Путь океана: зов глубин (СИ) - Райт Александра - Страница 9

До его слуха внезапно донёсся женский всхлип.

Тонкая фигурка в бирюзовом платье свесилась через борт. Тонкие руки беспомощно подрагивали, вцепившись в поручни. Поднявшаяся качка поставила верденскую в самое плачевное положение…

Поминая недавнюю надменность виконтессы, Витал не сдержал усмешку. Что ж, морская болезнь безразлична к титулам и статусам. Однако если вверенной ему пассажирке и суждено свалиться за борт, то уж точно не с палубы его «Крылатого».

Как назло, вокруг не было ни души. До чего нелепое положение: стоять возле высокородной дамы с натянутой дружелюбной улыбкой в ожидании, когда же её наконец отпустят спазмы морской болезни и оберегать от падения. Будто у него мало других забот.

Только нечеловеческая выдержка и воспитание не дали ему прокомментировать ситуацию. За что Витал себя мысленно крепко похвалил.

В этот раз шляпы на аристократке не оказалось. Ветер же, и так изрядно потрепавший изысканную высокую прическу, очередным сильным порывом уничтожил её вовсе и совсем неучтиво заиграл каскадом длинных светлых волос.

Неожиданно для себя самого Витал подхватил развевающиеся пряди, что буквально сами устремились в его ладони. Мягкость шелковых волн парализовала. Прохладными струями они будто пролились между смуглыми пальцами. Такие светлые, такие неуловимо-гладкие…

Едва виконтесса успела утереться платком и разогнуться,как в тот же миг качка вместе с порывом ветра впечатала бедняжку прямо в грудь капитана. Витал едва удержался на ногах, увлечённый распутыванием собственной кисти из длинных волос пассажирки.

Более нелепой ситуации в своей жизни он припомнить не мог.

Леди что-то прошипела, но ее слова унес очередной порыва ветра. Витал собрался было сгладить неловкость беззлобной мореходной шуткой, когда перевел на глаза на девушку…

… и остолбенел, как если бы увидел призрака.

Её лицо…

— Уна⁈

Его Уна.

Здесь, прямо на борту «Крылатого Марлина».

Во плоти.

Огромные голубые глаза на совсем юном фарфорово-белом лице, окружённом волнами светлых, невозможно-светлых волос. Аккуратные, чуть поджатые пухлые губы…

Мир застыл мазками неизвестного художника, чья кисть подчинила само время ради невысокой светлой фигурки на фоне предзакатного морского пейзажа.

Шум волн и ветра накрыла тишина, в которой грохотало сердце.

Между тем его Уна билась в руках злой птицей. И как бы ни растерялся Витал, возмущённое шипение вернуло его в реальность:

— Какой скандал! Отпустите меня немедленно!..

— Мои извинения… Сам не знаю, как так вышло… Это все ветер… И качка… Вы только не подумайте… Я ведь просто хотел помочь, пока вы… эээ…

И чем старательнее Витал выбирал слова, осторожно высвобождая собственное запястье, тем больше возмущения отражалось на лице пассажирки.

— Вам плохо от морской болезни. Но так бывает почти у всех с непривычки. Это совершенно неопасно…

Наконец Виталу удалось высвободиться. Девушка резко отпрянула и начала сердито свивать волосы в косу.

Он же судорожно нащупал во внутреннем кармане бушлата фляжку с ромом и извлёк. Дрожь в руках очень кстати унялась.

— Вам стоит выпить чего-нибудь крепкого. Рому например. Полегчает немедленно…

— Вы. Мне. Предлагаете. Пить. Ром. Из горлышка. Вашей фляги⁈…

Крайняя степень удивления в голубых глазах сменилась на негодование оскорблённой высокородной дамы.

До Витала же вдруг дошло, как в действительности абсурдно всё выглядит со стороны.

Да что он творит? Должно быть в её глазах он — не просто какой-то мужлан, а из тех негодяев, что распускают руки и пользуются служебным положением… Витал нервно сглотнул. На верхней палубе по-прежнему никого, кроме них, не было.

— Будет лучше, если я провожу вас в каюту, миледи. Ветер и качка…

Виконтесса демонстративно шагнула назад и произнесла:

— Я сделаю вид, что восприняла ваше непристойное поведение, как эдакий… эксцентричный жест гостеприимства. А вовсе не хамство и форменное панибратство. Настоятельно рекомендую впредь воздерживаться от подобного. Или — командование Гильдии Мореходов получит донесение о безобразном обслуживании и взысканием соответствующего чинам и званиям штрафа. Надеюсь, мы с вами друг друга поняли?

В завершение тирады, произнесенной самым ледяным тоном, Витала с ног до головы смерили надменным взглядом. Замешательство капитана было столь велико, что с ответом он не нашелся.

— Прекрасно! Могу ли я доверить вам распоряжение подать мне в каюту чаю с жасмином? И будьте добры, побыстрее!

Она видит в нем обслугу? Вот как⁈

Витал так и стоял, не в силах тронуться с места от удивления.

— Это всё, капитан, — с гордо поднятым подбородком проговорила миледи и, подобрав юбки, шатко направилась к себе в каюту.

Отрезвлённый сказанным, Витал проводил её взглядом и выдохнул:

— Вот это я ошибся…

Они плыли уже месяц.

Вернее, двадцать восемь дней, если судить по записям в дневнике виконтессы де Круа.

Лавразский континент остался позади. Свежий ветер не стихал, и суда эскадры шли ровно и скоро. За время путешествия Селин успела подметить, что каждый корабль сопровождения имел выдающуюся особенность: «Золотые Пески» — плавучий склад провизии и товаров, перевозящий также пассажиров среднего класса, «Фурия» и «Лентяй» — военные фрегаты с большим количеством орудийных порталов на борту. Правда ей было невдомёк, к чему боевые суда на вполне себе гражданском маршруте.

Относительно трёх прочих кораблей сопровождения, «Крылатый Марлин» отличался наибольшим изяществом и маневренностью. На верхнюю палубу выходили каюты для высокопоставленных гостей, как и капитанская. Спускаться на нижние без сопровождающих де Круа всё ещё опасалась.

Горькое снадобье с лимоном от корабельного лекаря, которое тот строго-настрого велел принимать ежедневно, действовало безотказно. После отступившей морской болезни — или всё же из-за реальности побега из Вердены? — Селин начала наконец замечать яркость изменчивой красоты бескрайних пейзажей и людей вокруг себя…

Ей становилось лучше вопреки множеству неудобств и отсутствию привычных вещей из дворцовой обстановки. Локоны стали жестче от морского воздуха, а лицо зарумянилось от первого в жизни загара — непременно сделавшего бы её мишенью ядовитой критики среди придворных дам… Но по мере удаления от континента невидимая тягостная связь с ним всё истончалась. Душу постепенно заполняли позабытые светлые чувства радости и безмятежности.

Она ловила себя на том, что стала улыбаться на неуклюжие каламбуры Антуана и тихонько, как и прежние времена, делать знаки Бруту быть снисходительнее и воздерживаться от привычных сомнительных шуточек в адрес юного наследника семейства де Сюлли. А в минуты размышлений над скрупулёзно составленным де Фонтенаком фолиантом о Да-Гуа ее то и дело увлекало наблюдение за жизнью мореходов.

И раз за разом, окрылённая, растерянная новизной собственного счастья, она обрушивалась оземь в привычные стыд и вину за свои же впечатления.

— Может ли всего лишь месяц в пути исцелить от горечи утрат? Разумеется нет, — повторяла про себя Селин, укоряла за неуместное воодушевление и возвращалась в мрачные мысли.

Впрочем, ненадолго. Ведь пребывать в сосредоточенной скорби на «Крылатом Марлине» мешало решительно все: изумительная свежесть играющего с парусами ветра, солнечные отблески на волнах, безмятежные пурпурные закаты, случайно подслушанные матросские шутки и конечно же очередные выходки кузена…

Вместо оздоровительных зелий Антуан де Сюлли предпочитал крепкое спиртное, чем и сохранял бодрость духа. С бутылкой, торчащей прямо из кармана камзола, он с удовольствием бродил по палубам. Его вылавливали из балластного отсека, выводили из камбуза, доставали из шлюпки, в которой он вздумал схорониться, играя в прятки… Его обнаруживали даже в таких местах, о существовании коих не принято упоминать в приличных домах… Когда же Антуан начинал засматриваться на мачты, к нему, припадая на металлический штырь вместо ноги, подходил боцман и заглядывал в лицо со значением. Вот и сейчас Кузен расхаживал по верхней палубе и раскрывал объятия ветру, что вздымал благородную вьющуюся шевелюру и превращал камзол в подобие паруса.