Седьмой прыжок с кульбитом (СИ) - "Сербский" - Страница 55

— И чем же занят долгими вечерами? — хмыкнул я.

— Козами, — вздохнул Антон.

— Козами⁈

— Да. У Риммы дочки подросли, и она увеличила стадо. И еще коз держат ее братья в деревне. Когда горит, они за мной на мотоцикле приезжают.

В такие мелочи я раньше не вникал, ну бегает парень к Римме, и пусть бегает. А сейчас стало интересно:

— И как, получается?

— После моих визитов козы редко болеют, — загордился он.

— Постой, если козы не болеют, тогда нафиг ты нужен?

— Постоянно что-то вылезает: травмы, инфекции, роды, драки… Проблем хватает. И за это хорошо платят продуктами. Чистый органик! Если ты не забыл, у нас Вера на сносях. А кушать ей надо за двоих. И еще собачка Рекс любит кости с мослами.

О том, что сам пожрать не дурак, Антон вспоминать не стал. Скромность и немногословность — вот наша семейная черта.

— Ладно, бог с этими козами, — мысленно махнул рукой я, — вернемся к нашим баранам. Какой будет твой положительный ответ?

— При зрелом рассуждении, — сказал Антон, — я согласен.

— Тогда осталось, как говорится, «утрясти мелкие детали». Спрашивай обо всем. Нам надо знать условия питания, проживания и обучения. Экзамены, концерты и каникулы. Культурная программа тоже должна быть — опера, театр и всё такое. Форма одежды, обычная, выходная и спортивная. Всё спрашивай! Потому что дома Вера запытает тебя до смерти.

— Хм… Вообще-то вопросов туча, всё сразу не упомнишь.

— У тебя в рюкзачке блокнот «молескин». Не хочешь рыться — бери салфетку, пиши. И не хмурься, отказаться мы всегда успеем! Дурное дело не хитрое.

— Так вот, — сказала Мария. — Что ты об этом скажешь?

— Думаю, поеду, — кивнул парень.

— А девочки?

— Мне кажется, они будут только рады.

Баронесса улыбнулась:

— Тогда осталось начать и кончить. Но до этого надо выполнить программу-минимум, черт побери! То есть организовать выезд вашего оркестра в ближайшее время. Нам давно пора работать! Если ты понимаешь о чем я, то репетиций мало не бывает.

— Я чем-то могу помочь?

— Если бы, — улыбка стала горькой.

В этот момент я напомнил о себе:

— Фрау Мария, есть одна бабушка, очень толковая. Давайте посмотрим ваше колено?

— Ах, Антон, — вдохнула она. — Меня смотрели лучшие врачи Швейцарии. Смотрели и делали. Но склеенная ваза — это не целая ваза. А склеенное колено еще и болит.

— Наша бабушка не простая знахарка, она дипломированный медик, — мягко возразил я. — Вы ничего не теряете, кроме времени. А если ее советы помогут?

И в этот момент на свой стул плюхнулся товарищ Иванов. Лицо его сияло, глаза блестели. Аж завидно стало, неужто повторный секс по телефону дает такой животворящий эффект? Вилкой Марии он подхватил горку капусты, другой рукой цапнул рюмку Антона и, не медля, жахнул. Как воды напился, без тостов и не морщась.

— Ну что, товарищи дорогие, у меня хорошие новости, — воскликнул он, оживленно вращая глазами. — Лед тронулся. Очень даже тронулся!

— Да? — баронесса подняла бровь.

Невнятной мимикой она требовала ясности и конкретики, без лишних слов. И маркиз ее понял:

— Маша, ты победила! Мы едем на коне!

— Влад, пожалуйста.

Баронесса поджала губы, требуя четкости, и маркиз перешел к существу.

— Оркестр ростовских студентов выделен в отдельную делегацию с открытой датой отъезда — то бишь, по готовности. Обслуживающий персонал подобран и ждет одобрения. Я назначен руководителем делегации в ранге дипломатического советника, с выплатой разницы в окладах.

Мария нахмурилась:

— А как же работа дирижером в музпеде?

— Остается. Ты пойми: педагог на кафедре — должность, а руководитель делегации — звание!

— Да, но не останется ли это словами? — засомневалась баронесса.

Видимо, не только у меня в жизни был печальный опыт. Но товарищ Иванов уверенно смотрел в светлое будущее:

— Слова — это совещание в обкоме партии. Потом партактив на Сельмаше, и твой творческий вечер с трудящимися города.

Баронессу кивнула, подтверждая расписание. И маркиз развел руками:

— Завтра я с тобой. Но послезавтра, извини, вылетаю в Москву. На встречу с самим… хм… министром. Так что всё серьезно, на таком уровне словами не бросаются.

Глава двадцать восьмая, в которой творцам коммунизма трудно достичь цели, пребывая в душной атмосфере безденежья

В кармане Антона коротко звякнул телефон, сигнализируя о входящей смс.

— Дед, что за дела? — возмутился он такому нарушению секретности. — Свой аппарат я оставляю дома!

— Пошли в туалет, — предложил я выход. — Там посмотрим.

Желанию Антона помыть руки никто не возражал, потому что педагогам было о чем посекретничать. В кабинке туалета обнаружилось, что телефон и в самом деле мой. А этот девайс по пустякам не прилетает! Проверено не раз, вот только в чужом кармане он оказался впервые. А сообщение пришло от медсестры Кати:

— «Больная требует вас. Приходите».

Тут же я отстучал обратно:

— «Проблемы?».

— «Нет, просто капризничает. Больные женщины, они такие».

— «Больной женщине цветы, тебе мороженое. Принесу вечером».

Катя возразила:

— «Не надо мороженое, от него толстеют. Давайте колбасу».

Колбасу так колбасу. Мне по душе докторская — она хороша на ржаном хлебе. А если придавить сверху ломтиком голландского сыра, то особенно хороша. Кстати говоря, рецептуру докторской колбасы на Первом колбасном заводе разрабатывали для больных. Точнее, для больных, «имеющих подорванное здоровье в результате царского деспотизма». Это не я сказал, это цитата. Состав колбасы несложен: мясо высшего качества, немного яиц и капелька молока. Лучше докторской была только телячья, а самой крутой из вареных сортов считалась колбаса «Член политбюро». Но это не точно, на уровне слухов — сам никогда не видел.

Послабления и добавки в колбасу начнутся в конце семидесятых, и при этом качество покатится вниз лавинообразно. Причин тому множество, одна из них благородная: желание правительства накормить народ хоть чем-нибудь. В колбасу стали добавлять сою, морковную клетчатку и молотые в пыль копыта — для увеличения объема и снижения цены. Накормить не удалось, а вот качество потерялось навеки веков. Аминь.

Заканчивая переговоры, я отстучал:

— «Будет тебе колбаса, сыр и хлеб. Иди работай, и по делам воздастся».

Кстати о хлебе: с качеством такая же фигня. Пока что его делали из правильной муки, без модных добавок, разрыхлителей и консервантов. А вот то, что мы едим сейчас, хлебом назвать трудно. Хотя, с усилителями вкуса и ароматизаторами, населению заходит и даже вставляет.

Пока я рассуждал за жизнь по-стариковски, Антон отбил сообщение Вере, заодно, раз такая оказия. Мол, всё в порядке, работаем по плану. И мы отправились обратно.

Я уважаю те рестораны, где заполнена парковка, а в гардеробе толкутся посетители. Это означает, что блюда могут восхитить и не сильно, зато хоть продукты будут свежими. Еще один важный критерий выбора — сортир. Если ты зашел в незнакомый ресторан и увидел людей в зале — не спеши садиться, иди мыть руки. Помыл с удовольствием, в чистоте и порядке? Только теперь можно искать место и требовать меню.

Но это в мое время. Сейчас же ресторан «Интурист» считается очень дорогим заведением — меньше рубля за блюдо здесь не берут. За осетрину или севрюгу придется выложить все полтора. Порция черной зернистой икры, дополненная кубиком масла и веточкой зелени — рубль восемьдесят. А цыпленок табака, поданный с жареной картошкой и горкой зеленого горошка — аж два пятьдесят! Впрочем, оно того стоит. И не за зеленый горошек, который страшный дефицит. Просто таким цыпленком можно двоих накормить.

Когда-то я водил сюда девушек — распуская хвост, пускал пыль в глаза. Они пищали. Здесь ужинают солидные спекулянты, важные бандиты и командировочные боссы разной толщины. Богема тусуется постоянно. И конечно, простые горожане тоже прорываются. Кто-то с целью учинить банкет, у кого-то свидание. А студенты со стипендии ломятся просто потанцевать. При желании можно уложиться в пять рублей на пару, если не шиковать. Но лучше десять, тогда получится и выпить, и вкусно закусить. А когда хочется не просто ужинать с дамой, а гулять широко — готовьте все двадцать рубликов.