Ледяной ветер Суоми - Свечин Николай - Страница 25

Командированный понял, что пора объясниться. И он начал, не смущаясь присутствием свидетеля в лице Вихтори:

– Юнас, ты же меня знаешь не первый год. Я хоть и служу короне, но не оголтелый русопят. И симпатизирую вам, вашему трудолюбивому народу…

На этих словах Коскинен фыркнул и согнулся пополам:

– Ой, не могу! Этих пьяниц и драчунов вы называете трудолюбивым народом? Матерь Божия…

Старшие переглянулись и тоже расхохотались. Лыков дал помощнику отсмеяться и примирительно заявил:

– Нет народов плохих или хороших, все примерно на одну колодку. Пьяниц у вас, признаться, с избытком. Ну а у нас меньше, что ли? Так я продолжу. Не хочу я вам зла, господа суомцы. И обещаю согласовывать свое дознание с вами. Мне надо выполнить приказ министра, вернуть в Россию деньги. Самого вора уже жарят на сковородке в аду, он ускользнул от наказания, сбежав на тот свет. А деньги верните. Они не ваши, а Алексея Васильевича Смирнова. На этой позиции мы можем договориться?

Кетола покосился на кандидата и подтвердил:

– Можем. Считай, уже договорились.

– Телеграфируй в Або. Пусть подготовят тех, кто сидел с Бобылем в одной камере или проходил с ним по одному делу.

– Вихтори возьми с собой, – то ли приказал, то ли попросил комиссар.

В Финляндии имелось всего две каторжных тюрьмы – одна в Гельсингфорсе, вторая в Або. Столичная вмещала примерно 470 арестантов, которые сидели в 350 одиночных камерах и 2 общих. Абоская каторга рассчитана была на 800 мест, и они редко пустовали. Тюрьмами в Великом княжестве ведало собственное Главное тюремное управление. Оно подчинялось Экспедиции юстиции Хозяйственного департамента Сената.

До 1848 года преступников, подлежащих смертной казни и помилованных по монаршему милосердию, ссылали пожизненно в Сибирь. Потом ссылать перестали; убийцы отбывали бессрочную каторгу у себя дома, а именно в Або. Караул там был сильнее, чем в столичной тюрьме, но побеги случались регулярно.

Статский советник и приставленный к нему кандидат на классную должность прибыли в город на поезде, затратив на дорогу пять с половиной часов. Они остановились в гостинице «Гамбургер Берс» на Рыночной площади. Лучшая в городе! Вихтори сначала с непривычки стеснялся богатых интерьеров и высоких цен. Но Лыков платил за все не моргнув глазом, и помощник скоро привык и даже вошел во вкус. Ну совсем как Азвестопуло…

Приезжие позавтракали, немного отдохнули с дороги. Потом явились в полицейское управление на Николаевской площади, представились полицмейстеру и получили письменное разрешение на посещение тюрьмы.

Лыков, как всегда в командировке, жаждал осмотреть новый для него город. Русские трижды брали Або: в 1318-м, 1713-м и 1742 году. И всякий раз возвращали шведам по мирному договору. Наконец в 1808-м Або взяли в четвертый раз и уже оставили себе. Он был столицей Великого княжества до 1819 года, когда управление перенесли в Гельсингфорс. Сейчас в Або (финны произносили его как Обу) проживало сорок тысяч человек. Статский советник пытался попасть в старый замок еще до посещения узилища, но помощник его одернул: делу время, потехе час.

Каторжная тюрьма находилась на краю города, на высоком гранитном холме Какола. Дорога наверх шла зигзагами. Когда извозчик высадил седоков, сыщик осмотрелся. Любопытное место… На южном склоне раскинулись сад и огород. На северном виднелись каменоломни. На западе открывался вид на море, а на востоке – на город. Рядом притулилась губернская срочная тюрьма, она была выстроена в форме креста, как и в Выборге.

Каторга представляла собой квадрат из трехэтажных гранитных корпусов со стороной семьдесят саженей. Но восточная сторона имела четыре этажа – там помещались рабочие мастерские и одиночные камеры. В трехэтажных пряслах расположились баня, прачечная, пекарня, квасоварня и кузница, а также камеры ночного разъединения.

Все это полицейские узнали от встречавшего их помощника смотрителя. Вихтори служил переводчиком. Тюремщик рассказал, не сходя с места, о порядках в тюрьме. Лыкова удивила стоящая посреди двора паровая машина с колодцем. Арестанты не тратили силы на подъем воды с глубины, это было механизировано! В России подобная забота о сидельцах не практиковалась…

Еще бросились в глаза водосточные трубы: они были густо оплетены колючей проволокой – от побегов.

После лекции гости отправились к смотрителю. Кетола сделал свое дело – тот уже знал, зачем к нему пожаловали из столицы. Полный, с розовым лицом, смотритель сказал по-шведски:

– Вам нужен арестант Калеви Инкинен. Приятель Антти Туоминена, они вместе убили семью садовника в городке Нодендаль, это в семнадцати километрах от Обу по реке. И сели вместе, на один срок – пятнадцать лет. Только Антти сбежал, а Калеви до сих пор сидит.

– Что же Бобыль не взял товарища с собой? – поинтересовался русский.

– А тот сел в карцер как раз в день побега. Но они были как два брата, хотя Калеви – простодушный дурак, а Антти очень хитер. Очень.

Смотритель поколебался, но добавил:

– У меня к вам просьба. Если вы поймаете Бобыля, дайте ему в ухо от моего имени. Весьма обяжете.

– Договорились. Пусть ваш тугодум поможет, даст подсказку, где искать его хитрого приятеля. Думаете, они как-то общаются?

– Наверняка, – сообщил смотритель. – Арестантскую почту еще ни в одной тюрьме не сумели упразднить. Кто-то посылает Инкинену с воли передачи через подставных лиц. Думаю, это Антти.

– Давайте попробуем разговорить молодца. Я могу предложить ему деньги, и немалые, если он окажет содействие.

– Да, комиссар Кетола мне телефонировал, я в курсе. Попробуйте. Деньги любят все, даже дураки.

Сыщики отправились в допросную. Вскоре туда привели подельника убийцы. Он совсем не походил на финляндца: прямые черные волосы, нос картошкой, толстые губы, как у эфиопа… Калеви был одет в арестантскую форму: куртку и штаны синей пряжи с белыми полосами, синий жилет, суконную фуражку. К удивлению Лыкова, Инкинен оказался закован в особые кандалы, применявшиеся только в финских тюрьмах. На шее его было закреплено железное кольцо. От него по груди спускались цепи в палец толщиной и крепились к железному поясу. От пояса короткие цепи шли к рукам в очень толстых наручниках, а длинные – к ножным кандалам. Весила вся конструкция больше пуда!

– Он опять провинился? – спросил статский советник у надзирателя.

– Да, я привел его из карцера. Этот человек очень агрессивен, бросается на других арестантов.

– Снимите с него цепи, – попросил Алексей Николаевич. Но тюремщик отказался – он готов был сделать это лишь по приказу смотрителя.

Инкинен угрюмо глядел исподлобья на незнакомцев. Лыков поинтересовался у своего помощника:

– Калеви – это вроде финская транскрипция имени Николай?

– Точно так.

Не предложив арестанту сесть, русский заговорил, а помощник переводил:

– Николай! Ты недавно сказал комиссару Кетоле, что не знаешь, как найти Антти Туоминена. Я сообщу тебе новость: мы готовы заплатить за сведения о его местоположении. Большие деньги – до двадцати тысяч марок! Ты ведь рано или поздно выйдешь из тюрьмы, деньги тебе пригодятся.

На туповатом лице каторжника мелькнул интерес. Он переспросил:

– Двадцать тысяч?

– Да. Наличными, они будут храниться у начальника тюрьмы, ждать твоего освобождения.

– За то, что я укажу вам, где искать Бобыля?

– Да. С тем условием, что мы его отыщем, а вместе с ним и сумму, которую он взял у убитого им кассира Раутапяя. Именно из этой суммы и последует награда. Если денег не будет, не будет и награды. Я предлагаю тебе честную сделку.

Инкинен набычился:

– Честная сделка – обещать деньги за предательство друга…

Какое-то время все трое молчали, потом каторжник заключил:

– Мне надо подумать.

– Долго будешь думать?

– До завтра. Хорошо бы еще с меня сняли железо – так легче думается.

Лыков ответил:

– Я поговорю со смотрителем, но решает он, а не я.