Забытые богом - Кожин Олег - Страница 4

Когда Ваграм собирался напиться, он ехал за город, оставив дома карабин и нож. Одиночество коварно, а отравленный алкоголем разум слаб и податлив. Ваграм боялся себя пьяного. Не раз и не два проскальзывала предательская мыслишка, будто нашептанная кем-то извне: «Ты-можешь-закончить-это-прямо-сейчас». Лишь боязнь Всевышнего уберегала от опрометчивого поступка. До поры до времени.

Однажды, выйдя из запоя, Ваграм обнаружил на руке глубокий, кое-как забинтованный порез, а на полу окровавленную «розочку» из коньячной бутылки. После этого алкоголь как отшептали. К счастью, Ваграм знал, где жили не очень хорошие ребята, которые продавали очень хорошую дурь… И, к счастью, Всевышний прибрал ребят, но дурь не тронул…

Ваграм поудобнее устроил «Вепрь» на коленях и принялся равномерно наполнять расстеленный блант зеленоватой махрой анаши. Ловко скрутил, взорвал не торопясь, со знанием дела. Подождал, пока голова наполнится приятной дымной пустотой, – когда в голове много места, мыслям легче двигаться. Они летают там, как космические спутники, помигивая красными сигнальными огоньками. Пока следишь за их полетом, можно понять, насколько та или иная мысль правильна. Иногда получается увидеть другую, более верную, которой раньше просто не замечал из-за тесноты и нагромождения хлама в маленькой черепной коробке, упрятанной под выгоревшей на солнце банданой. Ваграм медлил потому, что не был уверен в правильности выбора.

Добив косяк, Ваграм поскреб пятерней подбородок, заросший курчавой бородой. Приклад уперся в плечо, «Вепрь» оттягивал ладони приятной уверенной тяжестью. Карие глаза Ваграма впервые смотрели на Зверя сквозь прицел. Зверь же, до того неподвижно лежавший, вдруг встал, потянулся и принялся прохаживаться вдоль решетки, нервно оглаживая впалые бока хвостом. Будто и впрямь почувствовал, что находится в одном движении пальца от выстрела, в одном небольшом усилии мышц от смерти.

Красавец. Истощав, запаршивев, перемазавшись собственным дерьмом, тигр оставался тигром. Так пролежавший в земле меч, изъеденный ржой, продолжает источать опасную, агрессивную красоту.

Ваграм нашел Зверя случайно, когда, устав от одиночества, вспомнил про санаторий «Октябрьский». В городе лишь собаки да кошки, но они дичились мрачного двухметрового армянина с фигурой борца. Видать, звериным чутьем своим улавливали, что в прошлом Ваграм работал на отлове бродячих животных и не десяток, не сотня даже загубленных бродяжек на его личном счету. Таило обиду четвероногое племя и обходило душегуба десятой дорогой.

Были еще птицы и крысы. Этих за последние месяцы расплодилось без счету, шагу не ступить. Чувствовали они себя вольготно, жрали все, до чего добирались, попутно подкармливая собой разросшиеся кошаче-собачьи армии. Но ни пернатые, ни грызуны не годились на роль домашних питомцев. Их устраивал мир без двуногих разносчиков смерти, и они с радостью разоряли город, приспосабливая каменные пещеры человека под собственные нужды.

А в «Октябрьском» был зоопарк. Компактный, как немного разросшийся живой уголок, но вполне себе настоящий. Даже экзотическое зверье имелось, не только козы и курицы, на радость не избалованной фауной городской детворе. Но главное – главное! – там был Зверь, дикий заключенный в полосатой робе. И он умирал.

Впалые бока судорожно вздымались и опадали. Желтые глаза выцвели, подернулись пленкой. Меж желтых зубов вывалился распухший язык, шершавый, как наждак. Ваграм еще подумал, что все дохлые кошки одинаковы, будь в них хоть пять, хоть сто пять килограммов. Зверь не мигая смотрел на человека. Без мольбы, без укора. Просто смотрел. Делал все, на что хватало уходящих сил, – смотрел и дышал.

Ваграм первым прервал странные гляделки. Прикрыв банданой нижнюю часть лица, прошелся между вольерами. Объеденные мелкими хищниками, распухшие на жаре мертвые звери чудовищно воняли. Почему тигр был все еще жив, Ваграм не понимал, но животное упрямство Зверя зауважал крепко. Так крепко, что отыскал пустую канистру, наполнил водой и потащил к вольеру. Он не был жалостливым, но такую смерть считал унизительной и несправедливой. Смерть шавки, не тигра.

Зверь лакал теплую стоялую воду прямо с бетонного пола, все так же лежа на боку. Полканистры спустя он нашел в себе силы перевернуться на живот. Все это время кошачьи глаза неотрывно следили за Ваграмом, и даже искры благодарности не было в этом желтом пламени.

Канистра опустела. Зверь немыслимым усилием поднялся на лапы, обмахивая мокрую морду языком. Всем своим видом он просил добавки. Не просил даже – требовал! От такой наглости Ваграм расхохотался, шлепая себя по ляжкам. Ни выпивка, ни трава не приносили ему такой радости и умиротворения. Ваграм нашел лекарство от одиночества.

Зверь стал его отдушиной, жилеткой для слез, хотя Ваграм и не плакал. Он приходил к вольеру в любое время, иногда по ночам, когда звенящая от комариного писка духота гнала сон. Под коньяк с лимоном хорошо шли задушевные разговоры о прошлом. Под косячок лучше строились псевдонаучные гипотезы об устройстве мира и о том, почему все случилось именно так, а не иначе. Ваграм же для Зверя стал тем, кем обычно становится человек для домашней кошки, – прислугой для наполнения миски и чистки лотка. С лотком не заладилось, в клетку входить Ваграм опасался, а вот с миской сложилось удачно.

Конец света?! А что конец света? Было, да прошло. Поняв и приняв это, Ваграм решил выстраивать жизнь заново – недостатка в стройматериалах не было. Он завел карту и взял за правило отмечать пройденные маршруты. Здесь – склад с продуктами, одних только консервов хватит на несколько лет. Отметить изображением куриной ножки. Здесь – охотничий магазин: ружья, патроны, ножи, целый арсенал. Нарисовать пулю. Тут вот горючка, бензин, дизельное топливо в бочках, заправляйся не хочу! Нарисовать канистру. А вот тут шмотки, поди пойми, зачем отметил. С начала мая Ваграм носил все те же шорты, просторную футболку и выцветшую бандану.

Рисовать Ваграм не умел. Все его «курочки» походили на «пули», а те, в свою очередь, мало чем отличались от «канистр». Рисунки отдаленно напоминали геометрические фигуры, в лучшем случае. В чужих руках пользы от таких отметок – чуть. Беда в том, что других рук, кроме ваграмовых, в мире, похоже, не осталось.

Неторопливо закрашивая белые пятна, Ваграм обошел весь город, так и не встретив ни единого человека. Подобно белке, собирающей припасы на зиму, он копил отметки на карте. Уже через месяц одних только «куриных ножек» набралось столько, что с лихвой хватало до конца жизни, но Ваграм продолжал методично разведывать новые и новые точки. Так он его и обнаружил – самый обычный продуктовый склад, где, Всевышний ведает почему, имелся работающий рефрижератор, до отказа набитый морожеными свиными тушами.

Наверное, можно было объяснить все без мистики. Аварийный генератор где-нибудь в подвале, например. Или… да мало ли?! Но Ваграм умел видеть знаки, что посылает Всевышний. Единственный работающий холодильник в городе без электричества – это неспроста. Это Знак. Оставалось понять: зачем Ваграму столько мяса? А потом появился Зверь, и все встало на свои места.

Для поездок «в холодильник» Ваграм приспособил пикап. Забрасывал в кузов две-три туши и вез через весь город. Уже в санатории разрубал мясо на широкой колоде, что установил недалеко от вольера. Зверь меланхолично следил за работающим человеком, нетерпения не выказывал. Только влажные черные ноздри подрагивали едва-едва, когда их щекотал пряный запах оттаявшей крови.

Зверь насыщался до середины лета. Где-то с месяц, может, чуть больше, Ваграм давно не следил за временем. На отменной жирной свинине полосатые тигриные бока округлились, грязная шерсть налилась здоровым блеском. Зверь вдоволь ел, вволю пил, сладко спал, вынужденно слушал болтовню обкурившегося человека и все, казалось, ждал чего-то. Ваграм же не ждал ничего. Сделав крутой поворот, жизнь упала колесами в новую колею и покатилась, поскрипывая осями. Убаюканный мнимым спокойствием, Ваграм забылся, расслабился и тут же схлопотал от Всевышнего заслуженный подзатыльник.