево, потом меня снова потрясло. Желудок попробовал устроить бунт, но я взял его в руки, поднялся немного повыше, и только потом, задрав элероны вверх, пошел на посадку.

Все страхи разом исчезли. Вернулась радость полета и сосредоточенность от осознания, что меня ждет один из сложнейших маневров. Несмотря на то, что к земле меня направляло буквально несколько сантиметров задранной плоскости крыла, скорость росла очень быстро. Я замедлил спуск и сделал несколько кругов вокруг мастерских, чтобы сбросить скорость. Потом перешел на восьмерки — они сработали еще лучше. Снова снижение, потом резкий поворот элеронов, чтобы замедлиться еще больше — не вышло.

Кажется, было ошибкой приземляться по ветру — точно не с текущими возможностями по управлению полетом. Я выровнялся, навернул еще один круг и на этот раз попытался затормозить против ветра. Еще одна удачная идея[1], скорость ощутимо упала, нос «Карпа» начал задираться вверх, и я тут же рванул аварийный клапан, резко выпуская воздух из шара, а сам соскользнул по скобам вниз. Секунда, и земля ударила в ноги. К счастью, я держал их в напряжении, чуть согнутыми в коленях, и даже успел немного присесть, компенсируя силу удара.

Ко мне тут же подбежал Степан, подхватив стропу клапана, которая сейчас удерживала шар от новых полетов. Через мгновение его сменил мичман Уваров с помощниками и принялся притягивать «Карпа» к земле, а сам казак сжал в объятиях меня.

— Григорий Дмитриевич, это было нечто! — орал он мне в уши. — Спасибо, что дарите нам небо!

— Спасибо тебе, — ответил я. — Все наработки последних дней показали себя как надо. Да, маневры были медленными, и быстро реагировать на изменение ситуации с нашими тросами просто не получится, но «Карп» летал сам. Поворачивал, набирал высоту… По одному обороту троса, двигающего элероны, выдерживал легко, по два — уже трясло. Три — пока даже пробовать не будем!

— Но летать можно? — обычно спокойный Тотлебен сейчас не особо отличался от возбужденного Степана.

— Без каната? — я задумался. — Пока только в экстренных случаях. Надо будет еще ветер учитывать и… Всем, кто будет получать доступ, сначала придется сдать мне прыжок для посадки, прыжок с парашютом и теорию. Хотя бы одна ошибка в той или иной ситуации, и будем учиться дальше!

— Есть учиться! — рявкнул мичман Уваров.

Лешка, как его называли матросы и казаки, оказался человеком увлекающимся. Впрочем, в летной группе других и не было. Но у этого чертяки еще и мозги словно были заточены под это дело. Если сначала Степан обгонял его за счет общей тренированности тела, то сейчас я бы уже не сказал, кто из них лучше.

В итоге следующий час я в деталях рассказывал, как ведет себя «Карп» в свободном полете. Какие есть опасности, как на них реагировать… Мы записали все это в специальный дневник испытаний, и теперь после каждого нового полета туда будут добавляться новые заметки. Чтобы люди не просто летали, а думали, осознавали, что именно они делают, а вместе с этим искали способы улучшить наших «рыбок».

Закончив с разбором полета, я вернулся к Тотлебену, который с другим инженером, Александром Ползиковым, как раз закончил проверять «Карпа» после полета. Так у нас все обычно и было. Учились сразу и пилотировать шары, и дорабатывать их на земле.